ЧалыйЧалый - с вкрапленными белыми волосами в волосах основной окраски, а также светлый с черной гривой и хвостом или наоборот (о масти лошади)- Словарь Русского Языка. В контексте рассказа - "чалый" условно принятое название служебной раскраски звездолетов ("рабочих лошадок") Транспортной Службы Лиги Наций Земли - Прим. авт. звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов.
Зияющая в пространстве пасть Транссфера Вильяминова была уже хорошо видна прямо по курсу корабля и из всех его четырех иллюминаторов.
Огромная, безмолвная и переливающаяся всеми цветами радуги воронка, в которую вот-вот должен был ухнуть массивный корпус “Иуды”, произвела на Германа отталкивающее впечатление.
Он, конечно, ожидал нечто подобное. Но так далеко его фантазия и полученные еще в Космической Академии представления о Вселенной не заходили никогда.
Все его естество охватил бессовестный трепет и щемящий душу страх.
Тем временем, все электронные устройства, находящиеся в рубке корабля и полностью безучастные к потрясениям своего командира, уже давно пришли в движение.
Суперком лихорадочно просчитывал траекторию входа корабля в транссфер.
“ Р” с мягким знаком как белка в колесе крутился на своем кресле. Он то отдавая распоряжение двигателям корабля начать торможение. То громко и вызывающе щелкал тумблерами гравитационной и антиметеоритной защиты, то поворачивался в сторону Германа и делал душещипательный доклад о выполнении очередного этапа подготовки “Иуды” к транспространственному скачку.
Даже неповоротливый увалень ПКЖ и тот не остался равнодушным к всеобщей суматохе и беспокойству. Все его следящие системы искрились разноцветными лампочками, конструкции активно трансформировались, контрольные панели и цилиндр Суперкома начали быстро расползаться в разные стороны, складываясь самым немыслимым образом и медленно задвигаясь в пол рубки.
Во всей этой суматохе, только лишь один Герман оставался спокойным и уверенным в себе.
Может быть потому, что не до конца понимал суть всего происходящего. А может и потому, что все еще не мог оторвать своего зачарованного взгляда от транссфера.
Неожиданно корабль задрожал и начал медленно вращаться вокруг своей оси. Система искусственной гравитации “Иуды” была уже не в состоянии противостоять буйству обрушившейся на звездолет стихии. О чем и поспешила устами “Р” с мягким знаком известить своего командира и единственного живого человека на борту.
Закончив с докладом о выходе Системы искусственной гравитации “Иуды” на критические режимы работы, “Р” с мягким знаком порекомендовал Герману незамедлительно занять свое место в камере анабиоза, в форму которой уже успел трансформироваться ПКЖ.
Однако, Герман, почему - то отказался последовать рекомендациям.
- Я хочу увидеть все своими собственными глазами, - пояснил он свое решение роботу. - Надеюсь, что это не противоречит инструкции. Или я ошибаюсь?
- Никак нет, сэр, - без особого энтузиазма в голосе подтвердил “Р” с мягким знаком. - Вы не ошибаетесь. В инструкции о проведении полета действительно ничего не сказано о том, что командир корабля не имеет права лично контролировать прохождение звездолетом транссфера. Просто это раньше никому не приходило в голову, сэр.
- Значит, я буду первым и последним из тех звездолетчиков, кому именно это и пришло в голову! - холодно отрезал Герман. - Еще какие-нибудь возражения есть?
- Нет... То есть да, сэр! - засуетился робот. - Вы не могли бы занять, в этом случае, свое место в ПКЖ? Дело в том, что я не могу гарантировать отсутствие перегрузок и тряски во время прохождения кораблем транссфера. А это может пагубно сказаться на вашем здоровье, сэр. В мои обязанности входит, как вы знаете, постоянная забота о нем, так же, как и о самом корабле.
- Ну, эту твою просьбу, я думаю, можно выполнить, - согласился Герман, неторопливо направляясь в сторону ПКЖ.
- Даю отсчет расстояния до входа корабля в транссфер! - громко затараторил своим металлическим басом робот, как только Герман оказался в полной власти ПКЖ и, все его тело безнадежно увязло в густой и склизкой антигравитационной массе.
- До входа в транссфер осталось сто тысяч километров, пятьдесят тысяч, двадцать пять тысяч. Всем системам корабля быть в полной готовности. - монотонно продолжал бубнить “ Р” с мягким знаком. - Десять тысяч до перехода. Пять тысяч километров. Все. Нулевая отметка. Вход в первую пограничную зону транссфера - зону локального старта - зафиксирован. Предполагаемое время прохождения зоны - 625, 56677 секунд...
Сразу же после этих слов робота “Иуду” тряхануло так, что Герман на мгновение потерял сознание и позабыл обо всем на свете.
Когда он пришел в себя, звезды в иллюминаторах “Иуды” уже давно превратились в едва заметные световые штрихи и быстро таяли в надвигающейся темно - фиолетовой мгле.
Корабль уже несколько минут был в Транссфере. Между тем, унылая картина в его иллюминаторах продолжала оставаться неизменной.
“ Стоп. - Подумал про себя Герман, - Почему замолчал “Р” с мягким знаком? “Иуда” уже добрых пятнадцать минут назад должен был пройти контрольную точку транссфера - пояс этих чертовых нуль-шишиг! Да и вся эта, ими инициируемая, грязно-фиолетовая жуть уже давно должна была расползтись на рваные лохмотья и уступить свое место звездам и абсолютной черноте. По крайней мере, именно к этому его готовили во время стажировки на Плутонианской Космобазе. Что-то здесь не так “
- Докладываю обстановку, сэр! - немедленно отозвался на мысленный призыв своего командира “Р” с мягким знаком.
Герман вынужден был признать, что наличие телепатических способностей у его электронного соглядатая, так тщательно им скрываемое, иногда может оказаться очень даже кстати.
- Время нахождения корабля в Транссфере на данный момент составляет не полные семнадцать минут. Прохождение пояса нуль-шишиг не зафиксировано. Вынужден проинформировать вас о наличии нештатной ситуации, - между тем упавшим голосом продолжал свой доклад робот. - Какие будут распоряжения, сэр?
“ Помолиться богу в ожидании страшного суда!“ - мысленно послал к чертовой матери робота и всех его создателей, вместе взятых, Герман.
- Не понял Вас, сэр! повторите пожалуйста ваше распоряжение! - растерянно переспросил “Р” с мягким знаком.
- И уже никогда, судя по всему, не поймешь, - раздраженно огрызнулся в его адрес командир “Иуды“. - Лучше следи за временем. Это единственное, что мы пока можем себе позволить делать. Или у тебя есть другие предложения?
- Никак нет, сэр. Предложений нет. Время нахождения корабля в Транссфере уже составило двадцать три неполных минуты. Но это невозможно, сэр! - встревожено отрапортовал робот. - Это противоречит всем знаниям земной науки о транссферах, сэр. Время здесь должно отсутствовать. Но этого не происходит. Мы уже давно должны были пройти обе пограничные зоны транссфера: как локального старта, так и локального выхода. Мы находимся неизвестно где. И время здесь все еще существует. Посмотрите в иллюминаторы, здесь также существует материя. И, главное, она изменяется.
- Ну и черт с ней. Пусть что хочет, то и делает, - тяжело вздохнув, выругался в адрес “материи “ Герман. – Нам-то, что с этого...?
Герман не успел закончить фразы.
“Иуду” в очередной раз сильно тряхнуло. И прежде чем Герман опять потерял сознание, в его мозгу молнией сверкнула спасительная мысль:
“Ну-у, Слава богу. Хоть что-то, да происходит!“
Когда он уже во второй раз за последние полчаса вынырнул из глубин своего подсознания, в иллюминаторах “Иуды” опять сверкали звезды. Правда, их сияние было очень странным. Замедленным, что ли? Создавалось даже впечатление, что они были просто нарисованы белой краской на черном холсте бумаги.
- Момент перехода корабля через транссфер не зафиксирован. Момент выхода из первой пограничной зоны транссфера - зоны локального старта, моменты входа и выхода из второй пограничной зоны транссфера - зоны локального финиша, также не зафиксированы.
- Мы что, возвращаемся домой? - высказал вслух первое, что пришло ему в голову, Герман
-Никак нет, сэр! - быстро поставил крест на предположении своего командира “Р” с мягким знаком. - Согласно показаниям всех находящихся на борту корабля приборов, “Иуда” все еще находится в зоне транссферного перехода. Точнее, в его, не поддающейся идентифицированию, части.
- Ну, тогда, где мы, черт возьми, находимся, - вскипел Герман. - И что все это значит! Я не собираюсь принимать участия в разных там дурацких экспериментах Транспортной Службы по изучению природы транссферов и раскрытию тайны происхождения "стерегущих" их входы и выходы нуль-шишиг! Об этом нет ни строчки в моем контракте. Да я...
- Это не эксперимент, сэр! - поспешил успокоить своего шефа робот. - Я оказался в таком же положении, как и вы. Я...
- Да заткнись ты, электронная обезьяна, - обрушил весь свой гнев на безропотного робота Герман. - И без тебя тошно. Лучше займись навигационными картами. Хотя вряд ли это нам хоть чем-то поможет. И черт меня дернул согласиться на этот рейс. Ведь знал же, знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И что же? Финита ля комедия, синьоры. Как говорил один мой итальянский друг.
- Срочное сообщение, сэр. Прошу вашего внимания. Это очень важно! - требовательным, если не сказать большего, тоном перебил своего командира робот.
- Ну что там у тебя еще. Если ты собираешься сообщить мне о том, что корабль через секунду - другую взорвется, можешь себя не утруждать. Мне уже все равно! - с наигранным равнодушием в голосе, откликнулся Герман.
- Прямо по курсу корабля наблюдаю объект. Объект явно искусственного происхождения! - скороговоркой выпалил робот.
- Неужели? И такое бывает? - недоверчиво переспросил Герман. И в его душе с новой силой вспыхнула спасительная искра надежды.
- Так точно, сэр! - торжествующим голосом, продолжал робот. - Приступаю к немедленному сканированию объекта. Первая информация уже есть. Прикажете ее доложить?
- Нет, я прикажу ее немедленно забыть и переключить свое внимание на что-нибудь более существенное! - съязвил в адрес робота Герман.
- Не понял вас, сэр! - искренне удивился робот.
- Докладывай, черт тебя возьми, - не в силах больше сдерживать своей ярости, -прорычал Герман. - Хотя нет. Постой. Пусть это лучше сделает за тебя Суперком. А ты займешься налаживанием связи, если этот твой объект, к счастью для нас, окажется межзвездным кораблем.
- Это корабль, - с готовностью подтвердил робот. - Это, несомненно, корабль. Причем, судя по всему, земного происхождения. Однако, переключаюсь на то, чтобы осуществить с ним информационную связь и передать сигнал бедствия. Суперком в полном вашем распоряжении, сэр! Он немедленно доложит вам результаты сканирования обнаруженного нами корабля.
Герман резко обернулся в сторону зеркального цилиндра Суперкома. Но тот, не дожидаясь дополнительных распоряжений, уже начал монотонным голосом свой доклад:
- Объект идентифицирован. Это космический корабль земного производства. Дата производства - ноябрь 2158 года. Класс корабля - сверхсекретный стратегический крейсер оригинальной серии. Серийный номер - отсутствует. Секретный военный код крейсера - “Терминатор 003”. Официальное название корабля: “ транспортник “ Иуда” дальнего радиуса действия. В спецреестре Транспортной Службы Лиги Наций Земли данный крейсер не значится. Тактическое вооружение крейсера: восемь электромагнитных пушек повышенной мощности, предназначенных для выведения из строя систем управления кораблей возможного противника. Стратегическое вооружение крейсера: двадцать четыре автономных аннигиляционных контейнера независимого наведения, предназначенных для уничтожения живой силы противника по критерию суммарной биологической массы. Поставленная перед крейсером задача: найти и немедленно уничтожить в секторе F - 34 Галактики, выход в который совпадает с локальным финишем Транссфера Вильяминова, любую биологическую массу, в случае если ее суммарные объемы превысят 5 000 тонн. Экипаж крейсера: пилот-камикадзе лейтенант Транспортной службы Герман Леваневский, второй-пилот - Тактико-виртуальный андроид серии “Р” с мягким знаком, позывные и кодовый номер последнего не поддаются идентификации. Конкретные предложения со стороны Суперкома экипажу: незамедлительно уничтожить противника путем электромагнитной атаки и выведения из строя всех его сенсорных и коммуникационных систем. Жду дополнительных указаний.
- Вот это да! - вырвался из самых недр человеческой сущности Германа не поддающейся полной идентификации возглас.
В нем, в этом возгласе, было все: и чисто животный ужас, и дикое изумление, и страстный восторг и, даже, немножко сарказма.
- Вот это да! - в шоке и легком оцепенении повторил вслух Герман, вскакивая на ноги и обращая свой разъяренный взор на “Р” с мягким знаком.
В его душе в этот момент творилось нечто невообразимое. Он только что узнал именно то, к чему так сильно стремился с самой их первой беседы с Коллинзом. И самая эта новость в буквальном смысле повергла его в шок.
Он был раздавлен. На какие-то минуты он даже потерял способность трезво рассуждать и четко излагать вслух свои мысли.
- “ Пилот-камикадзе... найти и немедленно уничтожить... Любую биологическую массу...,- подобно раскаленному железу, жадно и бесчеловечно вгрызались в его сознания слова, произнесенные Суперкомом. - Двадцать четыре автономных аннигиляционных контейнера... Сверхсекретный стратегический крейсер... Серийный номер - отсутствует...?”
Герман в отчаянии затряс головой и, не в силах больше сдерживать переполнявший его ураган эмоций, бросился в сторону “Р” с мягким знаком. Единственным его желанием в эти мгновения было оторвать этой ТВАРЬ-и голову. Чего бы это ему не стоило.
Но, к его немалому разочарованию, он опоздал.
Робот уже был мертв! Если конечно, так можно выразиться в адрес нашпигованной электроникой машины.
Его скрюченные параличом конечности безжизненно свисали с подлокотников кресла. На глупой и уродливой физиономии, к тому же быстро таявшей от воздуха и температуры, застыла гримаса боли, отчаяния и удивления одновременно. Глаза робота остекленели, вывалились наружу и очень быстро превратились в безобидные серые шарики.
И тут только до Германа дошла вся сюрреалистическая суть происходящего. И он в одно мгновение понял, что именно произошло с роботом.
Все было очень просто. Даже забавно. Робот не смог вначале понять, а потом и выполнить приказ. Самый что ни на есть простой и банальный приказ. Приказ об уничтожении самого себя. Приказ о самоликвидации. Это же так просто. Для каждого из людей.
Но робот не был человеком. Он был машиной. Пусть даже, и очень совершенной машиной. И вот результат. Заложенная в него программа вошла в прямое противоречие с самой собой. Электронные цепи замкнулись в бесконечном цикле. И робот свихнулся. Его искусственные нейроны не выдержали такой нагрузки и поспешили пожертвовать ради своего самосохранения управляющей ими программой.
- Да, брат, - немного успокоившись и окончательно придя в себя, сочувственно произнес в адрес робота Герман. - Это тебе не в чужих мозгах копаться и не отдавать распоряжения о ликвидации биологической массы.
Герман поморщился от одной только мысли о той чудовищной и кощунственной миссии своего корабля, о которой он только что узнал.
- Да, брат, “Р “ с мягким знаком, - холодно и уже без тени жалости в голосе, повторил Герман. - Похоже, что философская категория самоубийства тебе оказалась не по зубам. Что ж, твои создатели об этом не подумали. Ведь они то люди. Им то все это должно быть хорошо знакомо. Хотя...
Герман презрительно сплюнул, прежде чем продолжить свой монолог:
- Им, с высоты их комфортных кабинетов и теплых ангаров, это тоже должно быть невдомек. За них всегда погибали, и будут погибать, другие. Такова жизнь. Одни отдают распоряжения - где и какую биологическую массу уничтожить. Другие же эти бесчеловечные распоряжения выполняют... К счастью, правда, не всегда. Не все же способны выполнить роль палача. Некоторые, я честно говоря, готов преклонить перед ними колени, выбирают другой выход. Почти такой же, какой выбрал ты, “Р” с мягким знаком. Вот только делают они это, в отличие от тебя, вполне сознательно. А не потому, что заложенная в них программа неожиданно ликвидирует самою себя. Так - то! Глупая ты железяка!
Герман отвернулся и, к его немалому удивлению, горькая слезинка покатилась и застыла на его правой щеке.
- Внимание экипажу, внимание экипажу, - вывел Германа из его тягостных раздумий Суперком. - Необходимо срочное вмешательство в управление кораблем. Основная контрольная система корабля выведена из строя. Корабль все еще находится под угрозой нападения. Жду указаний от командира корабля. Разрешите уничтожить цель.
- Какую еще цель, - с трудом соображая, переспросил Герман.
- Ах, да, - наконец дошел до него смысл оброненной Суперкомом фразы. - Чужой крейсер? Я про него совсем забыл, черт возьми! Из головы вылетело....
- Немедленно уничтожить цель. Я повторяю. Немедленно уничтожить цель. - уверенно скомандовал он Суперкому.
“ Какую цель? Самого себя!? Ну, это же полный бред! - пронеслось в сознании Германа уже в следующие мгновения. - Как я могу отдавать приказ об уничтожении своего собственного корабля? Да и каким же образом мой собственный корабль может сам себя атаковать?“
- Стоп. Стоп. Суперкому немедленно приостановить выполнения моего предыдущего распоряжения. Вплоть до полного выяснения обстоятельств, - прокричал во всю глотку Герман первое, что пришло ему в голову. - Ничего не предпринимать.
- Выполняю, сэр! - с готовностью откликнулся Суперком. - Но, по моему...?
- Что? Что, уже поздно? - встревожено перебил его Герман, в отчаянии хватаясь за голову.
- Боюсь, что да, сэр! - невозмутимо подтвердил Суперком.
- Можешь не продолжать, - разочарованно махнул рукой в его сторону Герман. - Теперь это уже не имеет значение!
- Боюсь, что вы меня не поняли, сэр! - не обращая внимания на возражения Германа, продолжал докладывать Суперком. - Я не могу отменить выполнение вашего предыдущего распоряжения совсем не потому, что оно уже выполнено. Отнюдь. Все гораздо хуже!
- То есть? - несколько опешил Герман.
- Все системы управления кораблем перешли под полный контроль противника. Мы обезоружены, сэр. У нас более нет ни единого шанса выпутаться из всей этой ситуации. Вашему кораблю угрожает прямой захват или полная ликвидация. Ваш выбор предельно ограничен, сэр. При сложившихся обстоятельствах, вы можете либо отдать распоряжение на то, чтобы добровольно сдаться неприятелю в плен, либо...
- Либо? Ну же, не заставляй меня, тянуть тебя за язык! - не выдержал напряжения и подстегнул Суперком Герман.
- Либо, - Суперком запнулся, прежде чем закончить импровизированное предсказание дальнейшей судьбы своего командира. - Вы можете отдать немедленный приказ о самоуничтожении управляемого вами звездолета.
- Как это? Я действительно могу отдать приказ об уничтожении управляемого мною звездолета? - недоверчиво переспросил его Герман. - А такое вообще возможно?
- Так точно, сэр. Теперь, после выхода из строя при невыясненных обстоятельствах тактико-виртуального андроида серии “Р” с мягким знаком, вы стали единственным и полноправным хозяином на корабле. Я обязан выполнять любое ваше распоряжение, сэр. - почтительно пояснил свои слова Суперком. - Ваше распоряжение о немедленном самоуничтожении звездолета не является исключением. Если вы его отдадите, я подтверждаю свою готовность его выполнить.
- А если, я не отдам подобного распоряжения? - с нескрываемой тревогой в голосе, поинтересовался Герман у своего электронного визави. - Самоликвидируется ли корабль в этом случае?
- Никак нет, сэр! Об автоматической самоликвидации корабля в случае чрезвычайных обстоятельств в заложенной в меня программе - нет ни слова! Я продолжаю ожидать от вас соответствующих распоряжений! - холодно отчеканил Суперком.
Герман облегченно вздохнул и, тщательно взвесив в уме все за и против, вновь обратился к Суперкому:
- Хорошо, я все понял. Но, боюсь, что у меня нет другого выхода. Этот корабль должен навсегда исчезнуть, не нанеся при этом никому вреда. И чем раньше это случится, тем лучше. Сколько понадобится времени, чтобы подготовить его к взрыву?
- Пятнадцать минут, сэр! - быстро ответил Суперком.
- Ну что ж, тогда..., - Герман запнулся. И окончание его распоряжения Суперкому повисло в воздухе.
Его внимание привлекла величественная картина, представшая перед его взором в одном из иллюминаторов “Иуды”.
Это был корабль. Огромный, имеющий точно такую же, как и у корабля Германа, чалую расцветку, корабль ...
И он стремительно приближался к “Иуде”, намереваясь разойтись с ним параллельным курсом.
- Что бы это ни было, черт возьми, - в задумчивости произнес Герман, - у меня уже нет другого выхода. Будем считать, что тебе, дорогой мой двойник, крупно не повезло. Даже, если я и ошибаюсь...
Неожиданно внимание Германа привлекла еще одна серая точка, на некотором расстоянии следовавшая след в след за незаслуженно чалым звездолетом.
Точка стремительно росла, быстро меняя свою форму и очертания. Пока, наконец, на глазах озадаченного Германа не превратилась еще в один корабль.
- Не может быть, - медленно и недоверчиво произнес он одними губами. - Еще один корабль? Здесь? Сейчас?
Между тем, второй из кораблей приближался все ближе и ближе к “Иуде”. Уже можно было различить отдельные части его конструкции, серебристые панели обшивки и ярко освещенные иллюминаторы.
- Ну, это же явно не боевой звездолет, - с трудом переводя дыхания, пробурчал себе под нос Герман. - Что он здесь делает?
Герман пребывал в замешательстве.
Уничтожать гражданский звездолет в его планы явно не входило. Другое дело, этот чалый двойник “ Иуды”. Чем бы он ни был на самом деле, но по поводу его предательской сущности сомнений в душе Германа не было. А значит … Он был обречен. Даже если и невиновен?
Герман напряженно думал. Все никак не решаясь принять окончательного для себя и судьбы “Иуды” решения.
Между тем, чалый двойник “Иуды” уже полностью заполонил своим корпусом один из боковых иллюминаторов его, Германа, корабля. А на обшивке серебристого звездолета уже можно было прочитать некоторые из надписей.
- Ладно, будь, что будет, - наконец решился Герман.
Дочитав до конца на борту серого звездолета: “Космический исследователь “Первопроходец” 21 - звездная экспедиция ”, он решительно повернулся в сторону Суперкома, чтобы отдать, последнее, как он считал, в своей жизни распоряжение.
- Ладно, Суперком, приступай..., - начал было он.
Но Судьба в очередной раз распорядилась иначе.
Массивный корпус “Иуды” неожиданно завибрировал.
Германа швырнуло на пол.
Предпринимая отчаянные попытки сохранить равновесие и быстро теряя сознание, он беспомощно покатился в дальний угол рубки.
Корабль судорожно вздрогнул, закрутился волчком вокруг своей собственной оси и, так и не сумев ничего противопоставить неведомой стихии, оказался в ее полной власти.
Он падал. Униженно и обречено.
Падал, если только это можно так назвать применительно к условиям открытого космоса.
Падал в мрачную и безжизненную пустоту.
Его засасывало все сильнее и сильнее. Пока, наконец, густая и всеобъемлющая мгла не сомкнулась за дюзами его маршевых двигателей.
Пространство вокруг Германа и его корабля неожиданно замерло.
Время остановилось...

* * *

Сознание возвращалось к Герману медленно, но, как ни странно, легко и безболезненно.
Он попытался открыть глаза. Но тут же с ужасом обнаружил, что у него больше нет глаз.
Он попытался пошевелить пальцами правой руки. Самоуверенно ожидая ощутить острую боль во всем теле от всех только что перенесенных им падений и переворотов.
Опять же... он ничего не почувствовал. У него больше не было рук!
Он выдержал какое-то время, чтобы в полном отчаянии повторить свою попытку. Но, ровным счетом ничего не изменилось.
Его тело больше его не слушалось. Более того, хотя он все еще и боялся себе в этом признаться, у него больше не было тела.
Его окружала мрачная пустота и безмолвие.
Он не слышал не единого звука. Он не чувствовал не единого запаха. Он вообще не ощущал реальность как таковую.
И с ним это было впервые.
Единственным, что все еще оставалось в его власти, был его разум. И еще, что не менее важно, память.
Он отчетливо помнил все, что с ним произошло. Причем не только в последние часы и минуты перед катастрофой “ Иуды”, но также в каждую из той дюжины миллиардов секунд, которые он прожил за всю свою жизнь.
“Надо же, - подумал он про себя. - А я представлял себе Преисподнюю несколько иначе. Не говоря уже, конечно, о Рае “
Его несколько вульгарная и не совсем уместная шутка ему самому понравилась. Даже в той ситуации, в которой он оказался, лейтенант Леваневский продолжал быть верным самому себе.
Ему было страшно. И он не скрывал этого.
Но вместо того, чтобы запаниковать и трусливо читать молитвы, он предпочел цинично шутить. И был благодарен Всевышнему. А может и самой Природе за то, что она сохранила за ним это право.
“ - Однако, - вновь подумал про себя Герман. - Также не может продолжаться вечно. Я могу так и со скуки помереть?“
Герман попытался улыбнуться. На мгновение забыв о том, в каком положении он оказался.
Как и следовало ожидать, ничего не случилось.
Он продолжал оставаться наедине с самим собой, не будучи даже в состоянии самому себе улыбаться.
“ Однако, - как попугай повторил он про себя. - Я начинаю сердиться! Эй, там, наверху, вы слышите? Сделайте со мной хоть что-нибудь! Если виновен, что ж, пожалуйте на сковородку! Я ответственности не боюсь! Если нет, так уж будьте так любезны препроводить меня в ваши райские кущи! И вообще, что-то я не понимаю! Я, так сказать, у Вас в гостях... И, судя по всему, очень надолго, если не навсегда... И ко мне никакого внимания! Даже страшного суда не предложили!
Герман развеселился. И его понесло не на шутку.
“ Нет, вы уж, будьте так любезны, обратить на меня внимание, господа! Или как вас там еще? - мысленно продолжал он односторонний диалог с выдуманным им же самим собеседником. - Я же могу и обидеться! Я, между прочим, к вам не по собственной воле попал! Так получилось! Понимать надо! Если вы так и дальше будете играть со мной в прятки, я могу и обратно вернуться! С вашего разрешения, конечно! Честно признаться, там, на белом свете, мне понравилось больше! Ну, так как? Может мне вернуться? “
Герману начал надоедать тот спектакль, который он сам перед собой разыгрывал. Он глубоко задумался. И тут ему на ум пришло более интересное занятие.
“ Ну если со мной никто не хочет разговаривать... - заструились в его сознании свежие мысли.
“Что ж, придется всецело погрузится в свои собственные воспоминания, - философски закончил он. - Вот только с чего бы начать? “
Герман пребывал в замешательстве.
Вспоминать детство ему не хотелось. Лишний раз копошится в своей сознательной биографии он за время своего продолжительного общения с “Р” с мягким знаком разучился. Оставалось только два пути: либо обратить свой взор на безмятежную юность, либо, в конце концов, окончательно разобраться с тем, что же все-таки произошло с “Иудой” в его последние часы и минуты, скажем так, земного существования?
“- М-да, выбор, конечно, не велик, - подытожил Герман. - Но с чего-то надо начинать? Юность то, конечно, предпочтительнее и интереснее. Зато последние часы его жизни гораздо важнее и, главное, непонятнее. С них то мы, пожалуй, и начнем.
То, что произошло с его электронным соглядатаем, в общем то, уже давно нашло в его сознании вполне приемлемые и разумные объяснения. А вот то, что случилось после этого - пока еще было для него загадкой.
Но, лучше все по порядку.
Его звездолет атаковал чужой корабль, оказавшийся точно таким же, как его собственный. Это было. Хотя, может быть, и нет? А вдруг это был какой-нибудь мало изученный земной наукой физический эффект? Ну, скажем, точное зеркальное и электромагнитное отражение его собственно корабля от незримой преграды. Почему бы нет?
Тогда все и сразу становится на свои места и не требует никаких дополнительных изысканий...
Совершенно неожиданно все вокруг Германа закружилось в фантастическом водовороте событий?
И хотя он продолжал оставаться слепым, глухим и беспомощным, он неожиданно что-то почувствовал.
Он пока не мог понять, что именно? Ведь он никогда раньше не сталкивался с подобным чувством и поэтому был не в состоянии его описать.
Его куда-то тянуло, влекло …И он был полон энергии?!
И тут только он, наконец, догадался, что именно это было за чувство.
Он чувствовал Движение.
И это было пока третьим, после разума и памяти ощущением, которое Природа великодушно посчитала возможным ему вернуть.

* * *

То, что когда-то было Германом Леваневским, теперь ощущало себя маленькой и неуловимой частицей энергии с бешеной скоростью мчавшейся через бездну пространства и времени.
Он был ФОТОНом. Да, да именно ФОТОНом.
И хотя он не мог это утверждать с полной уверенностью, но он это знал.
Его продолжали окружать темнота и безмолвие. Но он уже чувствовал в них присутствие себе подобных. Таких же, как он фотонов, загадочных и неудержимо рвущихся к им же самим неведомой цели.
Их были миллиарды, а может быть и секстильоны. Каждый из них не имел ни малейшего представления о том, где и зачем был начат его путь и где ему суждено прекратиться. Каждый из них был сам по себе. И ничто его не связывало с остальными.
ФОТОН, который прежде был Германом, тоже не был исключением. Но, в отличие от других, он был способен почувствовать свое полное Одиночество во Вселенной.
Неожиданно незримая преграда оказалась на его пути.
Силы стали быстро его покидать. Он стремительно терял свою скорость и, прежде казавшуюся ему бездонной, энергию.
Прошло еще мгновение. И вдруг он понял, что сливается с тем, что прервало его предначертанный путь. Он почувствовал, как становится вначале ее маленькой частью, а потом уже и ею самой.

* * *

Теперь он был АТОМом, о который разбился и в котором увяз как фотон.
Новые, прежде неведомые ему чувства и ощущения ураганом ворвались в его сознание.
Теперь его уже не только тянуло, но еще и отталкивало. Он неожиданно понял, что в жизни бываю соперники и партнеры. Первые, очень похожие на него, либо спасаются бегством, страшась его силы и мощи. Либо стараются эту силу и мощь у него отнять. Вторых же влечет к нему с необузданной силой. Им не хватает его, а ему без них никогда не достичь покоя.
А еще, он неожиданно почувствовал Гравитацию.
Его властно тянуло к большему. Меньшее, в свою очередь, покорно притягивалось к нему.
А еще он чувствовал холод и жар.
Его то переполняла энергия, то крепко сжимал в свои холодные и цепкие объятия паралич.
А еще то, что он теперь не один. Он неожиданно почувствовал Единство. Единство того маленького мирка атомов и частиц, которые его окружали. Каждый в этом мирке был чем-то зависим от другого. И совсем не гнушался этим. Ведь все вместе они были частицей чего-то большего! А каждый по отдельности - только лишь ни кому ненужной песчинкой!
Окружающий Германа маленький мирок, к которому он уже начал привыкать, между тем, неожиданно стал изменяться, растворяясь в чем-то еще более важном и сильном.
Герман опять почувствовал себя вначале маленькой частью этого нового мира, а потом неожиданно стал им самим.

* * *

Теперь он был ЖИВОЙ КЛЕТКОЙ, безжалостно поглотившей его как АТОМ.
Круг его чувств расширился вновь.
Он почувствовал Жизнь и ответственность за ее продолжение.
Он почувствовал также и Власть. Власть над своим Организмом.
Он научился отдавать своему организму приказы и строго следить за их исполнением.
Он снова почувствовал Боль и научился ее подавлять.
Он почувствовал то..., что меняется вновь. И в этом процессе узнал свое предназначение.

* * *

Теперь он уже был нежным зеленым РОСТКОМ, превратившись в него из КЛЕТКИ.
Он узнал то, как возникает и формируется жизнь.
Но узнал он и то, что эта жизнь не бывает вечной. Тем более, если не тянется к Свету.
Он научился самостоятельно строить свой организм и нежно заботиться о его процветании.
Он научился преодолевать препятствия, мастерски их обходя либо дерзко протыкая насквозь.
Он узнал, что бывают Стихии. И эти стихии не всегда благодушно относятся к жизни.
Все остальное он так и не успел узнать. Так как жизнь его вновь изменила Форму.

* * *

Теперь он уже чувствовал себя ДИКИМ ЗВЕРЕМ, для которого РОСТОК послужил подкреплением жизни.
Природа наконец вернула Герману почти все его прежде отобранные ею чувства.
Теперь он уже мог видеть, но пока еще не наблюдать
Мог слышать какофонию звуков, но не искать в них Гармонии и Красоты.
Мог чувствовать запахи, но не наслаждаться их Ароматом.
Мир, который его теперь окружал, был настоящим и полным. Но все же, он, Герман, все еще не чувствовал себя в этом мире Человеком.
И причиной тому был бесконечный, навязчивый и неукротимый Страх.
Страх перед всем, что его окружало. Страх перед тревожными и незнакомыми звуками. Страх перед резкими запахами. Страх перед самой Природой и подвластными ей стихиями.
У него теперь было сильное и хорошо защищенное от непогоды Тело. Но это тело было предназначено только лишь для того, чтобы спасать его, своего хозяина от хищников. И тем самым позволить ему продолжить свой биологический род.
В очередной раз Герман почувствовал боль.
Он снова был жертвой.
И вместе с этим снова менялась его судьба....

* * *

Очередное превращение произошло так стремительно, что застигло его врасплох.
Он не сразу поверил в то, что снова оказался в человеческом обличье.
И хотя он все еще не был тем самым Германом Леваневским, которого он прежде знал, но к своему неописуемому восторгу он вновь был способен трезво мыслить и рассуждать. А не только испытывать эмоции и неосознанные чувства.
Теперь он был ПЕРВОБЫТНЫМ ОХОТНИКОМ, а дикий ЗВЕРЬ стал его законной добычей.
Он имел коренастую фигуру, закутанную в одеяние из необработанных и потому смрадно пахнущих шкур. Сильные, обросшие звериной шерстью ноги и густую, взлохмаченную растительность на всем своем теле.
Его звали Оуджушуа, что означало на языке его родного племени “необузданный вепрь”.
У него была жена Эйейка и маленький, но такой же дикий и грязный, как и он сам, сын.
Сына звали Нэдшуа - “ необузданный поросенок “. Так его окрестил отец. И никто из племени не решился воспротивиться этому. Справедливо и вполне обоснованно опасаясь буйного и мстительного характера Оуджушуа.
Племя Оуджушуа включало в себя нескольких десятков взрослых мужчин, почти столько же женщин, детей и немощных стариков.
Год назад, племя Рыси, как себя не без гордости называли родичи Оуджушуа, было в два, а то и в три раза больше нынешнего. Причем на каждого взрослого мужчину приходилось не меньше двух женщин. Они жили тогда на скалистой и заросшей густым зеленым кустарником равнине, на самом берегу Черного озера.
В озере было полно рыбы. Близлежащие леса кишели всевозможной дичью. А в случае особо удачной охоты соплеменникам Оуджушуа нередко даже удавалось завалить огромного мамонта, мясом которого племя могло питаться целый месяц.
Но, весной этого года, размеренная и в общем-то беспечная жизнь племени Рыси неожиданно изменилась.
Виной тому стали пришельцы с юга. Они напали на поселение людей Рыси глубокой ночью. Безжалостно убивая всех попадавшихся им на глаза мужчин, захватчики тут же насиловали их женщин и предавали огню семейные очаги.
К утру все было кончено.
На месте некогда цветущего поселения людей Рыси, дымились обуглившиеся головешки и висел смрадный туман с привкусом мертвой и обожженной плоти. Оставшихся в живых после чудовищной ночной оргии женщин племени Рыси захватчики увели с собой, расположившись маленьким, наспех разбитым тут же на побережье Черного озера лагерем.
Вероломство и кровожадная жестокость не были единственной причиной такой легкой победы захватчиков над племенем Рыси. К счастью для самого Оуджушуа и других охотников из его небольшого отряда и к несчастью для всего племени Рыси, в ту роковую ночь все взрослые мужчины были в двух днях пути от места разыгравшейся трагедии и собственных очагов.
От полного уничтожения их спасло то, что в этот раз, как им казалось, охотничья удача им изменила. Длинношерстый носорог, которого им удалось выследить только на третий день охоты, все никак не давался им в руки. Несмотря на то, что люди Рыси нанесли ему бесчисленные и кровоточащие, зверь истекал кровью, но продолжал оказывать яростное сопротивление. В довершении всего, запах свежей крови неожиданно привлек хищников: несколько волков и грозного саблезубого тигра. Так что теперь охотникам приходилось не только бороться со своей жертвой, но также и отгонять от нее своих нетерпеливых конкурентов.
На четвертый день охоты, поверженный и обессиленный зверь, наконец, стал заслуженной добычей охотников. Усталые и предельно измотанные схваткой с носорогом и все еще преследуемые по пятам волками, они возвращались к Черному озеру. Туда, где их уже ожидало страшное горе и разочарование. А может быть даже и верная смерть...
Оуджушуа неторопливо шел во главе своего маленького, отягощенного непосильной ношей, отряда.
Неожиданно он поймал на себе на чей-то до смерти перепуганный взгляд.
Оуджушуа резко взмахнул вверх своей левой рукой, приказывая отряду остановится. В тоже время его правая, чем-то напоминающая обезьянью лапу рука, напряглась, сжимая все сильнее и сильнее рукоять его грозной дубинки.
Посланные им на разведку двое из молодых охотников вернулись достаточно быстро. Причем вернулись не одни, а в окружении жалкой кучки перепуганных женщин, детей и нескольких стариков. Это было все, что осталось от прежде многочисленного племенем Рыси.
Среди этих несчастных была и его, Оуджушуа, жена, крепко прижимавшая к своей обнаженной груди маленького Нэдшуа.
Плач и горестные женские стенания разнеслись над доисторическом лесом.
Лица мужчин, после того как они узнали, что случилось с их племенем, налились кровью и ненавистью.
Первым из охотников пришел в себя Оуджушуа. Он уже открыл рот, чтобы, отдать своим охотникам немедленный приказ: бросить охотничьи трофеи и немедленно напасть на врага. НО, что-то его остановило. Нахлынувшая на все его существо жажда мщения вдруг уступила место трезвому рассудку. Немая мольба и безграничное страдание в глазах его соплеменников лишь укрепили его Волю Уверенность в правильности принятого им решения.
- Мы пойдем на запад, в страну скалистых гор и ущелий. Там враги нас не достанут, - властно распорядился он в адрес своего застывшего в оцепенении отряда.
- Ты просто трус и боишься смерти, - неожиданно раздался за его спиной дерзкий голос. - Ты не можешь быть нашим вождем. Ты даже не достоин своего грозного имени. Твоя семья уцелела, чего нельзя сказать о наших женах и детях. Мы не пойдем за тобой.
Из толпы охотников до ушей Оуджушуа донесся ропот одобрения.
Но это его не смутило.
Оуджушуа резко обернулся, ожидая лицом к лицу столкнуться со своим обидчиком и, если это понадобиться, немедленно ответить своей тяжелой дубинкой на все его наглые обвинения.
Но, натолкнувшись на пылающие злобой и яростью взгляды других охотников, поспешил ретироваться.
- Кто посмел бросить в мой адрес этот дерзкий вызов, - скрипя зубами, произнес он, продолжая пристально разглядывать своих соплеменников.
- Мы все так думаем, - раздался ему в ответ твердый голос, принадлежавший светловолосому верзиле с набухшей от крови кожаной повязкой на правом глазу.
Верзилу звали Траунууа - “хитрый лис”, на языке племени Рыси. Во время охоты зверь первым набросился на него, пытаясь попасть ему в голову своим смертоносным рогом. Если бы другие охотники не поспешили к нему на помощь, Траунууа был бы уже давно мертв. Но счастье ему улыбнулось. Он остался жив, хотя и потерял в смертельной схватке с чудовищем свой правый глаз.
- Хорошо, - в ярости прохрипел Оуджушуа, презрительно смерив взглядом своего противника. - Идите. Идите к Черному озеру и отомстите этим грязным псам за ваших жен и детей. Я вас не держу. Вы можете выбрать себе другого вождя. Боюсь только, что наслаждаться своей властью ему придется не долго. Ровно столько, сколько вам понадобится, чтобы добраться до нашей деревни, точнее до того, что от нее осталось, и чтобы позволить врагу легко и непринужденно проломить каждому из вас его тупую башку.
- Я же говорил, что он трус, - громко выкрикнул из толпы охотников уже знакомый Оуджушуа голос. А его хозяин, злорадно усмехаясь, выступил вперед:
- Нам не нужен такой трусливый вождь. Давайте проломим ему череп, заберем его женщину и выберем вождем Траунууа. Пусть он нас ведет на врага. Мы жаждем мести. Причем немедленной и самой жестокой.
- Я догадывался, что той тварью, которая способна кричать в спину, будешь ты, Уаутуау, - грубо осадил говорившего Оуджушуа. - Тебе всегда не давала покоя моя жена. Я хорошо помню, как ты пытался насильно сделать ее своей женщиной. Мне даже после этого случая пришлось искать себе новую дубинку. Так как прежняя сломалась о твою голову! И, к тому же, оказалась испачканной липкой и зловонной грязью.
Среди охотников раздался дикий хохот и дерзкие насмешки в адрес Уаутуау. Симпатии соплеменников явно были на стороне Оуджушуа. Но лица мужчин продолжали оставаться суровыми и перекошенными злобой.
- Если вам нужен другой вождь... Дело ваше. Я не возражаю. - не давая противнику опомниться, продолжал Оуджушуа. - Вряд ли он сможет совершить чудо и своим грозным видом повергнуть в ужас и бегство наших врагов. А их, как нам поведали наши женщины, столько же, сколько пальцев на руках и ногах у нас всех вместе взятых. И им не пришлось три дня выслеживать носорога и еще целый день пытаться пробить копьями его толстую шкуру. А потом еще и тащить через весь лес его громоздкую тушу. И вы после всего этого собираетесь бросится в драку с полным сил и более многочисленным врагом? Если да, то пусть вас на эту бойню поведет кто-нибудь другой. Пусть даже Траунууа.
-А как собираешься поступить в этой ситуации ты, Оуджушуа,- раздался из толпы неуверенный голос и Оуджушуа понял, что удача теперь уже полностью на его стороне.
- Я уже сказал. Я собираюсь забрать свою семью и пойти на запад, в страну скалистых гор и ущелий. - решительно ответил он всему племени. - Там, в царстве пещер и голого камня, я воспитаю из своего сына достойного охотника. И воина! Я сделаю из него настоящего мужчину и научу ненавидеть врагов так, как их ненавидит его отец. А когда придет время, он вернется к Черному озеру и отомстит врагам за свое племя. И он уже не будет для них легкой добычей.
- Я пойду с тобой, Оуджушуа, - неожиданно поддержал его Траунууа. - У меня больше нет ни жены, ни сына. Но ты прав. Если мы сейчас вернемся к Черному озеру, враги раздавят нас как беспомощных котят. И наш род прекратится. А я не хочу этого так же, как и ты.
Одноглазый великан уверенно отделился от толпы охотников и встал по правую руку от Оуджушуа.
- Кто еще готов присоединиться ко мне и вместе с нами пойти на запад, - грозно спросил Оуджушуа у своих все еще пребывающих в нерешительности соплеменников.
- Мы все пойдем за тобой, Оуджушуа, - после затянувшейся паузы, наконец высказал всеобщее решение седовласый Маакуа, самый старый и уважаемый из охотников племени. - Веди нас. Мы тебе доверяем.
Оуджушуа удовлетворенно кивнул и, бросив презрительный взгляд в адрес трусливо поджавшего хвост и отчаянно пытающегося затеряться в толпе Уаутуау, приказал охотникам вновь взяться за носилки с их охотничьей добычей.
Впереди их ожидал нелегкий и полный непредвиденных опасностей путь.

Стояла глубокая ночь.
Полная Луна и белые жемчужины звезд ярко освещали землю, накладывая на окружающие камни и толстые стволы деревьев фантастические тени и контуры.
Герман не спал. Он, устало раскинув ноги и подложив под себя для удобства сложенную вчетверо медвежью шкуру, сидел у входа в свою пещеру. И как мальчишка пытался попасть маленьким камешком в им же самим построенную из песка и пыли пирамидку.
До рассвета было еще не менее двух часов.
И эта бездна времени, вся без остатка, принадлежало ему одному. Ему, Герману Леваневскому, а не мудрому вождю племени Рыси Оуджушуа, которым он вновь должен был стать в этом мире с первым же лучом Солнца.
За его спиной, в густой холодной темноте и безмолвии, мирно посапывала его семья: жена Эйейка и их сын Нэдшуа. Им никогда не было суждено узнать, кем становился их муж и отец в эти и им подобные часы сумрака и одиночества.
Они искренне уважали и, наверное, даже горячо любили только одного Оуджушуа. Герман же Леваневский был незнаком, чужд и недосягаем для их примитивного сознания. И, может быть, это было к лучшему.
Внимание Германа привлек легкий шорох, донесшийся до него из густых зарослей кустарника, стоявших стеной перед пещерой и отбрасывающих уродливые тени.
Он насторожился.
Какое-то странное чувство опасности и недоумения бесцеремонно подмяло под себя его мысли и ощущения.
Шорох повторился. С удвоенной громкостью и силой.
Герман встревожился не на шутку, вскочил на ноги и со всех ног бросился в пещеру за своим оружием.
Но было уже поздно.
Острая и невыносимая боль пронзила его в спину, сокрушив на своем пути позвоночник и окровавленным костяным наконечником выскользнув из груди.
Герман тяжело захрипел, захлебываясь собственной кровью.
Быстро теряя остатки своих жизненных сил, он беспомощно рухнул на каменный пол пещеры.
- Ну вот, мы и в расчете, великий вождь, - зловеще прозвучал над его скорчившимся в предсмертных судорогах телом чей-то хриплый голос.
Теряя сознание, Герман все же узнал этот голос. Он, без сомнения, принадлежал его лютому врагу и завистнику Уаутуау.
- Ну вот и все, - с нескрываемой злобой и торжеством повторил убийца, трусливо оглядываясь по сторонам.
“Нет ничего страшнее в жизни, чем Ненависть, Предательство и Зависть, - пронеслось в сознании Оуджушуа в последние мгновения его жизни. - Глупец или, что гораздо хуже, негодяй тот, кто этого не понимает.“
Сам он сумел это познать на личном опыте и в самой доходчивой форме.

* * *

- Ну, что ж, - холодно, но, вместе с тем, удовлетворенно произнес Царь Священной Атлантиды Евэмон.
И, все еще не выпуская из своих рук искусно выполненный из человеческого черепа кубок и искренне наслаждаясь живительной силой любимого напитка, сдержанно добавил:
- Дело сделано!
Его лицо вдруг побледнело и исказилось гримасой искреннего удивления.
Сознание Германа стремительно возвращалось из небытия.
Теперь он уже был ВЛАСТЕЛИНОМ.
Жизни и судьбы сотен, тысячи, десятков тысяч людей были во его полной и безраздельной власти.
А этот необычный кубок, который он все еще продолжал крепко сжимать в своих руках, был некогда действительно человеческим черепом. Черепом ПЕРВОБЫТНОГО ОХОТНИКА и мудрого вождя племени Рыси. Тем, что когда-то было Оуджушуа.
Между тем, заметив тень замешательства на лице своего господина, стражники, облаченные в оранжевые латы и окружавшие Властелина со всех сторон, с громким лязгом выхватили из ножен свои острооточенные мечи и угрожающе бросились к склонившейся в почтительном поклоне у его ног фигуре.
Но Властелин жестом остановил их служебное рвение и приказал немедленно вернуться на место
- Так ты говоришь, мой верный раб, что с этой минуты дикие народы северных окраин империи будут подчиняться мне беспрекословно? - в задумчивости, но все с тем же царственным высокомерием, произнес он, поднимаясь с трона и делая шаг в сорону стражников и застывшего в ожидании неминуемой смерти атлантского вельможи.
- А ты ничего от меня не утаиваешь, презренный? - процедил он сквозь зубы, сжимая пальцами лицо своего затрепетавшего всем телом собеседника.
Царские стражники вновь оголили свои мечи и решительно бросились к несчастному. Но и в этот раз Царь властно и бесцеремонно их остановил.
- Да подтвердят мою искренность и благие намерения Боги! - упавшим голосом запричитал бедняга. - Я передал тебе, о повелитель, все, что мне стало известно в результате Северного похода твоих легионов! Мне нечего добавить! Можешь меня за это казнить!
- Могу и казнить, - цинично заметил царь и верные ему гвардейцы вновь встрепенулись.
Они уже устали ждать и собирались хотя бы в этот раз наконец исполнить свой долг и разрубить дерзкого собеседника своего Властелина на тысячи маленьких кусочков.
- А могу и наградить, - между тем в задумчивости продолжал грозный Царь.- Если...
Стражники приготовились броситься в атаку.
Между тем, лицо Властелина озарилось миролюбивой улыбкой.
- Если, - наконец решился он закончить свою фразу. - Ты повторишь передо мной и перед моими приближенными всю свою необычную историю. Она мне понравилась. Также, как и этот дикий обычай с кубком. Я хочу выслушать твою историю еще раз. Причем немедленно, раб!
- Слушаю и повинуюсь, мой повелитель, - дрожащим голосом заговорил вельможа, все еще отказываясь верить в свое неожиданное спасение.
- С твоего великодушного позволения, я опущу ту часть своей истории, которая касается тех небывалых тягот и лишений, обрушившихся на верные тебе легионы в самом начале похода к Северным границам нашей Священной Империи, - вельможа запнулся, ожидая реакции царя и время от времени с опаской поглядывая в сторону его насторожившейся стражи.
Царь благосклонно кивнул.
- Так вот, - голос вельможи зазвучал увереннее. - Когда твой покорный слуга и вверенные ему твоей милостью легионы оказались, наконец, на самом северном краю Священной Империи, мы, к своему немалому удивлению, обнаружили там достаточно многочисленный, хотя и очень дикий, народ. Вначале твоим легионам никто не оказывал достойного сопротивления. Дикари принимали нас с должным почтением и гостеприимством. Так продолжалось до того самого момента, пока мы не оказались у ворот их столицы, затерянной среди холодных скал и бездонных ущелий. Дальше дикари наотрез отказались нас проводить. Твоим легионам пришлось вступить в бой и, милостью богов и непревзойденной доблестью твоих верных солдат, столица дикарей пала. Хотя, и после достаточно непродолжительной осады и нескольких жестоких штурмов. Мы до основания разрушили весь город, но никаких сокровищ и ценностей в нем так и не нашли.
Вельможа перевел дух, прежде чем перейти к самой захватывающей части своего рассказа:
- Мы захватили также много рабов, дабы для их же собственного блага и счастья, сделать твоими верными поданными. Часть из них мы привели с собой.
Вельможа, не поднимаясь с колен и не рискуя взглянуть в глаза Властелина, громко щелкнул пальцами левой руки.
Как бы в подтверждение его слов, на улице, у самого входа в царский дворец громко зазвенели кандалами сотни грязных, закутанных в звериные шкуры, пленников.
- Эти рабы, стали тем немногим, что нам удалось захватить во имя славы и процветания тебя, о мой повелитель, и покорной тебе Священной Империи. - голос вельможи уже не дрожал и даже приобрел некоторый оттенок гордости и высокомерия. - Среди них есть и тот, благодаря благоразумию которого, я, твой презренный раб, смог удостоится небывалой для меня чести - преподнести тебе скромный, хотя и очень странный подарок.
- Я хочу его видеть, - властно перебил вельможу Царь.
Лицо его вновь приобрело каменное выражение.
- Но он не достоин предстать перед твоими очами, мой повелитель! Он грязен и дик. К тому же еще и дерзок, - оторопев от неожиданности, ляпнул первое, что пришло ему в голову и тут же поспешил прикусить язык, вельможа.
- Ты что, хочешь оказаться на его месте, презренный? - в свою очередь опешил от такой наглости, обрушил свой гнев на голову вельможи Царь.
Вельможа задрожал, прекрасно понимая, чего ему может стоить подобная интонация в голосе Властелина.
Бедняге повезло.
Царские лучники успели только натянуть тетиву своих грозных луков, но так и не решились дать волю своим остроконечным вестникам смерти. Так как были несколько озадаченны тремя предыдущими попытками выполнения своих служебных обязанностей.
Похоже, что в этот день боги проявляли к вельможе неслыханное великодушие и покровительство.
Тем временем, двое легионеров из личной гвардии Царя уже ввели в зал и почтительно швырнули к ногам своего Властелина истерзанное огнем, грозными атлантскими копьями и мечами тело.
На вид пленнику было не больше двадцати лет. Он был смугл, сухощав и наделен природой крепким телосложением. Несмотря на всю дикость происхождения и воспитания, черты его лица носили отпечаток благородства и ничем не мотивированного величия.
Царь Евэмон был поражен, если не сказать большего.
- Он еще жив? - гневно сдвигая брови, поинтересовался Царь, переводя свой взгляд с истекающего кровью тела юноши на вельможу.
- Да, мой повелитель. Несмотря на все самые жестокие пытки, которые мы были вынуждены к нему применить, этот дикарь жив! - поспешил с ответом тот.
-Тогда, поставьте его на ноги! - властно распорядился в адрес своих гвардейцев, Царь Евэмон. - Я хочу видеть его глаза...!
-... прежде чем он умрет! - добавил он уже с сожалением.
Гвардейцы без промедления бросились выполнять приказ своего Властелина.
Подхватив бездыханное тело юноши за руки, они предстали вместе с ним перед Царем.
Юноша неуверенно открыл глаза и обвел всех присутствующих пространным и равнодушным взглядом.
- Как его зовут? - громко спросил Царь Евэмон, когда их взгляды встретились.
- У него очень сложное имя, мой повелитель! Его соплеменники называли последним великим Вождем Тар-Оуджушуа. в переводе с их языка это означает “потомок необузданного вепря”, - покорно ответил вельможа.
- Можешь закончить свой рассказ, - кивнул в его адрес Царь Евэмон. - Ели этот дикарь не доживет до конца твоей истории, ты умрешь вместе с ним!
- Слушаю и повинуюсь, мой Повелитель, - обречено согласился со своей участью вельможа. - Итак. Когда моим людям удалось захватить в плен этого дикаря и заставить его говорить, мы узнали от него про самое почитаемое его народом святилище в горах. Мы ожидали найти там дорогие подарки богам или хотя бы мало-мальски ценные предметы их культа. Но, несмотря на то, что к этому святилищу было очень сложно подобраться и оно тщательно охранялось весьма значительным отрядом дикарей, мы обнаружили там всего лишь заброшенную пещеру с примитивным очагом и несколько десятков иссохших мумий. Ну и конечно, тот самый кубок, который я посмел преподнести тебе в подарок. Вначале мы не обратили на кубок должного внимания, пока не узнали связанную с ним легенду этих дикарей.
Вельможа украдкой бросил взгляд в сторону юноши и, убедившись в том, что тот все еще жив, продолжал:
- Если верить этой легенде, мой повелитель, тот, кто сделает из этой чаши хотя бы один глоток, тут же получит в свое распоряжение всю мудрость их дикого племени и непререкаемую верховную власть над ним. Так поступали все их вожди. Юноша был последним, кто перед тобой испил из этой чаши. Мы сами убедились в том, как безропотно подчинялись ему все люди его племени. Теперь, из этой чаши испил ты, наимудрейший из правителей Атлантиды. Вся мудрость этого северного народа и власть над ним в твоем полном распоряжении. Я закончил, мой повелитель.
- Это правда, что он рассказал? - неожиданно обратился с вопросом к юноше Царь, поднимая над своей головой злосчастный атрибут верховной власти над племенем Рыси.
Юноша не понял, чего от него хочет этот высокомерный и разодетый в золотые одежды чужестранец. Но бросив настороженный взгляд на бесценную в его понимании чашу, утвердительно кивнул.
- Ну что ж, - получив от юноши ответ на свой вопрос, громко произнес Царь. - Мне не нужна мудрость чужого народа. Достаточно той мудрости, которую мне дал мой собственный народ и всемогущие боги. Не нужна мне и добровольная покорность этих дикарей. Я в любую секунду могу добиться ее силой. Силой своих легионов и мощью всей Священной Атлантиды. Посему, из этого кубка больше никто и никогда не сделает ни одного глотка. Я навсегда останусь последним. Да будет так.
С этими словами, Царь Евэмон широко размахнулся и со всех сил швырнул свой подарок о мраморный пол дворца.
Сотни костяных осколков веером разлетелись в разные стороны, как только священный кубок племени Рыси коснулся холодного мрамора плит.
В туже секунду, вельможа весь сжался, схватился за лицо руками и испугано запричитал, ожидая что та же участь, которая постигла его подарок, неминуемо уготована и ему самому.
Но Царь Евэмон спокойно и равнодушно приказал своим стражникам приподнять вельможу с колен и подвести к нему.
- Ты заслужил награду, презренный раб, - холодно произнес он в адрес вельможи. - И эта награда поистине бесценна, потому что никто и никогда, кроме тебя, ее от меня не получал и не получит. Эта награда - твоя собственная жизнь! И не смей ею ни перед кем хвастать! А то я могу передумать. И твоя награда не достанется никому! Разве что только богам!
- Твое великодушие и справедливость не знает границ, мой повелитель! - залепетал ему в ответ вельможа, собираясь сказать еще что-то.
Но, подчиняясь властному жесту Царя, стражники подхватили его под руки и поволокли вон из дворца.
- А с тобой, - обратился Царь Евэмон, уже к юноше, все еще висевшему на руках легионеров у самого подножия царского трона, - Мы еще разберемся...
- Вестник Посейдона! Вестник Посейдона! - оборвал царя на полуслове, вначале тревожный шепот, пробежавший по рядам его приближенных, а через какое -то мгновение и громкий голос дворцового распорядителя.
- Вестник Посейдона? - в легком замешательстве произнес Царь Евэмон, разглядывая застывшего в почтительном приветствии у его ног рослого атлантского воина в орихалковых доспехах, в высоком шлеме и с белым леопардом на груди.
- Что привело тебя, достопочтенный Вестник Посейдона, в мой дворец в сей неурочный час? - после затянувшейся паузы, наконец, спросил у Вестника.
- Война, мой повелитель! Война! - ответил громко, но с почтением отрапортовал тот.
Все находившиеся в зале встрепенулись и устремили свои взгляды на говорившего.
Царь Евэмон был искренне поражен услышанной им вестью.
- Война?! - недоверчиво повторил он вслед за Вестником. - Но с кем?
- С теми, о ком мы все давно уж позабыли, повелитель! - с готовностью ответил на вопрос Царя атлант. - С тирренами, о великий Царь! С теми, кто когда-то были частью твоего народа!

День обещал быть погожим и ясным.
День великой битвы. Возможно и великой Славы. Возможно и большого Горя.
Герман в одиночестве встречал рассвет, вот-вот готовясь снова оказаться Властелином.
Кто-то выразительно и мягко тронул Властелина за плечо, желая привлечь к себе внимание.
Царь Евэмон обернулся и с удивлением увидел воина - атланта, в привычных его взору красных латах, с боевым щитом и в шлеме копьеносца.
Воин Атлантиды был взволнован, выглядел устало и сбивчиво пытался что-то объяснить Царю. Тот был рассеян и его не понимал, пока не обратил внимание на стройные ряды атлантских легионов, застывшие на косогоре конницу, слонов и боевые колесницы.
Царь Евэмон решительно взмахнул вперед рукой. И армия рванулась вслед за его жестом.
- Вперед, мои легионеры, вперед, во Славу Атлантиды! - чуждым ему голосом воскликнул Властелин под грохот колесниц и рев взбесившихся от ярости слонов. - С нами Посейдон, и Ника, и Тюхе. У нас нет выбора! Вперед!
- Почему мы стоим на месте, мой верный Актион, - гневно и сурово набросился Царь уже на своего оруженосца и рассерженно блеснул глазами. - Я должен быть среди моих легионеров! Я сам хочу попробовать врага на крепость рук и нервов.
- Слушаю и повинуюсь, мой Царь и повелитель, - с готовностью ответил тот и отпустил поводья царской колесницы.
Царь Евэмон схватился за свой царский меч и вскоре был уже в пылу сражения.
Бой был жестоким. И, казалось, бесконечным.
Ряды атлантских копьеносцев быстро редели. Противник брал числом и яростью, и натиском, и мощью странного вооружения.
Длинные и необычно прочные мечи противника без особого труда ломали в цепки драгоценные доспехи, копья и клинки легионеров Посейдона.
Царь Евэмон был в ярости и хрипел от негодования.
Его солдаты гибли, падали, захлебываясь собственной кровью и отвагой.
Все громче и наглее раздавались возгласы победы на уже давно забытом в Атлантиде языке. Все ближе и ближе подбирались к царской колеснице шлемы и округлые щиты тирренов. Все вокруг Царя кипело, клокотало кровью, стоном раненых атлантов, протяжным лязгом колесниц, надрывным свистом стрел и треском копий.
Царь был в самой гуще схватки, плечом к плечу с гвардейцами Священной Атлантиды, когда его залитой кровью колеснице вдруг преградил дорогу вездесущий Вестник Посейдона
- Мой повелитель, смени свой гнев на милость, - с трудом переводя дыхание, прохрипел он в адрес благородного Царя. - Остановись, царь Евэмон! Позволь мне донести тебе слова Царя Атланта! Это очень важно!
Вестник Посейдона поперхнулся и на его губах возникла кровь. Теряя силы, воин закачался, но все же выполнил свой долг.
- Мой повелитель! Армии Царей Мнесея, Диапрепа, Азаэса более уже не существует! Боги отвернулись от нас. Тиррены празднуют триумф. Над землями Священной Атлантиды нависла страшная угроза - быть порабощенной. Цари Священной Атлантиды взывают к твоей мудрости и вере и просят тебя срочно отступить к столице. Войска и флот...
Вестник Посейдона не успел закончить фразы и рухнул замертво к ногам Царя. Из его спины торчал короткий, черненый серебром клинок тирренского солдата.
- Все кончено, мой благородный повелитель,- раздался за спиной Царя убитый горем голос Актиона.- Я более не вижу впереди оранжевых плащей, ни шлемов, ни солнечного блеска доспехов. Твой первый легион, увы, исчез, ушел в Историю и ныне уж наверно в Царстве грозного Аида. Второй и третий легионы ждут приказа. Тебе решать, что с ними будет - смерть в этой мясорубке, или отступление к стенам наших городов.
- Да будьте прокляты все вы, коварные, жесткие и злые Покровители тирренов. И ты прекрасная Афина, и ты жестокосердный Арес, и ты могущественная Гера, и даже ты, первейший из Бессмертных - Зевс! - воскликнул Царь, в отчаянии бросая дерзкий вызов небесам. - О Великий и всемогущий, владыка Посейдон! Почему ты так жесток к твоим детям? Чем мы тебя прогневили?
- О Благороднейший из атлантов, Царь Евэмон!- бесцеремонно перебил его Актион, заворачивая царскую колесницу и отдавая гвардейцам приказ немедленно сомкнуть свои ряди. - Извини, что я прерываю тебя, твои речи к богам... Но враг слишком близко, а до наших боевых триер не менее двух сотен стадий. Нам надо спешить, чтоб сохранить твою армию и флот.
Царь не ответил.
Он был всецело погружен в себя. В его душе боролись два непримиримых чувства: безжалостная ненависть и робкое благоразумие.
Цари Атлантиды не привыкли поворачиваться к врагу спиной. Но в то же время он, Царь Атлантиды Евэмон, не мог позволить себе нарушить волю Священного Совета и своих братьев Царей. Он должен был, во что бы то ни стало, вернуться в Атлантиду. И любой ценой спасти ее от варваров - тирренов. Атлантида все еще имела свой бесчисленный и всемогущий флот. И этом то была ее последняя надежда. Главное только, чтобы ни одна из триер не попала в руки врага, иначе их несметную армаду уже ничто не остановит...
Царь смерил ненавистным взглядом армию врага, лавиной захлестнувшую остатки легионов Атлантиды, и приказал трубить сигнал к немедленному отступлению.
Выжившие в этой страшной бойне легионы Атлантиды поспешно устремились к побережью и своим прекрасным кораблям. Враг их преследовал буквально по пятам, уже смакуя свой триумф и право победителя - глумиться над врагом.
Густое, черное облако пыли, поднятое кавалерией тирренов, уже давно затмило собой горизонт.
Но, о чудо, впереди спешащих к спасению легионов Атлантиды чарующе блеснул морской прибой и кособокие борта родных триер.
Армия Царя Евэмона была спасена.
Но, сам он был отрезан и окружен врагами.
- Все! Боги зовут меня к себе. Пришло мое время. - грустно произнес Властелин, когда первые из солдат противника уже были от него на расстоянии полета стрелы.
- Ты должен мне помочь! Таков обычай! - обратился он с последней своей просьбой к Актиону.
- Нет, мой повелитель, нет! Я не могу! Я не имею права! - в отчаянии засопротивлялся тот, прекрасно понимая, в чем тут дело.
- Но все мои гвардейцы, увы, погибли! Мы остались одни! Легионы уже не успеют прийти к нам на помощь! - рассердился Царь, протягивая Актиону рукоятку своего меча и скидывая с плеч золотые доспехи. - Ну же, окажи мне напоследок услугу! Позволь мне сохранить свою честь!
Актион не выдержал. И слезы горечи заскользили по его щекам.
Меч, посланный рукой друга, прошел сквозь грудь, кромсая сердце Властелина, и также просто вышел из его спины.
- Ну, вот и все! Я опять умираю! Как всегда! - захрипел Властелин перед смертью.
- Что значит, повелитель, как всегда? - переспросил его в недоумении солдат.
- Ты не поймешь! Боюсь, что и я тоже! - услышал он в ответ. - Весь этот мир...
Мир в одночасье схлопнулся и утонул тумане.
Все было кончено. Последние слова Царя застыли между вечностью и этим необычно светлым миром.
Герман умер. Умер, как всегда.
Но в этот раз он ни о чем не жалел.
Перед его глазами неожиданно возникло лицо. Лицо того бедного юноши из дикого племени Рыси. Тогда, при их последней встрече, между ними двумя зияла бездна. Он, Герман, был Властелином, а бедный юноша - бесправным рабом и обреченным на верную гибель.
Теперь же они снова стали равными друг другу.
Быть может в этом-то и есть весь смысл?

* * *

Давным-давно... В некотором царстве, в давно позабытом государстве жил да был ЗОДЧИЙ...
Он был не простым зодчим. Он был Зодчим стольного и несравненного града Киева и верным холопом Великого князя Владимира Святославовича.
Но так было не всегда.
Когда-то еще юный Расена, жил на самом востоке росских земель. Среди густых лесов и полноводных рек.
С раннего детства он привык всегда и во всем полагаться только на самого себя. Он был опытным охотником и искусным воином. Он был храбр и, в тоже время, обладал острым и пытливым умом.
Но, вместе с тем, он был потомком древнего и очень уважаемого рода волхвов. Его отец, потомственным жрец Велеса, сумел привить своему сыну любовь и уважение к грозным, но справедливым, богам.
Отец был доволен, наблюдая за тем, как его сына неудержимо тянуло к познанию всего того мира, который их окружал.
Все говорило за то, что старый и мудрый Ведун воспитал-таки себе достойного приемника.
Он уже не сомневался в том, что будущее его рода, рода Рысичей - “потомков леопарда” - как они себя называли, окажется после его смерти в надежныхи крепких руках.
Но, в одну из весен все неожиданно изменилось.
Причем к худшему.
И виной тому стало необузданное тщеславие и властолюбие Великого князя.
А еще донесшаяся до него весть о том, что племя Рысичей владеет священной славянской реликвией - мечом “кладенцом”. Мечом самого ВЛАСТЕЛИНа. Тем самым, о котором он так много слышал из легенд. И без которого полная власть над русичами была для Великого князя недостижима.
В тот роковой год, когда грозная и ведавшая жалости дружина Великого князя вторглась и безжалостно разорила земли вятичей, сея на своем пути огнем и мечом новую веру, Расена только-только перешагнул через порог своего совершеннолетия.
Схватка с дружинниками князя была жестокой и скоротечной.
Рысычи полегли на поле брани все до одного.
А сам Расена, его отец и женщины племени были хитростью и коварством захвачены Великим князем в полон.
Для почтенного Варуна и его сына потянулись долгие и мучительные дни изощренных пыток и надругательств.
Но мудрый волхв был непреклонен.
Несмотря на все свои страдания, он так и не выдал князю тайну меча “кладенца”. Все усилия палачей князя были тщетны.
Лишь только после того, как коварный князь решился сыграть на отцовских чувствах непокорного волхва и предал его сына жестоким истязаниям на дыбе, старик наконец сдался.
Князь получил меч Властелина. И, как ни странно сдержал свое слово, сохранив Расене жизнь.
Но этим великодушие и благородство первопрестольного князя и ограничилось.
По приказу князя старик-волхв был предан позорной и мучительной казни. Его сын стал рабом. А деревянные идолы, капища и городища Перуна и Велеса были принесены в жертву новой заморской вере.
Древнего рода Рысичей больше не существовало.
Руины и мрачные пепелища дымились на месте их прежде открытых Солнцу и ветрам поселений.

ЗОДЧИЙ отвел глаза от византийского пергамента и с тоской оглядел сырые и мрачные стены своей кельи.
Расена люто ненавидел новую веру. Даже несмотря на все то пышное великолепие дворцов и храмов, которые он увидел, сопровождая князя в Царьград.
После их возвращения из Византии, Великий князь предложил Расене стать его зодчим и принять христианство.
Но гордый рысич отказался.
Тогда Великий князь пригрозил Расене тем, что отдаст его обручницу Кашиву, о которой он прознал от княжеских наушников, на забаву своей дружине. А его, Расену, прикажет немедленно “посадить на кол”.
Расена, скрипя зубами и одаривая князя взглядом, полным ненависти и презрения, вынужден был принять его предложение. Но только лишь в той его части, которая касалась постройки задуманного князем собора. Но отнюдь не принятия веры и тем самым предательства памяти своих предков.
Его не испугала угроза неминуемой и мучительной смерти. Он был рабом, и князь в любую секунду мог его казнить. Но девушка... Она-то была не причем? И та участь, которую ей уготовил Великий князь, была пострашнее смерти и самых бесчеловечных страданий.
Травень вовсю звенел капелью и душистым ароматом первых цветов, когда русские мастеровые и византийские зодчие под руководством Расены принялись за фундамент Десятинной церкви.
Работа шла слажено и споро.
Князь был жесток и никто из бояр не смел ему перечить. Ни в выделении необходимого леса. Ни в снабжении строителей провизией. Ни в выделении подвод и лошадей...
Расена проводил на строительстве дни и ночи, с восторгом наблюдая за тем, вырастали величественные стены храма. Как они покрывались искусной росписью богомазов. Как впервые разнесся над стольным градом Киевом малиновый колокольный звон...
Когда золоченные купола Храма наконец вознеслись к небесам над стенами великого города, Расена неожиданно почувствовал себя творцом и созидателем.
Прежде это чувство никогда не посещало его. А а теперь он упивался им с искренним наслаждением и страстью.

Днем позже Расена предстал перед Великим князем в ожидании столь долгожданной для него свободы.
- Ну что ж, зодчий, - настороженно встретил его в своих покоях Великий князь. - Потешил ты меня своим мастерством и благолепным искусством.
- Я выполнил свое обещание, князь. - не обращая внимание на льстивые нотки в голосе Владимира, почтительно произнес Расена. - Теперь, выполни и ты свое. Княжеское слово - крепче булата.
- О чем это ты, зодчий? - изображая искреннее недоумение на своем лице, перебил его Владимир. - Разве я тебе что-либо обещал? О каком таком моем слове ты глаголишь?
- Ты обещал дать мне и моей возлюбленной свободу, - твердо ответил князю Расена. - Так позволь же нам покинуть твой стольный град.
- Ишь чего захотел, холоп, - с усмешкой на устах, перебил своего зодчего князь. - Подумай сам... Если я тебя отпущу, ты построишь такой же, а то и лучший храм в Новгороде, а ли в Чернигове. Ан - нет, не бывать этому. Твой талант и твоя жизнь принадлежат только мне и никому более. Такова моя, княжеская, воля.
- Но как же твое обещание, князь, - растерялся Расена. - Неужели ты откажешься от своих слов?
- Ну почему же, зодчий, - зловеще улыбаясь, произнес князь. - Если я и обещал тебе и твоей коханной свободу, то ты ее получишь! Но, я что-то не помню о том, чтобы я обещал тебе еще и сохранить жизнь. Так что выбирай. Либо то, либо другое. Либо ты продолжаешь оставаться моим холопом и дальше строить в моем городе храмы!? Либо клади свою буйную, пусть даже вольную, головушку на плаху.
- Ты меня обманул, князь, - в горячности выпалил в адрес Владимира Расена. - Нет больше веры твоему слову.
- Вот значит как. - в свою очередь разгневался Владимир. - Смуту затеял сеять, неблагодарный тать. Изволь, ты сам выбрал свою участь!
- Казнить его, - громко приказал он своим дружинникам. - А тело замуровать в одну из стен построенного храма. Навеки. Пусть тот, кто воздвиг этот великолепный символ новой веры, станет ее вечным хранителем. И еще! Немедленно пошлите к вятичам гонцов с великой вестью. Пусть все узнают о том, что гордый и непокорный потомок славного рода волхвов принял новую веру. Отказавшись при этом от своих гнусных божков и их деревянных идолов. Пусть все узнают, что это именно он построил христианский собор и получил за это в награду - свободу и мое уважение. И так должно поступить каждому, кому дорога свобода и благоденствие земли Русской. Выполняйте.
Дружинники князя поспешили немедленно выполнить его приказ и, подхватив Расену под руки, поволокли его вон из княжеских палат.
Палач уже был наготове и расторопно исполнил княжескую волю.
И прежде чем сердце бедного Расены навсегда перестало биться, гонцы Великого князя уже покинули стольный град, разнося по земле Русской хвалу и славу Великому князю Владимиру Святославовичу.

* * *

Новый мир ворвался в сознание Германа приглушенным гулом механизмов и густым тошнотворным смогом.
Это было уже девятое перевоплощение Германа. И он впервые начал испытывать чувство усталости и пресыщения бесконечным круговоротом чувств и событий.
Теперь он был ПРОСТЫМ ОБЫВАТЕЛЕМ.
Жизнь его была размеренной и безмятежной. И все потому, что Фортуна в этой его новой жизни была к нему чертовски благосклонна.
Свое детство и юность он почти не помнил. Потому что в них не было ничего примечательного и необычного.
У него была милая и отзывчивая жена. И очень красивые дети.
У него был уютный и гостеприимный дом. И много верных друзей.
У него была хорошая и, как ему казалось, достаточно интересная работа. Работа, которая позволяла ему никогда не испытывать недостатка в деньгах и приятном времяпровождении.
У него была новенькая автомашина, последней модели.
Он в собственное удовольствие занимался спортом, стараясь держать себя в форме.
Он не курил и был абсолютно равнодушен к наркотикам и алкоголю.
Каждый день он ровно в 9.00 уходил на работу, в семь часов вечера возвращался домой или вместе с друзьями посещал спортивные зрелища.
По выходным дням вместе с женой и детьми ездил на природу или гулял по родному городу.
А когда наступало лето - неизменно отправлялся, опять же вместе с семьей, туда, где ласково греет Солнце и ярко блестит золотистый песок.
И так продолжалось из года в год.
Одним словом, Геннадий Мальцев, так теперь звали Германа, уверенно и искренне считал себя счастливым человеком.
И, наверное, на самом деле все именно так и было.
По крайней мере, он сам в этом за всю свою беспечную жизнь ни разу не усомнился.
Но все изменилось бесповоротно и вдруг.
И кто бы мог подумать, что виной всему окажется маленькая газетная заметка, сухим и бесчувственным языком повествующая о делах давно минувших лет и даже столетий.
То, что это заметка вообще попалась ему на глаза, было само по себе невероятным событием. По той простой причине, что Геннадий предпочитал читать в любой газете только лишь те страницы, которые были посвящены политике, спорту и “жаренным “ фактам.
Вначале Геннадий быстро пробежал заметку глазами и, не придав ей особого значения, по привычке начал листать газету дальше.
Но, какое-то странное, необъяснимое чувство заставило его оцепенеть, лихорадочно зашуршать газетой и, уже во второй раз, натолкнувшись взглядом на злосчастную заметку, облегченно вздохнуть.
Геннадий внимательно прочитал заметку один раз, другой, третий... Благо текст не превышал двух абзацев.
Он все никак не мог взять в толк, что именно так сильно его заинтриговало.
Речь шла о какой-то старинной киевской церкви. И о найденной в одной из ее стен мумии.
И все!?
Геннадий судорожно напряг свою память, тщетно пытаясь вспомнить где, когда и что именно он слышал об этой истории. Странно, но он был твердо уверен в том, что - нигде и никогда... Хотя...
Лицо Геннадия покрылось испариной. Руки самопроизвольно защелкали пальцами. Мысли запутались, вызывая тупую боль и жжение в обоих полушариях мозга.
Геннадий встал со своего любимого кресла. Прошелся по комнате.
И неожиданно для себя принял четкое и единственно верное в сложившихся обстоятельствах решение.
На следующее утро он уже был в Киеве.
Когда золоченные купола Храма вновь предстали перед его глазами, стремительный шквал воспоминаний ворвался в его сознание.
Он все вспомнил. И про несчастного Зодчего Расену. И про жестокого князя. И про этот построенный на крови и людских страданиях храм.
А еще он неожиданно вновь почувствовал себя Германом Леваневским. Человеком из далекого будущего, иронией судьбы оказавшегося в самом центре водоворота всех им прожитых жизней.
Он долго и с нескрываемым восторгом смотрел на храм, прежде чем, наконец, понял то, ради чего он собственно оказался здесь. В этой самой точке пространства и времени.
И то, что он понял, было для него чрезвычайно важным. Если не сказать большего - роковым!
Он, наконец, нашел единственно возможный ответ на терзающий его душу вопрос “Зачем?”.
Он понял то, ради чего существует Жизнь.
И все благодаря тому, что ОН НУЧИЛСЯ ВЫБИРАТЬ ИЗ МНОГО, порой никчемного и суетного, САМОЕ ГЛАВНОЕ.
Это же было просто и бесхитростно.
Жить можно и нужно ради Главного, а не быть игрушкой Судьбы. И с трепетной благодарностью принимать от нее все как должное!
Во всех остальных случаях - можно лишь существовать, бездарно теряя или, что еще хуже, убивая себя и время.
Герман многозначительно усмехнулся, отводя свой зачарованный взгляд от храма.
Было двенадцать часов дня по земному времени.
Густой аромат цветущих каштанов окутывал древний город.
На улицах Киева уже давно и вовсю бурлила жизнь. Все вокруг куда-то спешили, перебрасываясь друг с другом на ходу легкими фразами и не обращая на чудаковатого Странника ни малейшего внимания.
- С вами все в порядке? - неожиданно окликнул Германа незнакомый женский голос.
- И да, и нет... - неуверенно ответил он, оборачиваясь в сторону говорившей.
Но рядом с ним уже никого и ничего не было.
Контуры города таяли прямо на глазах. Солнечный свет быстро тускнел и всеми силами стремился схлопнуться в одну единственную точку. Глас реальной действительности и ее же аромат стремительно теряли свою былую силу и многообразие.
- И да, и нет... - уже с легким оттенком грусти и разочарования повторил Герман, проваливаясь в гнетущую тишину и сумрак безмолвия.

*************************

Герман же опять был самим собой. Командиром транспортного звездолета Лиги Наций лейтенантом Германом Леваневским.
“Не может быть?! - подумал он про себя. - Неужели все повторяется?”
Корпус “Иуды” сильно вибрировал.
Герман уже знал, что случится дальше. И к его неописуемому ужасу, всем его ожиданиям было суждено сбыться. Причем в самых мельчайших подробностях.
Вначале его швырнуло на пол.
Как и следовала ожидать!
Ведь все это с ним один раз уже было. Правда, в этот раз он уже сознательно ничего не предпринимал, будучи заранее уверен в результате.
Он просто покатился в дальний угол рубки, быстро теряя сознание.
Корабль, как и тогда, судорожно вздрогнул, закрутился волчком вокруг своей собственной оси и начал стремительно падать в мрачную и беспросветную пустоту.
Крейсер засасывало все сильнее и сильнее.
Пока, наконец, густая черная мгла не сомкнулась за дюзами его маршевых двигателей…
И что с того, что "нормальная", то есть не замкнутая на самое себя, жизнь вне границ транссфера продолжалась.
Для Германа и его, попавшего в западню, крейсера-убийцы это уже ровным счетом не имело никакого значения!
Равно как и то, что, где-то там, в черном безмолвии космоса те, кто придумал и создал Транссферы-отстойники, самодовольно потирали руки. Их вечные оппоненты - "супергуманисты" - с пеной у рта отстаивали "самоценность каждой, пусть даже и заблудившейся, личности".
Ну а часовые "транссферов" нуль-шишиги …?
А нуль-шишиги все шуршали в черных дырах, сетуя на падение скорости света...