Выбор

Закат полыхал. В рваных тучах солнце выглядело неестественно тёмным. Может быть, потому что угасало. Может быть, потому что так казалось людям. С большой городской свалки можно наблюдать за небом весь день и всю ночь. Через каждые полчаса что-то ослепительно вспыхивало и очередной корабль покидал планету. Валерий не знал, куда они отправляются, где они остановятся, зато знал зачем. Люди покидают дом, чтобы спасти себе жизнь. Если, конечно, им позволяют средства. При мысли о средствах Валерий тяжко вздохнул: оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? заработать? накопить? ограбить кого-нибудь? – достать любой ценой. Чтобы можно было посадить на корабль хотя бы Эллу с детьми. Но кому сейчас нужен сорокалетний старик электронщик.

Валерий встал с мусорной кучи, кинул злобный взгляд вслед удаляющейся яркой точке и поплёлся обратно в пустеющий город. Немногочисленная полиция отчаялась сохранять порядок и теперь улицы представляли собой поле боя. Из-за каждого угла за прохожими уныло следили покрасневшие глаза тех, кто решил деньги отобрать у других, с первого взгляда отличая человека-с-деньгами от человека-без-денег. Валерий сгорбился, зашаркал, всем своим видом демонстрируя отчаяние и безысходность. А в кармане лежат пятьдесят четыре кредитки, на которые надо протянуть целую неделю. Пятьдесят четыре… Нужно в сто раз больше – на одного. А на троих?..

В двух кварталах от дома при местном полицейском управлении стоял маленький магазинчик, тщательно охраняемый от городской бедноты, которая, понятное дело, не желала тратиться на еду, стараясь сэкономить деньги, отложить на билеты. Валерий всё же рискнул заскочить на минутку, купить несколько тюбиков еды, синтетическая основа которой вот уже тысячу лет заменяет натуральную и заменяла бы ещё миллион, если бы не треклятая комета. Рассовал скромные запасы по карманам и так же, волоча ноги, вышел.

Дома оказалось привычно холодно и пусто: дети играли во дворе с другими, Элла пристроилась в стареньком кресле с потрёпанной книгой. Таймер в синтетической камере методично отсчитывал секунды до окончательной готовности “Маной кашы”. Валерия всегда интересовало, откуда такое странное название, но ни один словарь почему-то не мог ответить на этот вопрос. Привычно поцеловав жену в лоб – все гигиенические изыски богатых были ему не по нутру – он выложил еду на стол и отправился чинить микросхемы на кроватях детей, а то они всё жалуются на страшные сны. Ему самому вот уже много дней подряд снится один единственный сон – как он находит двадцать тысяч, берёт четыре билета и улетает далеко-далеко.

День за днём, неделя за неделей тянулись нескончаемо серо. Иногда Валерию казалось, что пора забыть обо всём и просто пожить, но потом он смотрел на странно взрослые лица своих детей и понимал, что он, может, и не доживёт до того Судного дня, но вот дети… Возвращаясь со свалки, где иногда можно было найти нужные для работы детали, с самой работы при полицейском участке, всё чаще заставал жену плачущей. Добиться вразумительного ответа ему так и не удалось. За последний месяц удалось отложить 15 кредиток, но и при таких темпах семидесяти лет не хватит. Валерий в отчаянии метался по всему городу, пытаясь найти какую-нибудь подработку, вечерами возвращался уставший и мрачный.

В день рождения Эллочки он решил послать всё к чёрту и вернулся пораньше. Дети должны были ещё учиться в школе с учителями- роботами, поэтому можно было бы поговорить, заняться любовью, просто хорошо провести время. Дверь бесшумно отъехала в сторону, впуская опознанного хозяина внутрь, так же бесшумно скользнула обратно. Валерий уже собрался было позвать жену, но услышал чужой голос, доносившийся из спальни. Подойдя ближе, он различил второй, тихий, дребезжащий, полузадушенный то ли рыданиями, то ли волнением – это был голос Эллы.

- Но как? Как я могу? – жена всхлипнула. – Ты с ума сошёл. Как же я могу его оставить, ведь он мой муж… Он так старается…
- Эля, милая, ты подумай. Он ведь поймёт. У тебя двое детей. Ты о них должна подумать. Они не должны прозябать здесь и ждать своего конца. Если ты выйдешь за меня замуж, то всё будет хорошо: вас как мою семью вывезут через год…
- Но я должна оставить Валеру?
- Должна. Ради себя и детей…

Этот неизвестный голос звучал строго и убедительно. Валерий напрягся и, не став ни дослушивать, ни прерывать, вышел на улицу. Над головой, в узком просвете между небоскрёбами, сияло необыкновенно чистое небо. Так непривычно, когда нет ни летающих по воздушной трассе машин, ни развешанных над головой знаков, объявлений, плакатов. Всё это исчезло, когда учёные подняли тревогу, обнаружив приближение кометы, которая, по их расчётам, должна была врезаться в Землю через семьдесят лет. Отсчёт пошёл. За год планета опустела. Осталась лишь беднота, не выходящая за пределы своего города, да в десятки раз сокращённый штат полиции, за которой прибудут специальные корабли через годик-другой. А потом, возможно, раз в пять лет будет прилетать корабль и забирать тех, у кого окажется достаточное количество денег. Денег… воздух со свистом вырвался из груди.

Сидя на свалке и наблюдая за редко взмывающими в высь кораблями, Валерий думал, что же ему делать, что он успеет сделать. Голова отказывалась работать, а в ушах всё звучал нерешительный голос жены: “Но я должна оставить Валеру?” Не оставит ведь! Не оставит! – мелькнуло в голове. Валерий вскочил и помчался в город.

На улице стемнело. Зажглись накопившие за день энергию фонари, мутный свет которых притягивал многочисленную мошкару. Только подумать: люди столько веков напрасно борются с насекомыми, а те живут и живут. Ничего, злорадно подумал Валерий, через семьдедят лет уже ничего не поможет, да и вряд ли фонари будут ещё светить. На лицо упала крупная капля, ещё одна. Начинался тёплый майский дождь. Валерий остановился посреди улицы, извлёк из кармана новенькие восемь кредиток, повертел, спрятал обратно и, усмехнувшись, зашагал дальше – широко, уверенно. Когда арка старого дома осталась позади, сзади что-то прошуршало. Валерий улыбнулся, заметив смазанную на гладких стенах тень. Струя воздуха подняла волосы на затылке, и тяжёлый обрезок трубы опустился точно на него, в одно мгновение проломив череп. Трепыхающаяся мысль: “… можно умереть…” - погасла.