О превращении Мартына Юрьевича Собецкого в беконную свинью

Баллы: 
3

Невероятная история эта произошла во время последних достопамятных беспорядков в нашем Городе, когда учинился такой ущерб городскому хозяйству, и едва не случился, - страшное дело! - переворот. Вы ведь помните, конечно: какие-то голодранцы, не иначе как из этих, национально сознательных, в Чистый четверг прямо на Великокняжеском проспекте учинили покушение на отца отечества. Само собою, не получилось ничего, но взорвать взорвали, даже джип с охраной помяло, а машину отца отечества забрызгало бетонной крошкой и мозгами. Кроме юных глупцов, вздумавших покушаться, никто в особенности и не пострадал, но переполох и колоброжение в городе случились великие. И оттого всякие ведомства, ведающие тайной безопасностью отечества, принялись усиленно отлавливать смутьянов и подозрительно шатающихся. Комендантский час объявили и национальную тревогу - отечество у нас маленькое, и тревожимся мы легко.

Вот тогда-то и попался наш герой. Случилось ему спьяну, загрузив в патрульную машину двоих совершенно уж лыка не вязавших приятелей из спецхвата (народец у нас есть такой, чернопятнисто одетый - тоже, кстати, врагов отлавливает), прямо в комендантский час ворваться на главный наш проспект с Имперского шоссе, с московской стороны. Звали нашего героя Мартын Юрьевич Собецкий, чином и должностью был он старший лейтенант дорожной полиции, а как приятелей его звали, и в каких чинах они были, знать совершенно неважно, потому что расстрелял их вместе с машиной из крупнокалиберного башенного пулемёта патрульный броневик, закрывавший въезд на проспект с кольцевой дороги.

Пулями величиною с банан патрульные "Жигули" разорвало почти надвое, остатки вспыхнули злым пламенем, а сидевший за рулём Мартын Юрьевич пьяной прытью своей, чудом да немыслимым везением выскочил, покатился, ударился о бордюр и остался лежать в бесчувствии. Там его и подобрала наш доблестная охранка, и, выслушав объяснение экипажа броневика насчёт того, что из машины, дескать, первыми начали стрелять, увезла старшего лейтенанта в красно-жёлтое здание с колоннами напротив скверика Первого Паладина Революции.

Там Мартына Юрьевича били две недели подряд. И собирались бить много дольше. Причин тому было две. Во-первых, молодые, озабоченные карьерой сотрудники Комитета Внутренней Охраны Отечества, спасшие Мартына Юрьевича от бронетанковой ярости, немедленно доложили начальству о проекте заговора с участием дорожной полиции, городской охраны и спецхвата. И были поощрены за находчивость. Ведь в живых никого из организаторов покушения не осталось, да и были они так, мелочь, отчаявшиеся от нищеты и голода студенты, которым нечем было даже за общежитие заплатить. Тощие, молодые, глупые, - не террористы, а, скорее, мученики. Требовалось же большое, полновесное, тщательное подготовленное покушение, заговор, глобальная опасность и интриги враждебных держав. А проект предусматривал захват подкупленным спецхватом правительства, радио и телевидения, перевозку террористов в Город при помощи дорожной полиции, и нейтрализацию населения при помощи городской охраны, - при общем руководстве со стороны Ведомства Охраны Города и окрестностей. Проект захватывал масштабностью, сулил в случае осуществления неслыханные в мирное время выгоды и сокрушение конкурентов, - и потому был немедленно пущен в реализацию. Мартын Юрьевич предполагался одним из главных действующих лиц, случайно захваченным при попытке въехать в Город для непосредственного руководства действиями преступных банд. Требовалось поэтому выбить должные сведения из Мартына Юрьевича - и обеспечить гарантированную выдачу им нужной информации правосудию, прессе и негодующему народу.

Во-вторых, били его потому, что, как всегда случается в нашем отечестве, масштабность упёрлась в мелочи и безнадёжно в них застряла. Мартын Юрьевич оказался человеком нищим, простым и прямым, и не видел причины что-либо скрывать. Очень скоро выяснили его подноготную, имена и семейные истории родственников и сослуживцев, и родственников сослуживцев, склонности и пороки, тайные влечения и подозрительные связи. Стоит ли говорить, что для изображения заговора в масштабе всей страны выясненного оказалось смехотворно мало.

Несчастный Мартын Юрьевич признался даже в занятиях онанизмом на рабочем месте в скучные часы вечерних дежурств. К разочарованию сотрудников Комитета, предосудительные пристрастия Мартына Юрьевича этим практически и исчерпывались. Хуже того, он, вместо запирательства и обмана, всеми силам старался помочь сотрудникам Комитета, и заранее соглашался исполнить всё требуемое. Проблема оказалась в том, что именно потребовать. Ожесточённые - и безрезультатные - споры об этом велись в самых верхах Комитета. А покамест было принято соломоново решение: подвергнуть Мартына Юрьевича допросу третьей степени. Подавшие проект молодые сотрудники настаивали, что Мартын Юрьевич далеко не так прост, как кажется. И именно сатанинской хитростью объясняется готовность сотрудничать, на самом деле, конечно, притворная. И потому надлежит применить меры внушения и сокрушения воли максимальной степени тяжести. Начальство благодушно согласилось, желая выиграть время, и Мартына Юрьевича начали бить.

Искусство систематического нанесения побоев известно человечеству много тысячелетий. Специалисты Комитета много и усердно работали над изучением и обобщением культурного наследия в этой области. Ещё со времён революции к работе в ведомствах, предшествовавших Комитету, привлекали китайцев, сведущих в традиционной ханьской системе дознания. От них узнали, как бить, чтобы слазило мясо с костей, чтобы разрушалось кровообращение и отмирали мышцы, чтобы вызывать разрывы внутренних органов, - и как бить, чтобы этого не происходило. Как бить, чтобы боль накапливалась, и назавтра начиналась с достигнутого предыдущим днём уровня. Как достигать порога выносливости и безумия испытуемого, - и удерживать его там максимально долго. Накапливаемый опыт бережно фиксировался и передавался новым поколениям работников. Достигались высоты, отмечаемые премиями и переходящими вымпелами. Разрабатывались новые способы и вносились рацпредложения. Разумеется, химия, электричество и психоанализ потеснили искусство ударного дознания. Но, как ни странно, ненадолго и не очень сильно. Наркотики были дороги, быстро разрушали личность, последствия контролировать было трудно, техника различного рода неразрушающих внушений требовала основательного изучения личности испытуемого, - а на это, как правило, не хватало времени, да и человековедческой квалификации. И результат не гарантировала. Потому среди специалистов Комитета большую популярность приобрела доктрина ударного минимализма. Согласно ей, сильнодействующие наркотические препараты отвергались полностью как искажающие самый дух искусства. Электричество считалось грубым средством неквалифицированных массовых допросов. На применяющих его смотрели с презрением. Вербальному воздействию, то есть, собственно допросу, отводилась роль вспомогательная и второстепенная, как простому средству коммуникации с испытуемым. Более того, лучшие мастера, знатоки физиологии, различавшие боль по запаху пота, умели обходиться практически без слов, управляя при помощи последовательности ударов признаниями испытуемого. Причём телесных повреждений практически не наносилось! Испытуемый оставался здоровым телесно, и в значительной мере душевно. Даже, как ни странно, становился здоровее. "Эффект беконной свиньи" - так шутливо называли ударное оздоровление специалисты. Происходило название от старогерманского способа выращивания свиней с особенно толстой и сочной прослойкой бекона.

Поросят, начиная с месячного возраста, каждодневно избивали тонкими прутьями. Поросята росли, росла и толщина прутьев. Кормили поросят вдоволь, давали всласть поспать, но избивали весь день напролёт. Молодой свинячий организм, стремясь уберечься от травм, развивал необыкновенно толстый слой подкожных мускулов. Такие поросята и росли гораздо быстрее сородичей, и кушали лучше, и здоровьем отличались отменным, - хотя, конечно, нрав имели скверный.

Поскольку Мартын Юрьевич отличался крепостью и телесным здоровьем, из инцидента с расстрелом машины вышел практически целым (если не считать обширных синяков и лёгкого сотрясения мозга), то для него предназначили "беконный курс" высшей степени. Причём первую неделю курса от него ничего не требовали. Просто били, не записывая даже истерический поток откровенностей. Голый Мартын Юрьевич полувисел-полустоял в прохладной, светлой, хорошо вентилируемой комнате, отделанной до потолка белоснежным кафелем, с гладким, слегка наклонным кафельным полом. В центре комнаты, как раз под Мартыном Юрьевичем, находилось забранное решёткой сливное отверстие. В комнате также находился небольшой стол, на котором лежал набор пластиковых, резиновых, деревянных и металлических дубинок, и складной алюминиевый табурет. Били разнообразно, не обходя ни единую часть тела, даже гениталий, носа и губ, но обходясь практически без кровопусканий. По голове били особенно внимательно и бережно, поскольку боялись причинить мозговые травмы. Били дубинками, хлыстами и палками из различных пород древесины, сортов пластика и каучука. Специалисты, в общем и целом будучи традиционалистами, предпочитали синтетике и металлу древесину, но дерево быстро впитывало телесные жидкости, приобретало запах, портилось, дорого стоило и требовало ручной доработки. Высшим шиком считался настоящий китайский бамбук, но он стоил дорого и в благополучные имперские времена, а сейчас стал привилегией лучших из лучших.

Били, раздевшись до исподнего, поплёвывая на руки, напевая, сосредоточенно, демонстративно небрежно, били одиночно, парно и в десяток рук, посмеиваясь, шипя от злости, мерно и гармонично выдыхая, почёсываясь и рассеянно размышляя о постороннем. Били женщины и мужчины. В здравоохранительных и дознательных целях Мартына Юрьевича поощряли к тому, чтобы расслабляться, свободно отправлять физиологические потребности по мере возникновения нужды. Невыносимой мукой для него было впервые публично испражниться, - на глазах у полудюжины оживлённо беседующих мужчин и женщин. Женщины, оставшись наедине с ним, нередко раздевались донага, ласкали и возбуждали его, чтобы иметь возможность бить по возбуждённым гениталиям. Иногда доводили до физиологического завершения, к неописуемой мучительности и стыду.

Воля Мартына Юрьевича была необратимо сломлена в первый же день побоев. На второй он превратился в хнычущее животное, обливающееся слезами, мочой и потом. Он плакал и кричал, что он же человек, и что невозможно с человеком так, что ненавидит, что просит прощения, что хочет домой и всё подпишет, умолял, чтобы дали ему хоть как-то доказать свою верность и преданность. Бьющие добродушно соглашались, и продолжали бить. Боль терзала Мартына Юрьевича непрестанно, лишала сна, но сообщала аппетит. Он пожирал груды мяса и вареного картофеля, обливаясь слезами. Он жадно глотал сгущенное молоко. Он глотал хлеб, не прожёвывая, и захлёбывался супом, который из-за боли в руках стал хлебать прямо из лохани. Он стал обрастать свиной щетиной. К концу первой недели он потерял дар речи и только исступленно выл. К концу же второй в нём явственно стала зарождаться новая, необыкновенно злобная, хитрая, сильная и искусная в мыслеукрывательстве личность.

Прежде Мартын Юрьевич Собецкий ничем особенным не отличался. Родился и вырос он в Городе, в детстве собирал марки, кое-как закончил автотракторный факультет политехнического института, мучимый предвидением инженерной карьеры в провинции, поступил в школу полиции. Её он окончил с отличием, проработал три года в Городе и окрестностях, и продвинулся в звании. Работа ему нравилась. Он любил футбол, креветки к пиву и штрафовать симпатичных девушек, нарушающих правила. Указания начальства исполнял покорно, не злословил без необходимости, не носил усов, не женился, в беспорядках участия не принимал и выписывал газету "Частный детектив". Жил в старой однокомнатной квартире, кормил и гладил старую кошку, оставшуюся от прежних хозяев. Нормальный, заурядный даже человек, - сгинувший безвозвратно.

Новый Мартын Юрьевич глядел на мир исподлобья. К концу третьей недели он усовершенствовался настолько, что стал искусно прикидываться прежним Мартыном Юрьевичем, одновременно лелея в недрах обозлённого духа очень нехорошие планы. Сперва планы не шли далее изощрённой мести заплечникам, избивающим его. Потом добрались до их начальства, до Комитета в целом. А потом в лейтенантской голове естественно сложился дьявольский план ниспровержения правительства и устройства кровавого хаоса в Городе и стране. И поклялся он страшной клятвою каждую минуту жизни посвятить этому и только этому, и не знать покоя, покуда не свершится месть. Пустые, пустые слова. Бессильная ненависть.

Разумеется, именно такой и была цель пыточной процедуры. Простоватый старший лейтенант полиции, движимый растущей ненавистью, превратился в исполинское, зверообразное исчадие преступного умысла. Почти уже был он приготовлен к исполнению роли вселенского злодея, умышлявшего на безопасность отечества. И зверино искажённые портреты его появлялись уже в газетах, и статьи подле них помещались соответствующие, и нездоровые слухи поползли по Городу, и гонения начались среди дорожной полиции и спецхвата.

Но тут случился катаклизм. Взбунтовались танкисты, призванные в Город для поддержания порядка и комендантского часа. После призвания о них забыли, и ни одно ведомство не желало принять их на довольствие. Танкисты неделю крепились, а потом стали давить по ночам пивные ларьки и шантажировать таксистов. Городское начальство, поглощённое внутренней борьбой и ужасом перед грядущими чистками, не отреагировало. Танкисты послали офицерскую делегацию - её встретили комитетчики, и делегация бесследно исчезла. Тогда измученные танкисты (по слухам, подстрекаемые враждебными элементами) восстали.

Среди прочих бесчинств и зверств, учинённых ими в первый же день мятежа, в соответствии с классической традицией бессмысленного и беспощадного, оказался взрыв центрального канализационного коллектора. Коллектор находился как раз под сквериком со статуей Железного Паладина Революции, напротив здания с колоннами, где размещался Комитет. В здании произошёл гидроудар, и все шесть подземных этажей полностью затопило канализационной жижей, смешанной с кипятком. Было много жертв. Считалось, что в их числе оказался и Мартын Юрьевич, что и его неузнаваемые, распухшие, вымазанные нечистотами останки похоронили за казённый счёт в известном грустном месте за кольцевой дорогой.

Но поползли слухи и совершенно другого рода. Три нижних подвальных этажа, где содержались и допрашивались особо важные задержанные, то ли не смогли, то ли не захотели очищать и ремонтировать. Просто заблокировали и наспех залили цементом проходы. Ремонтники рассказывали шёпотом, что там по залитым фекальными массами коридорам бродит голый, жирный, щетинистый человекосвин, хрюкающий злобно и мстительно. Якобы ночами он выбирается наверх и шарит по коридорам, оставляя гнусные отметины на полу и стенах, и если случится несчастному ночному сотруднику попасться навстречу, то человекосвин немедля хватает его и, вонюче дыша, хриплым хрюканьем требует признания своей человечности и прав. А замешкавшихся якобы уволакивает вниз, раздирает на части и пожирает, начиная с ягодиц. И оттого из здания началось повальное бегство, и именно потому Комитет пришёл в упадок, и спешно строит себе небоскрёб поблизости от резиденции отца Отечества. И обороноспособность отечества умалилась, и оставшиеся после бунта танки спешно продали в Марокко. А скоро вообще намечается воссоединение то ли с сопредельной западной державой, то ли с восточной.

Враньё, конечно. Всё враньё. Был Мартын Юрьевич Собецкий, и нет его ныне, и всё тут. Не повезло ему, как многим в нашем отечестве. И никто его не вспомнит, кроме родственников. Вот только появилось недавно это общество, ну, вы знаете, оно "Вепрь" называется. Митингуют, кричат, на стенах лозунги пишут. Кандидатуры выставляют. Популярны они. Я видел их эмблему - на ней щетинистый, клыкастый зверь попирает карту отечества. Честное слово - он удивительно похож на покойного Мартына Юрьевича. Не верите? Да посмотрите сами!