К тому времени, когда Эрон прибыл на «Тоннемех», тот уже напоминал не то Ноев ковчег, не то сошедший с места и пустившийся в путь Вавилон. Народы и расы смешались здесь с поразительной пестротой. Проехав в мобиле по улицам от швартовочного отсека до ближайшей приличной гостиницы, инспектор за двадцать минут насчитал не менее пятнадцати языков и диалектов. Пожалуй, за всю историю освоения Галактики ни один колонизационный проект не вызывал такого ажиотажа, как Великая Миссия. То тут, то там на одежде встречных Эрон видел портреты Хайруза Идущего к Звёздам – от крошечной нарукавной нашивки до большого изображения, колыхавшегося на плаще за спиной правоверного бенилийского кочевника. Когда сто шестьдесят с лишним лет назад князь народа, вытесненного с привычного места обитания религиозной войной, отдал приказ построить на орбите корабль-монстр, чтобы отправиться на поиски новой обетованной земли, он вряд ли предполагал, что его потомок, помимо собственных подданных, приведет в эту землю уйму представителей других рас.

Над широкими коридорами теплилось розоватое искусственное небо, и по нему изредка даже пробегали тени, имитирующие легкие облачка. Гостиница почему-то уходила своими десятью этажами вниз, а не вверх, так что самый нижний этаж имел выход на инженерный уровень: возможно, именно там обычно размещался между сменами обслуживающий персонал швартовочных отсеков.

Причину своего появления здесь Эрон увидел довольно скоро; вернее, вначале он ее услышал. В воздухе, посреди звучащей отовсюду разноплеменной речи, стоял какой-то негромкий, монотонный гул, который инстпектор сперва принял за отдаленный рокот механизмов. Толпа, узкими, порой пересекающимися потоками следовавшая по улице, обтекала небольшой пятачок пластикового пола, на котором, совершенно не обращая внимания на окружающую суету, сидели, взявшись за руки, несколько человек в просторных алых балахонах. Их глаза были широко открыты, но ничего не видели, руки – плотно сцеплены, так что даже пальцы побелели – как будто невидимый ветер старался оторвать молящихся друг от друга. Лица были разные: от старческого до совсем юного, девичьего, – но на всех лежала печать странного, нездешнего напряжения.

Эрон высунулся из мобиля, прислушиваясь. Так и есть. Стройный монотонный хор повторял слова, которые за последние несколько месяцев уже не раз слышались инспектору наяву и даже во сне.

– Навстеречу дальнему зову
Мы раскачиваем Вселенную.
Мы летим за пределы.
Наше слово раскачивает Вселенную…

Прохожие старались не прикасаться к поющим эту странноватую мантру, словно на алых одеждах были кровь или зараза.

Эрон вздохнул. Чума «раскачивающих Вселенную» обрушилась на Галактику несколько лет назад. Тогда они ничем не отличались от многих других сект, свободно проповедующих в разных мирах, разве что число их сторонников росло не в пример быстрее. Последний год был просто потрясающе урожайным. Существа в алом умудрялись расположиться везде: на траве, на раскаленном песке, на проезжей части, на острых камнях и битых кристаллах – и мгновенно сцепившись, подобно частицам, которые лучше чувствуют себя в составе молекулы, чем отдельно, заводили одно и то же:

– Мы раскачиваем Вселенную…

И если поначалу это казалось забавным, то теперь вызывало неосознанную тревогу.

Номер в гостинице оказался на удивление приличным. Первым делом инспектор прошел в кабинет и, опустившись в удобное, почти не потертое кресло, вынул из нагрудного кармана карту связи. Крошечный серебристый диск мягко скользнул в выемку на крышке обширного стола. На потолке ожило жерло голографической призмы, вниз упал столб мерцающего снега, потом помехи исчезли и Эрон увидел Валлингера. Как обычно, они не приветствовали друг друга.

– Я на месте, – сообщил инспектор. – Здесь все так же, как и везде: алые балахоны, сцепленные руки, транс, мантры…
– Слова совпадают?
– То, что я уже успел услышать, ничем не отличается от того, что можете услышать вы, выйдя на улицу.

Валлингер некоторое время сидел неподвижно, размышляя.

– Вы испросили аудиенции у князя Айрама?
– Я договорился о ней по радио еще с Феерии, до того как сел на челночный катер. У меня впереди четыре часа на переодевание и обед.

Комиссар кивнул с видимым удовлетворением.

– Я уверен, что князь не представляет себе истинного размаха бедствия. Все же постарайтесь выведать у него побольше. Я знаю, его интересует эта тема. Наверняка его подручные составляли какие-то отчеты и вели наблюдение за отдельными группами. Я хочу знать количество людей, охваченных этим фанатическим рвением. Если что-то еще покажется вам интересным или… необычным, немедленно доложите мне.

Валлингер протянул руку куда-то за пределы призмы и отключился. Прощание тоже не входило в список его любимых правил этикета. Эрон бездумно проследил, как гаснет глазок пушки на потолке, а потом встал и отправился принимать ванну.

Князь Айрам оказался юнцом лет восемнадцати, но в его повадках чувствовалась жесткость человека, воспитанного среди воинов и повелителей. Его отец, внук легендарного Хайруза, умер рановато даже по придворным меркам – когда его сыну едва минуло двенадцать. У инспектора не было желания забивать голову размышлениями о скоропостижном конце предыдущего владыки: на это, в конце концов, здесь существовала тайная полиция. Эрон смотрел на владыку нынешнего и думал о том, что, скорее всего, именно этому пареньку с бархатно-карими глазами в обрамлении по-девичьи густых и длинных ресниц выпадет ступить на долгожданную землю новой родины. Инспектор попытался представить эту картину, но его постоянно отвлекало исполнение положенного ритуала.

– Меня тревожит их настойчивость, – говорил Айрам, расхаживая между пестрыми рядами своих вельмож, сидящих прямо на полу и не смеющих поднять глаз. – Мне не приходилось еще встречаться с подобной одержимостью. Возможно, вам, человеку с более богатым опытом, мои тревоги покажутся смешными…

Князь метнул на Эрона испытующий взгляд и, не увидев на лице инспектора и тени насмешки, продолжал:

– Еще недавно их было гораздо меньше и они вели себя не так демонстративно. Порой мне кажется, что это не религия, а какая-то быстро прогрессирующая душевная болезнь. Они стремятся за какие-то пределы, не понимая, что это разрушает их сознание, что они уже выглядят безумцами, что они на самом деле стремятся к смерти. Разве это может быть нормальным?

Инспектор почтительно поклонился – уже, наверное, в двадцатый раз за последние полчаса.

– Государь, верования бывают очень причудливы. Есть расы, где среди святых практикуется самосожжение. Мне встречались существа, которые нарочно замедляли сердцебиение во время молитвы, потому что считали за счастье умереть в одну из таких святых минут. Религиозная экзальтация часто вызывает явления неприглядные и бессмысленные для тех, кто смотрит на них со стороны.

Князь выслушал эту тираду с непроницаемым лицом, так что инспектор задумался, не перешел ли он в своей речи какую-нибудь из многочисленных границ общения простого смертного со священной особой королевских кровей. Айрам, похоже, подумал об этом же, но его воспитали так, что гордыня порой все же уступала место соображениям целесообразности.

– Чем могут мои подданные способствовать вам? – спросил он.
– Мне нужны помощники и все мыслимые сведения о «раскачивающих Вселенную» – от заметок в газетах до серьезных исследований, если таковые проводились. Никогда не знаешь точно, где торчит тот кончик нити, потянув за который, можно размотать весь клубок...
– Действуйте, инспектор. Вам окажут все возможное содействие. И – вот что – держите меня в курсе происходящего. Я не требую ежедневного доклада, но раз в два-три дня хочу видеть вас у себя. И помните: чем скорее вы разберетесь в этом деле, тем лучше для нас всех…

Он посмотрел в огромное стекло поверх головы Эрона, и инспектор знал, что он там видит: огромное черное небо в ярких, неподвижных пятнах звезд. Одна из них казалась гораздо крупнее и ближе прочих и была подобна сияющему яблоку, хотя до нее еще оставалось около сорока лет пути. Ариштарб – Воскресение, конечная цель долгого перелета; место, где Великая Миссия наконец свершится и народ-скиталец – а с ним и прочие страждущие – обретут новую родину.

– Я счастлив послужить вам, государь.

Князь милостиво кивнул, Эрон в последний раз согнулся в поклоне, и на этом аудиенция закончилась.

Рано утром в тишине заработали двигатели, сталкивая «Тоннемех» с орбиты Феерии. Эрон почувствовал сквозь утренний сон легкое подрагивание корабельного корпуса, да, как всегда при перемене скорости, у него слегка заломило в висках. Что-то как будто проплыло мимо его сомкнутых век, качнувшись на лету. «Мы раскачиваем Вселенную, – подумал инспектор. – Наше слово раскачивает… Тьфу!» Он снова забылся сном и проснулся только тогда, когда над головой запел встроенный в стену будильник.

Когда он принялся за завтрак, бравурный национальный марш, исполняемый устройством связи, возвестил, что у кого-то есть для инспектора новости.

Внутри призмы появился Валлингер, устроившийся в своем обычном кресле так, будто там и провел все последние сутки.

– У меня есть кое-что для вас, – начал он, не поздоровавшись. – Запись допроса одного из основателей культа «раскачивания» Онтона Беренна. Его взяла на Эвбее тайная полиция эрц-герцога, он предстал перед местным судом и был казнен. Это было восемь лет назад,. Случись все на год позже, когда наследник эрц-герцога вступил на престол и отменил смертную казнь, Беренн был бы жив и гораздо больше нам полезен. Среди последователей культа его имя священно. Есть и другие мученики, но на них пока не отвлекайтесь… Еще нам удалось найти досье нескольких «раскачивающих», которые сейчас находятся на борту «Тоннемеха», а в прошлом являлись довольно крупными специалистами в разных областях. Изучите их, попытайтесь найти этих людей и выскажите свои соображения. Что нового у вас?

Эрон поделился информацией о своей встрече с князем и некоторых деталях, о которых стало известно из данных ему по приказу князя документов.

– Там указывается на связь этого культа с исследованиями Макса Фриергана, астрофизика, который полторы сотни лет назад выдвинул гипотезу о существовании «изнаночной Вселенной». Похоже, первые семена были посеяны еще тогда. На кого-то из основателей «раскачивания» идеи Фриергана произвели неизгладимое впечатление, я бы даже сказал, фатальное для рассудка…

Валлингер посмотрел на инспектора пронзительно, как будто силился прочесть что-то у того в мозгу.

– Слишком прямолинейное решение, хотя не лишенное оснований. Я тоже нашел упоминания об этих работах, правда, более опосредованные. У Фриергана был целый исследовательский центр, занимавшийся этой проблемой. И там, в частности, была лаборатория Денниса Лениди, который сильно расходился с Фриерганом по поводу того, что «изнаночная Вселенная» не может быть обитаема... Думаю, к вечеру я уже смогу вам изложить какие-то свои выводы.

Призма погасла. Эрон вздохнул, перенес тарелки с завтраком в кабинет и сел просматривать присланные Валлингером материалы.

«Вопрос: Как случилось, что вы, человек с блестящим математическим образованием, обратились к мистике и начали проповедовать разрушение личности?

Ответ: Я никогда не призывал к разрушению личности. Я призывал к ее освобождению путем избавления сознания из привычных рамок. Идеи о неограниченности Вселенной как пространства ведут к тому, что человек стремится замкнуться в уже освоенном, приспособленном к его обитанию мире вместо того, чтобы стремиться к дальнейшей умственной и физической экспансии, к дальнейшему духовному росту. Его сознание ощущает некий предел, которого в реальности не существует, он – всего лишь плод подсознательных страхов, от которых нас не избавляет никакая техника. Это подтверждает вся история освоения космоса. Если в первые двести лет технологии, связанные с передвижением в пространстве и колонизацией, развивались бурными темпами, то сейчас мы наблюдаем в этой области заметный спад, который продолжается уже около столетия. Единственным крупным проектом последних ста лет является Великая Миссия князя Хайруза. Но все мы знаем, что это скорее вынужденное бегство, чем что-либо другое.

Представление же о Вселенной как о явлении, имеющем скрытую подоплеку, иную сторону, расширяет человеческое сознание, так как кроме интеллекта задействует эмоции (восторг, ошеломление, страх, преклонение) и интуицию. С помощью этих новых составляющих, утерянных в процессе технологизации человеческой жизни, становится возможно постижение того, чего нельзя увидеть ни в один телескоп и доказать никаким экспериментом. Это во многом то, что раньше называли религиозным опытом. Я сам испытал такое на себе – я слышал зов…»

Мобиль Эрона медленно плыл высоко над головами прохожих. На этой улице располагались магазины и всевозможные сервисы, так что и людей, и машин было в избытке. Ярко-алое пятно впереди увеличивалось в размерах, теперь можно уже было разглядеть лица «раскачивающих». Среди сидящих не было людей старше тридцати пяти, только молодые. В том, как они держались друг за друга, какими бледными и сосредоточенными казались их лица, инспектору, наряду с узнаваемым, почудилось что-то новое. Он оставил мобиль на стоянке неподалеку и направился к группе в алом. Он уже знал, что здесь нет никого из тех, чьи досье прислал ему Валлингер, но какое-то неясное чувство, имевшее мало общего с простым любопытством, заставило его подойти вплотную.

Монотонно звучала мантра, сейчас она показалась Эрону длиннее. Он прислушался и, к своему удивлению, почувствовал холодок, ползущий вдоль спины.

– Навстеречу дальнему зову
Мы раскачиваем Вселенную…
Мы летим за пределы.
Своим словом мы раскачиваем Вселенную…
Своей волей мы раскачиваем ее…

Воздух вокруг людей в алом невидимо, но ощутимо вибрировал.

Будимера Ханада один из помощников, данных инспектору по личному распоряжению князя Айрама, нашел совершенно в другом секторе «Тоннемеха». Бывший крупный философ-кибернетик, внешностью гораздо больше походивший на какого-нибудь дюжего десантника-первопроходца, раскачивался под мерное пение, а над ним и его приятелями стоял гул работающих фабрик. В промышленном секторе практически не было жилых отсеков, только комнаты отдыха немногочисленных служащих, призванных надзирать за автоматами, да помещения для охраны. Эрон сам видел, как рослые охранники попытались с помощью увещеваний и угроз выставить алое сборище, но, похоже, на медитирующих ни то, ни другое не оказывало никакого действия. Они ничего не видели, не слышали и ушли лишь тогда, когда их насильно подняли и отвели за ворота, отделяющие сектор от остальных помещений среднего яруса. Как только охрана удалилась, оставив «раскачивающих» в покое, те вновь затянули свои песнопения. Эрон не без удивления услышал, что и здесь мантра поется уже по-новому, как будто на его глазах обряд обрастал все новыми деталями.

Инспектор положил руку на плечо Будимера Ханада – осторожно, как будто алый шелк мог обжечь.

– Я – инспектор Эрон. Мне нужно поговорить с вами. Всего несколько вопросов, и вы будете свободны…

С таким же успехом он мог бы обращаться к какому-нибудь крупному флегматичному животному. Эрон подавил вздох, сделал знак своим подручным подойти и смерил взглядом расстояние до мобиля, прикидывая, не слишком ли оно велико для случая, если этот здоровенный парень вздумает сопротивляться.

Его опасения были напрасны: Ханад оставался пассивным, лишь его руки беспомощно ловили воздух, как будто от него ускользнула опора. Когда его вырвали из круга, прочие «раскачивающие» мгновенно снова сомкнули разорванную цепь рук. И все время, пока Ханада вели к мобилю, Эрон слышал за спиной:

– Своей волей мы раскачиваем Вселенную…

Так что под конец ему стало казаться, что под его ногами ритмично колышется пластиковый пол. Он стряхнул наваждение и уселся рядом с водителем мобиля. Ханад позади него неожиданно тонко поскуливал, пытаясь петь.

– Вы здесь уже четвертые сутки – и вам по-прежнему нечего сказать мне?

Голос князя выдавал разочарование, которое грозило вылиться в гнев.

– Что означают ваши рассуждения о спаде колонизаторства, мистическом зове и прочих материях? По вашему приказанию арестованы несколько моих подданных, и их родные уже засыпали судей требованиями всевозможных компенсаций в том случае, если их вина не будет доказана.

Эрон поклонился со всем возможным смирением.

– Они не арестованы, государь. Они находятся на обследовании, поскольку ни один из них не способен сам позаботиться о себе. Их родные не слишком усердно присматривали за ними.

Князь вздернул подбородок.

– Я хочу, чтобы вы разобрались с этим делом в ближайшие две недели. Так больше не может продолжаться – эти безумцы в алом сеют вокруг себя тревогу и панику. Вы уверены, что их действия никак не связаны с кадебиатами?

Эрон почувствовал себя еще неуютнее, чем прежде.

– Я пока ни в чем не могу быть уверен, государь. Но у меня сейчас нет никаких фактов, указывающих на такую связь.

Князь устроился на ковре между подушек и задумчиво куснул ноготь.

– Если кадебиаты некогда вынудили мой народ идти к звездам, что может помешать им строить козни против нас и теперь? Я уверен, им больше по нраву, чтобы Великая Миссия оказалась сорвана. За те полтора столетия, что мы в пути, на нас обрушивалось немало бед – от отказа планетарных правительств продать нам топливо до спланированных взрывов в жилых отсеках… И мы так часто находили за этими происками наших старинных врагов. Если людьми управляет ненависть, они способны на всё!
– Я позабочусь, чтобы эту версию тщательнейше проверили, мой господин.

Распрощавшись должным образом, инспектор вышел, чувствуя, как мокрая от пота одежда противно липнет к телу. В оранжерее, где князь Айрам любил устраивать аудиенции, было жарковато, а гнев его светлости еще больше накалял обстановку. Инспектор вздохнул. Он не был уверен, что двух недель ему будет достаточно, чтобы закончить расследование. Ни один из людей, которых вчера привезли в полицию, руководствуясь указаниями Валлингера, не сказал ему ничего, что могло бы хоть как-то прояснить ситуацию.Некоторые из них, придя в себя, могли еще вполне связно выражать свои мысли, но как только разговор касался мантры или зова, начинали нести какую-то белиберду, путаясь в падежах, как будто им отказывало знание родного языка.

Эрон вернулся в свой отсек, еще раз просмотрел досье и, не найдя ничего нового, мрачно уставился в стену. Несколько раз на связь с ним выходили его помощники, которым он дал задание опросить родственников прихваченных накануне «раскачивающих», он отвечал на их доклады коротко, почти односложно, так как и в докладах не было ничего, за что можно было бы ухватиться. Почти ничего.

– Навстеречу дальнему зову
Мы раскачиваем Вселенную…
Мы летим за пределы.
Своим словом мы раскачиваем Вселенную…
Своей волей мы раскачиваем Вселенную…
Своей кровью мы раскачиваем ее…

Неделя прошла в пустой беготне. Некоторое удовлетворение приносили только сеансы связи с Валлингером, потому что, делясь с шефом информацией или получая таковую от него, Эрон смутно чувствовал приближение разгадки. Ему никогда прежде не выпадало такого дела, в котором приходилось бы столько полагаться на интуицию. Реальные факты были так обыденны, малочисленны и непритязательны, что, казалось бы, не могли ничего подкрепить. Но где-то в глубине мозга подспудно плелась логическая сеть, и однажды, услышав на улице еще более удлиннившуюся и зловещую мантру, инспектор ощутил, что эта сеть почти закончена. Ему еще не было страшно, потому что сознание отказывалось всерьез воспринимать получившуюся картину. Медленно, как во сне, Эрон опустил диск связи в узкую темную ямку в крышке стола, и Валлингер возник внутри голографического столба, как всегда бодрый и как будто вовсе не подозревающий о том, что для нормальной жизнедеятельности нужно хоть изредка ложиться спать.

Эрон задумчиво кивнул ему и сказал, опережая вопросы.

– Можно МНЕ кое о чем спросить вас, Валлингер? Если не захотите отвечать – не отвечайте, но… Почему вас так интересуют именно «раскачивающие»? Есть тьма других культов, может быть, менее массовых, но не менее странноватых и диких.

Ему показалось, Валлинегер действительно откажется отвечать. Но тот в конце концов сказал:

– Разве вы не поняли до сих пор? Я чувствую за всем этим чужую волю. И очень большую мощь. ОЧЕНЬ большую, Эрон. Люди никогда не сталкивались ни с чем подобным. Честно говоря, мне бы и не хотелось, чтобы столкнулись. Мне нравятся люди.

Инспектор поперхнулся воздухом.

– Вы хотите сказать, что…
– Бросьте! – Валлингер отмахнулся. – Вы ведь и сами додумались до этого. Я уже очень долго контактирую с людьми, Эрон. Не буду скрывать, я не альтруист. У меня есть свои виды на человечество, в которые вас я посвещать еще не собираюсь. Эти виды во многом связаны с тем, что вы определяете как «изнаночную Вселенную» – с материальным миром, который пока для вас не досягаем и для которого пока труднодосягаемы вы. Пока, подчеркиваю. Могу сказать, что живущие «на той стороне» гораздо активнее ищут пути сюда, чем вы стремитесь в их пространство. Это может грозить им гибелью, но они не могут иначе и рвутся за пределы. Они уже выросли из своего мира, вы из своего – еще нет. Я хотел бы дать вам время, но уже не знаю, насколько это в моих силах… Мне даже не известно, какие именно ворота они способны избрать для себя – при их-то вольном обращении с энергиями!

Эрон смотрел на комиссара, не веря своим ушам. Ум Валлингера был странного, специфического свойства – такой, что сойти с него казалось невозможным. Но то, что он говорил, звучало чудовищно.

– Валлингер! Уж не хотите ли вы сказать, что вы – Господь Бог?!
– Бога нет, – равнодушно отозвался тот. – По крайней мере, Бога в вашем понимании. Я же в последнее время был фактически человеком среди своих сородичей, хотя никто из них об этом не знал. Ваша цивилизация обладает поразительным свойством завораживать и заражать своей жизнерадостной бестолковостью. Не обижайтесь, это комплимент.
– Но кто они? Чего они хотят?

Валлингер пожал плечами.

– Мне не с чем их сравнить из привычных вам понятий и вещей. Могу только сказать, что по размерам они вполне сопоставимы с «Тоннемехом». Что касается их разумности, то даже я, знающий об их существовании давно, не могу однозначно ответить на этот вопрос. Очень может быть, что в основном ими все же движут инстинкты.

Эрон молчал, подавленный.

Валлингер подождал его реплики, не дождался и продолжал:

– Мне искренне жаль всех тех людей, которые погибли на «Тоннемехе» и во всей Галактикев эти последние дни. Ритуальные самоубийства такого масштаба – это более чем ужасно. И это не может пройти без последствий.
– О чем вы?
– Вы сами мне недавно говорили, что ощущаете, будто Вселенная действительно раскачивается. Честно признаюсь, я впервые в своей практике столкнулся с воздействием религиозной магии на устройство мироздания. Я уже знаю, как и ради чего все это делалось, но не знаю, что из всего этого выйдет, и потому испытываю неимоверное любопытство, но и… некоторые опасения.

«Проще говоря, ты трусишь точно так же, как и я!» – с неожиданным удовлетворением подумал Эрон. Он открыл было рот, чтобы признаться Валлингеру в своих собственных страхах в надежде приблизиться к нему хотя бы в этом, но тут неожиданно замигал и стал меркнуть свет. Призма погасла, карта связи автоматически выскочила из гнезда. Сквозь несколько дверей инспектору почудился хлопок небольшого взрыва и истерический женский вопль.

Снаружи что-то творилось. Толпа прибывала с каждой минутой, потому что шум выманивал из жилых отсеков все больше народу. Невдалеке от своих дверей Эрон увидел еще дымящиеся обломки двух столкнувшихся мобилей. Уцелевшие защитные устройства машин покрывали их покореженную обшивку толстым слоем синеватой пены, предотвращая распространение огня. Освещение странно менялось. Все головы были задраны вверх.

Искусственное небо, прежде поддерживаемое мощными корабельными генераторами, сейчас таяло на глазах, обнажая черноту космоса. Но эта чернота больше не была абсолютной, мало того, ее вообще трудно было назвать чернотой, потому что по всей поверхности прозрачного сверхпрочного пластика кто-то – не иначе гигантский маляр – разбрызгал золотую краску. Пространство вокруг корабля ослепительно сверкало огненными выхлестами, источник которых невозможно было определить просто, на глаз.

– Сверхновая! – сказал кто-то один, и это слово понеслось по улице, повторяемое на разные лады. – Сверхновая!

Эрон, отчаянно работая плечами, локтями и коленями, пробился к своему мобилю, дрожащими руками набрал код, поднял машину в воздух и устремился в резиденцию князя.

Туда уже пришел отчет из командного сектора. Ариштарб, звезды Воскресения больше не существовало. Обетованная земля в результате этой катастрофы обратилась в прах, и ковчег Великой Миссии оказался стремящимся в никуда в пространстве, где на несколько парсеков вокруг не было ни одной пригодной для жилья планеты. Эти известия так потрясли всех, что никто не помешал инстпектору войти в покои князя.

Айрам был один и сидел, глядя на залитое светом, обезумевшее небо. Услышав шаги Эрона, он повернулся к нему. Инспектор ожидал увидеть на юном лице гнев или растерянность, но на него глянули два бездонных пустых зрачка, в которых он не прочел ровным счетом ничего.

– Своей волей мы раскачиваем Вселенную, – сказал князь. – Мы летим за пределы. Своей кровью мы раскачиваем ее…

На сияющие брызги сверхновой наползала стремительная тень. Она была огромной, казалось, даже больше, чем звездолет. Оба человека смотрели на нее бездумно, не в силах обнаружить в себе страх, потому что для существа, летевшего к ним от погибшей звезды Ариштарб, невозможно было подобрать подходящего определения. В нашем мире никогда не было ничего подобного.