Огонь жизни

Прощай, синева, и листва, и трава,
И солнце над краем земли,
И милые дружбы, и узы родства.
Свой жизненный путь мы прошли.
Роберт Бёрнс (перевод С.Маршака)

Времени оставалось всего ничего. Семьдесят лет – как можно что-то успеть за столь краткое время?

Полосатая свеча, что отмечала срок грядущей жизни, невежливо промолчала в ответ на безмолвную жалобу. Хотя, "невежливо" – неверное слово; какое дело куску красно-белого воска до условностей, что и среди людей-то не всегда считаются важными?..

Время размышлений истекло, Хозяйка приказала возвращаться к работе. Он подчинился: подготовил для Неё подробный маршрут с указаниями, где и когда необходимо прервать жизненный путь тех, чьи почти истаявшие свечи должны были потухнуть до рассвета. Потом, когда Хозяйка удалилась совершать еженощный обход, он вернулся в Зал Света и стал собирать погасшие огарки.

Комья тёплого воска неохотно покидали насиженные полки, но сопротивляться не могли – он находился здесь по праву и по праву же прикасался к этим символам ушедшей жизни. К горящей свече, символу жизни настоящей, ему бы просто так притронуться не удалось; когда-то попробовал – шрам от ожога до сих пор толком не зарубцевался. Только одна свеча, его собственная, не грозила прожечь плоть до кости, однако трогать её – это в прямом смысле играть с собственной жизнью. Ведь погасить огонёк так просто... Хозяйка со свойственным Ей мрачным юмором предупредила, что покончить с собой ему дозволено в любой момент, и это не будет сочтено желанием избежать тягот служения (но любые иные причины неявки на работу – не допускаются).

Конечно, разве можно уйти от Смерти иначе, как Её собственным путём?

Может быть, потом он так и сделает. Может быть...

Когда-то, прорвавшись в потустороннее царство, он бросил к ногам Смерти три великих дара, потребовав взамен вернуть к жизни ту, без которой не мыслил себя живым. Смерть молча провела его сперва в Зал Света, где стояли свечи живущих, потом в Чертог Тьмы, где скапливались пуды истаявших, оплывших огарков, потом – к Озеру Огня, куда эти огарки медленно скользили под собственной тяжестью и где завершали своё существование. А затем Смерть все так же молча указала на противоположный берег озера, на который раз за разом набегали волны пламени и, отступая, оставляли на чёрно-лаковом песке новые свечи...

Он понял.

Или думал, что понял. Потому поднял свои дары и швырнул их в огонь, а затем хотел броситься туда и сам.

Смерть остановила его и задала вопрос.

Он ответил.

Смерть задала ещё вопрос, и ещё, а он отвечал снова и снова.

Потом, когда Смерть замолчала, спросил он.

...С тех пор Она и стала – Хозяйкой, потому что он остался здесь. Служба не казалась тягостной, она даже доставляла что-то... нет, не радость, не удовольствие – но хотя бы удовлетворение. Конечно, жизни это не заменяло, но он считал себя мёртвым уже тогда, когда отправлялся в последний поход, когда ушёл туда, откуда не возвращаются (и действительно – не возвращаются). Ему не было дел до живых. Он ещё помнил, каково это – жить, и памяти ему хватало. Пока жизнь оставалась по ту сторону грани, по ту же сторону оставалось и страдание, что толкнуло его на подвиг, какого ни один из легендарных богатырей не совершал... вот только подвиг ли это? Пришёл, увидел – и остался.

Остался он не потому, что идти было некуда. Один путь – в Озеро Огня – открыт всем, открыт всегда: хочешь – сам туда прыгай, хочешь – свою свечу потуши, разницы нет. Ответь Смерть иначе или не ответь вовсе... но Она ответила так, как ответила, и потому он остался.

Медленно, по капле, он собирал из озера жидкое пламя; медленно, по крошке, копил воск, не нужный более ни живым, ни мёртвым. Он перебрался через огонь, чтобы достать песок цвета застывшей смолы, и достал, а потом пришлось идти ещё и ещё раз, потому что лишь одна песчинка из добытой горсти годилась в дело...

Хозяйка не мешала ему. В этом – не мешала.

Он не ведал, как Она раньше обходилась без слуг, но понимал, что с его появлением Ей гораздо легче стало исполнять свои обязанности. В награду за службу Она не обещала ему бессмертия, не обещала и долгой жизни, но в его роду старики редко умирали своей смертью, не перейдя векового рубежа. Так случится и с ним, в этом он ещё раз уверился, глядя на полосатую свечу. С недавних пор он научился точно определять, какой кому отмерен срок. Можно сказать, опыт помог.

Опыт...

Без малого десять лет он уже зовёт Смерть – Хозяйкой. Многое успел узнать, и хотя с каждым разом понимает, что знает ничтожно мало, – то, что узнать хотел, ему уже открылось. Главное. Что делать для того, чтобы сделать... то, что хочет сделать.

Накопленный опыт позволил узнать другое: сколько для этого потребуется времени.

Смерть не солгала – это возможно.

Смерть не солгала – этого может добиться и он.

Смерть не солгала – это крайне нелёгкое дело, долгое, кропотливое, малейшая ошибка – и всё пойдёт прахом.

И теперь, глядя на то, сколько успел сделать, видя, сколько сделать осталось, и зная, что хотя впереди семьдесят лет – но что можно сделать за такое ничтожное время? – он видел, что не успеет к сроку. Сноровки не хватит, чтобы работать быстрее, а если принести из озера немного огня и добавить в пламя свечи – да, талант его возрастёт, но ведь и свеча будет сгорать куда скорее...

И всё же придётся сделать именно так.

Наверное.

...Когда Хозяйка вернулась, он попросил совета. Нет, не "как лучше поступить" – на такие вопросы ответа Хозяйка не давала. Он спросил, можно ли... – и, не дослушав вопрос, Она ответила – можно.

Получив разрешение, он перебрался через Озеро Огня, куда бросил всё, чем обладал при жизни – лицо, честь, имя, – пересёк широкую песчаную полосу и отыскал среди скал кусок чёрного камня, который был достаточно мал для переноски и достаточно велик для обработки. Вернувшись назад, он взял со скальной полки свою свечу, пристроил так, чтобы тени падали только по бокам, посадил на тлеющий фитиль три капли свежедобытого пламени и вызвал в памяти нужный образ.

Кровь понеслась по жилам с небывалой скоростью, унося месяцы и годы жизни, но он не чувствовал этого – камень, воск и пламя в его руках соединялись и меняли форму, обретая нужные очертания. Ещё один штрих, ещё одна деталь, теперь это перенести сюда, а эту искорку сюда...

– У тебя осталось менее одного дня, – раздался за спиною голос Хозяйки.

Он не обернулся, добавляя последние штрихи. Пальцы его утратили силу и гибкость, но ни силы, ни гибкости завершающие движения не требовали. Здесь нужны были точность и осторожность. А этого пока хватало.

– Ты всё ещё можешь вернуться обратно, – вновь промолвила Она. – Я вернула бы тебе молодость и здоровье, ты их заслужил. И новое имя могла бы дать, и новое лицо. Но взамен...

Он покачал головой.

– Я не искал жизни для себя. И теперь не ищу.

Смерть отступила.

Он с трудом поднялся и покинул пещеру, где провёл более десяти лет. До грани было недалеко, долго ковылять не пришлось.

Перейдя через волосяной мост, он зажмурился и беззвучно сказал: гори.

Бывшая Хозяйка обнажила кривое лезвие. В льдисто-голубом металле заиграло пламя всех угасших прежде свечей.

А свеча бывшего служителя Смерти упала и погасла ещё в полёте.

Он так и не разомкнул веки, делая следующий шаг.

Вперёд к жизни? назад по мосту? в пропасть? в небеса?

Он не видел. И не мог бы увидеть, даже открой он глаза; чёрно-красная свеча в его руках горела совсем иным огнём, и огонь этот давал совсем иной свет...