Если мама начинает утро с фразы «Алиса, нам надо поговорить» - хорошего не жди. Но сегодня было иначе.

- Кажется, я нашла для тебя вакансию пресс-секретаря. Раз уж тебе не интересен базовый доход, пусть будет перспективная работа, а не сайты. Не клади столько сыра, опять вытечет и будет гореть.
- Мамуль, я уже была пресс-секретарем. И ты помнишь, чем это кончилось.
- Это не банк, а компания «Биофьюжн», она точно не лопнет. Это производитель протезов и медицинского оборудования, а ещё у них сервис ЭКО с кастомизацией…
- Мамуль, ну ты опять? Мне всего 27.
- Да, доченька я хочу внуков. Вы с Патриком давно вместе, пора подумать про ЭКО.
- Мамуль! В такие моменты мне кажется, что ты включила соцрекламу.
- Просто съезди на собеседование. Ради меня, если ты меня любишь.
- Мамуль, я никуда не поеду!

Офис располагался в старом сити рядом с парком — тот самый дом с муравьём, который я видела много раз: стильная многоэтажная коробка из серебристого стекла, на углу которой висел, прицепившись, гигантский оранжевый муравей, словно распечатанный на исполинском 3D-принтере. Сбоку к зданию был пристроен большой одноэтажный гараж, кажется даже деревянный. А вот вывеску «Биофьюжн» я раньше не замечала. Аэротакси кружило в воздухе десять минут, прежде, чем освободилась парковка на соседней улице.

Перед зданием была ровно подстриженная лужайка, на которой стояло всего два частных аэрокара — удивительная расточительность. Они здесь даже не складывали винтовые консоли над кабинами, стояли как межконтинентальные самолеты на аэродромах.

Я приложила свой ид, двери распахнулись. «Добрый день, Алиса Мур, вас ожидают в приёмной Энди Хара, этаж 8» - сообщил селектор. Я вспомнила из рассказа мамы, что так зовут главу корпорации. Это оказался маленький господин с раскосыми глазами, в простых джинсах и футболке.

- Добрый день, Алиса, присаживайтесь. Собеседования всегда провожу я, поэтому у нас мало времени. Я опишу задачу, вы зададите мне один вопрос, затем я дам тест. Начнём?

Я кивнула.

Анди сложил ладони перед своим лицом, словно для обеденной молитвы, и посмотрел мне в глаза.

- Как вы знаете, корпорация занимается умной медтехникой и протезами. Сейчас мы вывели на рынок ещё и ЭКО с кастомизацией. Вы слышали?

Я покачала головой. Вот о чём надо было читать в аэротакси, оказывается. Первый ответ на собеседовании, и уже отрицательный.

- Мы вносим в геном коррективы из банка знаменитостей. Вы можете попросить для будущего ребёнка фигуру Арнольда Шварценеггера или внешность, как у Билли Айлиш в молодости. Или глаза Наполеона Бонапарта. Но юридически у вас нет права родить ребёнка от Наполеона. А у нас нет права вам в этом помогать, даже если бы имелись его личные гены. Но есть паблик с генами всех жителей земли и право брать короткие цитаты для научных, образовательных и медицинских целей. Поэтому мы ищем гены потомков Наполеона, а лучше не прямых, а кузенов, и собираем из коротких цитат точный облик Наполеона. Эта задача под силу только самым современным нейросетям, но мы её решили, и по праву праву гордимся. Кстати, нашим сотрудникам мы предлагаем ЭКО бесплатно. Вас интересует?

- Я об этом пока не думаю...
- Ваша мама мне говорила иначе. Впрочем, перехожу к главному. Как вы поняли, наши главные инвестиции сейчас в области нейросетей, и мы готовим рекламный имиджевый проект. Чтобы о нём заговорили все и запомниться яркой фишкой, как муравей в нашем логотипе. Вы интересуетесь музыкой?
- Нет, но... Мой бойфренд — перкуссионист.
- Вы конечно слышали про рок-звезду прошлого века Рики Остина?

Что на это ответишь?

- Я очень легко обучаюсь...
- Слышали! - успокоил Энди Хара. - Легенда Вудстока, прародитель панк-рока, он был популярнее, чем Битлз, написал кучу песен и застрелился в 27 лет. В этом году столетие со дня его рождения. Он автор гимна Международного Красного Креста. Группа «Rolling Molly».
- «Rolling Molly»! - воскликнула я. - Название слышала.
- Мы создали Рики Остина. Но Рикки вышел сложным. Но и был сложным человеком. А нам надо, чтобы он писал новые песни, сыграл концерт. Поэтому нужен пресс-секретарь на проекте. Молодой, энергичный, тактичный, умный, с опытом, а главное — умеющий снимать проблемы.
- Думаю, это не я…
- Почему так думаете? - Энди Хара изогнул бровь. - Я же вас помню. Это же вы вели пресс-конференции лопнувшего банка? Я тогда смотрел и думал: надо же, такая юная…
- Господи! Да это мой позор!
- Ваш? - удивился Энди Хара. - Это был позор банка и всей нашей банковской системы. А то, как вы смягчали удар и пытались взять его на себя — это я оценил.
- Но не разбираюсь в генетике..
- Генетике? Нет, к генетике Рики Остин не имеет отношения. Это обычная электронно-восстановленная личность. Как говорящий томограф Иван Павлов. Или голосовой помощник Дэйл Карнеги в вашей музыкальной колонке или пылесосе. Отличий всего два. Наш Рики Остин — не облачный сервис от крупных игроков рынка, а собственная изолированная нейросеть. Мы выкопали подземный этаж, поставили оборудование на самых топовых кристаллах. Поэтому у него нет никаких ограничений — ни всевозможных полиси, ни рекламного контента. Это максимально полная личность ради чистого эксперимента. И второе: наш Рики — не колонка, внешне вы его не отличите от человека. Это, можно сказать, рекламная витрина всех наших протезов. И от того, как он будет выглядеть и играть на гитаре, зависит успех рекламной кампании. А он будет играть. Только не хочет. - Энди Хара снова посмотрел на часы. - Алиса, задайте один вопрос по услышанному, который считаете для себя самым важным.

Я растерялась. Ну что здесь спросишь?

- Скажите… А как вы сами считаете, электронная личность — она живая?

Энди Хара от неожиданности крякнул.

- Это совсем не тот вопрос, что я от вас ждал. Это уже сто раз объяснено. Моё мнение — да. Личность — она как генокод, одинаковая у всех на 99 процентов. Мы одинаково думаем, киваем, радуемся, страдаем, одинаково хотим кофе. У нас одинаковые представления о мире, а у друзей и супругов — общие воспоминания. И как выглядела ваша личная комната в детстве — тоже не уникальная информация, если сохранились фотоснимки и воспоминания друзей. А если нет — это восстанавливаемая информация, её можно собрать по косвенным источникам и догадаться, портрет какого кумира у вас висел над кроватью. Проще говоря, у нас одинаково устроены пальцы, но разные отпечатки. Этот личный отпечаток, если угодно, и есть душа — рисунок лабиринта, по которому бесконечно бегают мысли в течение жизни. И основные коридоры наших лабиринтов тоже у всех общие. Остается один процент тёмных закоулков вашей души. Но и его не так сложно отгадать, достаточно знать из доступных эпизодов, куда бежала ваша мысль в той или иной ситуации. Представьте, у вас записано поведение десяти миллиардов муравьёв в почти одинаковых лабиринтах. У каждого шесть лапок, один чуть хромает на правую переднюю, другой выше задирает среднюю левую. Но достаточно короткого примера его бега, чтобы предсказать, куда он свернёт в лабиринте. Конечно, человек в миллиарды раз сложнее муравья. Но и современный нейросети в миллиарды раз сложнее человека. Так что если вы спрашиваете, в чём разница между человеком и его восстановленной личностью — это разница как между виниловым диском и файлом с цифрового стримминга. Не в человеческих силах заметить разницу. А те, кто клянутся, что слышат разницу, они провалят эксперимент, родную мать не отличат. Я ответил на ваш вопрос?

Я кивнула.

- Примерно по той же причине я не прошу на собеседовании рассказывать о себе. Я много говорю сам, потому что для меня это перерыв в работе. От вас мне достаточно услышать, какой вопрос вы зададите. И по нему я составлю мнение. А теперь переходим к заданию. Готовы?

Я кивнула.

- Сейчас вы спуститесь во двор, в старый гараж, знаете его историю? В этом гараже мой отец варил лечебную косметику в прошлом веке, я сохранил его из сентиментальных соображений. Сейчас это дом рок-звезды. Но Рики Остин отказывается играть музыку, пока мы не дадим ему алкоголя. Но как мы дадим ему алкоголя? Ваша задача — уговорить его. Если справитесь — должность достанется вам.

Я сидела перед экраном, вводила разные имена и смотрела фотки получающихся детей. Мама пылесосила пол — негромко, вполсилы. Патрика всё не было, последнее время он допоздна задерживался в клубе.

- Так как тебя приняли, если ты не смогла его уговорить? - перебила мама.
- Мамуль, дай дорассказать. Уговорить было нереально. Ты бы видела эту харю. Он абсолютно упёртый, наглый, противный, самодовольный. Он глупый, мамуль! Он реально очень, очень тупой! Развалился, струны перебирает. Я, говорит, в раю. Мне тут всё газ и капацетик. А вы - мои ангелы, шевелитесь и делайте, что сказал. Нет бухла — нет шоу. Я ему: куда вы его лить будете, у вас же ни кишок, ни мозга. А он — не моя проблема, беби, придумайте.
- Алиса, у него тяжёлая судьба, он рос сиротой, потом много работал на ферме и на заводе.
- Мамуль, он мне хамил! Он говорил, что я фокси бейби, что у меня норм буфера и биппи и бы меня крючканул! Он меня за попу ущипнул, мамуль!!! Я ему конечно всё объяснила, но что ему будет? На него даже в суд не подать, он же никто, программа, робот!
- И как тебя приняли на работу?
- Ну я вернулась и говорю: не согласна с вами. Он глубоко в своей роли и своём характере, именно этим и дорог для проекта. Всю жизнь бухал и сидел на наркоте, просто дайте ему бухла, не знаю, обучите нейросетку на пьяных... А что я ещё могла сказать, мамуль, если облажалась? А директор улыбнулся и говорит: таким и должен быть пресс-секретарь, мол, важно не сделать, а объяснить.
- Алиса, поздравляю! Я закажу торт?
- Погоди. Но я-то не хочу! Я не хочу видеть эту харю! С этими губищами, носом, с этой копной на голове...
- Доченька, ну я не знаю, если у него лицо Рики Остина, то это кумир поколения, секс-идол. Твоя бабушка его обожала! Я помню, совсем маленькой была, мы ехали на восточное побережье, бабушка за рулем слушает «Роллинг Молли» и Тома Вейтса, и я танцую в детском кресле, она на меня в зеркальце поглядывает и смеётся…
- Мамуль! - я даже повернулась от экрана. - Знаешь, как он Тома Вейтца назвал? Безголосая деревенщина! Я, говорит, в вашем раю за месяц всё уже прослушал, что вы сыграли, пока меня не было. Вы, говорит, меня называете прародителем панк-рока, да чтоб мне сдохнуть, кого я прародил? Секс Пистолз — кривляки с прилизанными шлягерами. Ещё каких-то называл кучу, кричал, типа нет искренности, розовый протест, девичий вокальчик. В хипхопе, говорит, и то больше правды, чем у ваших панков. Всё, что вы назвали панк-роком, это как ваш Фредди Меркьюри, только с петухами на волосах! Ни про кого хорошего слова не сказал, мамуль!

Пискнула дверь, с аледом мелодично громыхнуло — с репетиции вернулся Патрик и поставил на пол свой гонг в чехле. Мама тактично ушла.

- Чего пылью пахнет? - спросил Патрик хмуро и открыл окно.
- Мама пылесосила.
- А ты чего делаешь, в игры стала играть?
- Мне логин дали погонять бесплатно. Вот кто твой любимый киноактёр или музыкант?
- В смысле? - растерялся Патрик и встал за моим плечом. - Вообще или конкретно? Ну, не знаю… Мерлин Монро.
- Мерлин Монро твой кумир? - удивилась я. - Вот уж не знала. Я бы платье надела и под вентилятор встала, а то ты совсем на меня внимания не обращаешь... Монро в базе есть! А ещё?
- Дэвид Боуи! Хотя нет, бери выше - Луи Армстронг!
- Так. А ещё? Хотя не, хватит. Оно тормозит долго, смотри, сейчас нарисует…

На экран вывалилось четыре детских портрета. Они были разные — кто-то совсем белый, кто-то более смуглый, но было ясно, что это родные братья.

- Что за фигня? - не понял Патрик.
- Такие дети могли быть у Мерлин Монро и Луи Армстронга. Варианты.
- Ну, таких сайтов в интернете миллион. А смысл?
- Можно добавить к своим генам при ЭКО. Типа, будет ребёнок наш с тобой, но от Монро и Армстронга. Ты же хотел когда-то ребёнка, уже передумал?

Патрик сразу потерял интерес.

- Про это я всё знаю, - заявил он. - Это кастомизация называется, модная фишка, я слушал подкаст. Забудь, там нереальный ценник. Стоит под миллион, как коттедж.
- Мне могут сделать бесплатно. Я сегодня работу нашла, они искали пресс-секретаря…
- Бесплатно? - перебил Патрик. - Миллион?!
- Да не миллион! ЭКО!
- Так давай делать, ты чо! - Патрик ткнул меня кулаком в плечо. - У всех дети банальные, а мой будет за миллион от Монро! Чума, все сдохнут от зависти! Дай-ка… - Патрик оттолкнул меня от дисплея. - А тут можно как-то проекции покрутить, по возрастам погонять? А, нашёл! Вот он вырос, 15 лет — красавчик, смотри! А в сто? Фу, дед, я ему во внуки гожусь. Так, а в 30? О, прикольненько… А знаешь, кстати, на кого похож? Если шевелюру отрастить, вылитый этот, как его, из «Роллинг Молли», Рики Остин!

Я пригляделась: действительно, это был вылитый Рики, только без своей огромной шапки волос.

- Делаем срочно! - заявил Патрик. - Чего там надо, куда поехать? Кровь сдать или подрочить?
- Вот только мне не хватало ребёнка от этого чертова Рика Остина!
- Дура что ли? - обиделся Патрик. - Это миллион стоит! Ты на такое никогда не заработаешь!

Мне стало обидно.

- Я сегодня на новую работу устроилась, а ты даже выслушать не хочешь…
- А чего ты меня своей работой дискриминируешь?! - оскорбился Патрик.
- Где я тебя дискриминирую? - возмутилась я. - Я говорю: у меня новая работа!
- А у меня мой законный базовый доход! - Патрик топнул ногой. - Имею на всё законные права по Конституции! Никто не смеет обвинять меня в этом! Я в клуб хожу и музыку разучиваю, вот моя польза для общества! Если я займусь работой, только потеряю в деньгах!
- Я тебя хоть раз попрекала твоим базовым доходом? Это твой личный выбор, Патрик, тебе тридцать, в конце концов!
- А тебе 27! Ты с мамой живёшь до сих пор!
- Да что тебе моя мама сделала?! - не выдержала я и вскочила.
- В том-то и дело, что ничего! Но мы за неё платим триста долларов в месяц вместо бесплатного Карнеги!

Я задохнулась от возмущения и не сразу нашлась, что ответить - сколько мы ни ссорились, такого он не позволял ни разу.

- Мы платим?! Это моя мама! И мои триста долларов! Если тебе не нравится мой дом — вали к своей лысой вокалистке!
- Какой еще вокалистке? - произнёс Патрик деланным тоном. - Нет у нас в клубе никакой вокалистки. И не смей про неё в таком тоне говорить, она не лысая, она стриженая!
- Вали. Отсюда. - произнесла я сквозь зубы. - Немедленно.

Патрик стоял, сжимая и разжимая кулаки, мне казалось, он сейчас меня ударит.

- И пожалуйста! - сказал он и начал яростно кидать свои вещи в сумку с бонгом, бонг всякий раз печально звенел. - Сама ещё ко мне ещё прибежишь, когда для ЭКО гены понадобятся!
- Без твоих обойдусь!

Но дверь в прихожей хлопнула. И тогда я бросилась на диван и разрыдалась. Неслышно появилась мама, некоторое время стояла рядом, а потом нежно пощекотала меня по руке щеточкой шланга, как мы любили.

- Доченька, - сказала она шёпотом. - Ты же пресс-секретарь. Ты должна, наоборот, улаживать конфликты.
- Я не должна никому ничего дома, мамуль! Почему ты его всегда защищаешь, он же тебя терпеть не может!
- Вы подходите друг другу. Вы годная социальная пара. А проблемы бывают у всех. Записать тебя на консультацию к Зигмунду Фрейду?

Я с головой ушла в работу и неделю готовилась к пресс-конференции. Казалось, теперь я знаю всё про эпоху столетней давности, старомодную музыку с глухими искажёнными гитарами, и про самого Рики. Но каждый факт его биографии, как назло, оказался неприятным. Да, рос круглым сиротой в католическом приюте. Но он его в итоге и поджёг - облил керосином шкаф, бросил спичку и сбежал. И чуть не отправился в тюрьму. Да, с двумя лучшими друзьями из приюта они создали группу в знак протеста. Да, им запрещали, отбирали гитары, но они назло пели и изображали гитары ртом, и так рождался их знаменитый хор. Да, первые альбомы остались не замечены, но как только группа стала всемирно известной, они сразу же перессорились и разошлись строить собственные проекты. А когда Джонни Мурено умер от передозировки, Рики даже не приехал на похороны. Зато потом Эрик Шмидт не приехал на похороны самого Рики. Вот такие друзья. Да, несмотря на нелепую внешность — здоровенный плоский нос, круглые глаза, родимое пятно на щеке — у него действительно было миллион поклонниц, а вот отношения не складывались. Да, он считался лучшим и закрывал Вудсток. Но закрывал утром перед пустым полем, разломал гитару, поругался со всеми организаторами, музыкантами и своей девушкой, певицей Софи. А вернувшись с Вудстока, застрелился.

Каждый день я ездила к нему в гараж обсуждать, что мы будем говорить журналистам — связью он пользоваться отказывался. И каждый раз это был час пытки. Он пытался приставать, хамил, хвастался, ни по одному вопросу с ним невозможно было договориться, а однажды просто ушёл гулять, хотя знал, что я приеду. Объяснил, что просто не уследил за временем. Хотя я уверена, нажрался и уснул на скамейке — со своей электронной бутылкой он теперь не расставался.

Конференцию сделали в старомодном стиле, с фуршетом. Дресс-код требовал, чтобы журналисты были одеты в костюмы прошлой эпохи, а в руках держали макеты старинных микрофонов — сувенирку мы заранее напечатали. Зато я придумала главную интригу конференции. Мама подсказала. Она узнала, что Эрик Шмидт ещё жив, недавно отпраздновал столетие, живёт неподалёку в пансионе престарелых, и его вполне реально вывезти на конференцию. Ни ему, ни Рику об этом заранее говорить не стали.

Пришли по-моему все приглашенные, у фуршетных столиков было не протолкнуться. Затем всех пригласили в зал. Я в двух словах рассказала о проекте, о компании, и о том, какие возможности открывают протезированные части тела. А затем пригласили Рикки Остина. Он отсалютовал рукой и вальяжно сел за столик рядом. Я предложила задавать вопросы.

- Будет ли Остин нам сегодня играть? - спросила корреспондентка Фокс Ньюс.
- Обязательно. - ответила я за него. - Нас ждёт много сюрпризов.
- Как вам наш мир? - спросил корреспондент BBC.

Все смотрели на Рика.

- Всрато, - лаконично ответил Рик.
- Что хорошо или плохо? - уточнил корреспондент.
- Всрато - это охрененно, - объяснил Рики. - Полный газ! У вас машины по воздуху летают! У вас роботы кругом, игры, развлечения, вы оживляете мёртвых, у вас можно работать, а можно не работать, а всё равно будешь сыт. Я первый месяц просто офигевал, это такой кайф просто гулять по городу! Вот в таком будущем я всегда и хотел жить!
- А что не нравится?
- Да всё нравится, в принципе. Вот только меня на улицах вообще никто не узнает. А раньше не пройти было.
- Вам удаётся снова работать?
- Мне охеренно работается, - признался Рики. - У меня ничего не болит, у меня совершенно ясная башка. Такая чистая, что я специально бухаю и спускаюсь вниз, в подвал, где гудит электроника, и там сижу, и мне в шуме приходят мелодии.
- Как вам новое тело? - спросил корреспондент какого-то забытого федерального телеканала.
- Всрато! - сообщил Рики. - Супермощ. Я даже двухметровый забор могу теперь перепрыгнуть. Сначала не получалось играть на гитаре, а потом отлично пошло.
- Ютьюб-канал «Природа друзей», - отрекомендовалась журналистка. - У вас в песне «Out of sight» есть строчка: «пристрелю тебя как свинью». Вы считаете это нормальным?

Рики растерялся и даже посмотрел на меня, но я не стала ему помогать.

- Это же песня, - объяснил Рики. - Так-то я в жизни никого не пристрелил. Ну, кроме себя.
- Речь про свинью, - возразила журналистка. - Вы считаете нормальным жестокое обращение с животными?
- Больная что ли? - удивился Рики. - Это же свинья!
- И вам плевать на её страдания и боль?
- Вы сейчас на фуршете жрали свиные шашлычки на зубочистках! - напомнил Рики.
- Я не ела - я веган.
- Да посрать, кто вы.

Этого и боялась. Я примиряюще подняла руку:

- Друзья, вспомним, что мы с вами сейчас - актёры в старинных костюмах, и мы играем общую роль по общим правилам, ведь наша конференция — красивый спектакль об истории музыки прошлого века. Давайте не поднимать темы, которых в ту эпоху не было.

Встала журналистка в красном платье — похоже, она тут одна не соблюдала дресс-код:

- Как вы посмели на Вудстоке ударить по щеке Софи Клай?
- Минуточку! - я подняла руку, но Рики не дал мне сказать.
- Она прекрасно знала, за что! - крикнул он. - Она вам хоть раз жаловалась на меня? Не лезьте в чужую жизнь, не ваше собачье дело! Она сделала мне больнее в сто раз, чем сраная пощёчина! То что сделала она, меня вообще убило!
- Расскажите подробнее.
- Не расскажу! - отрезал Рики.

Я быстро подняла руку:

- Давайте другой вопрос.

Встали две темнокожие женщины, одетые в одинаковые яркие пончо:

- У вас есть дискриминационная песня с расовыми оскорблениями — вы использовали слово на N...
- «We're niggas» что ли? - удивился Рики.
- Именно эта.
- А кого она оскорбила?
- Нас.

Рикки округлил глаза и шумно выдохнул в микрофон — я и не знала, что у него есть даже легочные насосы. Интересно, - подумалось вдруг мне, - у него все органы есть?

- Эту песню мы написали ещё в приюте, - объяснил Рики. - Припев мы пели хором с Джоником. Я пел: мы негры, Джонни, а он — мы негры, Рикки. Джоник был чёрный как свежий асфальт. А меня тоже дразнили негром, потому что я был смуглым, и у меня губы толстые. Это про нас песня.

- Оскорбительная, - повторили женщины хором.

Рики взорвался:

- А вы росли в приюте? Вас били учителя? Вас запирали на ночь в пустой деревянный шкаф? Вас заставляли работать по десять часов, копать сраный картофель? У вас отбирали вашу гитару, на которую вы втроём год собирали деньги? Вам приходилось рисовать химическим карандашом лады и струны на лопатах, чтобы отрабатывать аккорды, а звуки изображать ртом? И с этими лопатами играть свой первый подпольный концерт? Вот это не оскорбительно? Да, мы пели, что мы ниггеры, потому что нас реально держали за рабов! Такие же богарты, как вы! В вашей факин Википедии написано, что я легенда и прародитель панк-рока. Кто вы такие, указывать легенде, какие слова писать сто лет назад!

- Давайте уже нормальные вопросы! - попросила я.
- Нормальный вопрос! - немедленно откликнулся пузатый мужчина из первого ряда, вскинув микрофон. - Интерактивный журнал «Медицина». Вы гордитесь тем, что вы автор гимна Международного Красного Креста?
- Нет, - быстро ответил Рики. - То есть, горжусь, но… «Hand full of blood» это же песня Джоника.

Зал недоуменно зашумел.

- Вы же её пели?
- Ну да, мы её пели. Но сочинил-то Джоник.
- Чем вы можете доказать?

Рики растерялся.

- Ну… я просто знаю. Это было на гастролях в Европе, кажется в Мюнхене, я не помню. Помню, Джоник растолкал меня посреди ночи, сказал: хватит дрыхнуть, кажется, я написал гениальное. Мы до утра ее разучивали, утром проснулся Эрик, вечером уже спели на концерте, это был реальный газ!
- А доказать чем можете? Это же фантазии нейросети. Как вы можете помнить то, чего нет ни в каких источниках?
- Да откуда я знаю, как я помню? Помню, вот и всё! Это же было со мной! А как вы помните, что её написал я? Какая протеиновая яичница внутри вашей головы это может помнить? Ваш дедушка ещё не трахнул вашу бабушку! Ладно, я клон, мою память сочинила нейросеть, как вы мне врёте. Но вы-то кто? Чем вы можете опровергнуть меня? Я никогда не говорил, будто это моя песня! Да вы сами не слышите, что ли? Это же чистый Джоник! Его любимые рифы, его тема про убитых солдат, он же на каждом концерте выходил и орал «руки прочь от Вьетнама», он в тюрьме две недели провёл!

Зал недоумённо шумел. Я встала:

- Не будем спорить. Сейчас у нас сюрприз для всех, включая Рики Остина. Вы помните, «Rolling Molly» состояли из трёх друзей. И я хочу пригласить в этот зал единственного оставшегося в живых участника группы. Это — музыкант и бывший муж актрисы Агнеты Хансен — встречаем, Эрик Шмидт!

Зал взорвался аплодисментами, и после небольшой заминки на сцену выкатилось кресло — его вела миловидная сиделка-азиатка. В кресле сидел глубокий старик — он выглядел хуже, чем на снимках, что я видела, кожа на лице висела глубокими складками, глаза стали ещё меньше и сидели глубоко внутри.

- Охренеть! - воскликнул Рики, не сводя со старика взгляда. - Эрик?!

Старик непонимающе щурился в ответ.

- Забудем давние ссоры! - предложила я. - Обнимитесь!

Я боялась, что Рики откажется, но он встал и подошёл к старику.

- Дай мне немного свой кожи, бро! - воскликнул Рики.

Я снова испугалась, что это какая-то оскорбительная шутка по поводу складок на лице или механического тела. Но, похоже, это был их язык — Эрик Шмидт услышал и немедленно протянул в ответ дряхлую ладонь. А Рики уважительно её пожал.

- Кто этот молодой человек?! - громко проорал Эрик Шмидт, повернув лицо к своей сиделке.
- Это ваш старый друг, Рики Остин!
- А-а-а… - протянул старик разочарованно. - Опять ты. Ты мне денег должен, Рики.
- Я сижу без денег, бро, - весело ответил Рики и вынул свою электронную бутылку — её зеленый индикатор показывал уже половину. - Я слыхал, все нынешние права «Rolling Molly» у тебя остались, и ты их выгодно продал. А у меня только эта бутылка. Зачем тебе деньги?
- Зачем ты увёл у меня Агнету, мерзавец?
- Какую Агнету? - удивился Рики.

Я поспешила вмешаться:

- Уважаемый Эрик, вы немного путаете. Ваша бывшая жена Агнета только родилась, когда Рики умер.
- А где она? - старик оглянулся.
- Её давно нет в живых...
- А кто этот молодой человек? - старик с подозрением указал пальцем на Рики.
- Это ваш друг детства, Рики Остин…
- Опять ты… - разочарованно протянул старик. - Ты мне денег должен, Рики.
- Забудь уже, Эрик. Нет у меня никаких денег.
- Ты богарт, - погрозил пальцем старик. - Жадина!
- А ты старый идиот! - оскорбился Эрик.
- А ты, знаешь кто… - старик замолчал и некоторое время шамкал ртом, словно раздумывая, произносить ли. - Ты жертва аборта, Рики. В пансионе все знали. Но ты живучий. И везучий!

Я переглянулась с сиделкой. «Я вас предупреждала, - произнесла та одними губами, - у него по погоде, с прояснениями».

- Ты, Рики, хорошо устроился, - продолжал старик. - У тебя красивая фотография в Википедии. Каждый год я захожу навестить тебя. А в моей Википедии сморщенная жопа вместо портрета. У тебя написано, что ты легенда Вудстока и прародитель панк-рока. А у меня написано, что я бывший муж Агнеты Хансен и учредитель фонда по борьбе с деменцией. Весь мир знает, что от меня сбежала молодая жена и что у меня деменция. Как же так вышло, Рики, что ты украл всю память обо мне? А теперь имеешь наглость являться ко мне в таком юном виде. Мне немного осталось, Рики. Может, неделя. Может, месяц. Но ты умер на время, я сразу это знал. А когда я умру, я умру навсегда. Потому что никто не захочет оживить никчемного старика с деменцией, даже родные правнуки. Всех помнят по Википедии, а я там сморщенная жопа. Это несправедливо, Рики. Чем я это заслужил? Что плохого кому сделал? Почему ты не взял меня с собой на Вудсток? Дай мне хотя бы денег.

Надо было как-то спасать положение.

- Нам повезло, - объявила я, - вживую увидеть дружеские споры великих музыкантов, о чём мы читали в их биографиях. Давайте похлопаем жизненной правде не сдающегося Эрика Шмидта и пониманию Рики Остина!

Зал послушно зааплодировал. Сиделка укатила коляску со стариком.

- А теперь, - сказала я. - Мы переходим к главному. Сейчас Рики Остин расскажет о музыке, которую он написал уже в нашем мире и, возможно, споёт что-то. Никто не слышал этих песен, я тоже с нетерпением жду их. И напоминаю, что завтра в Си-Холле состоится концерт Рикки Остина, билеты можно купить на сайте нашей компании «Биофьюжн». Часть средств пойдёт в благотворительный фонд кастомизированной репродуктивной помощи для малоимущих пар. А сейчас - слово Рикки Остину.

Рики кашлянул совсем по-человечески, словно не был звездой.

- Я назвал альбом «Ресоцитейшен». Но то, что мне было интересно делать в шестидесятые, я сделал. То, чего не успел, сделали другие. Я не хочу тащить вперёд старый хлам, я хочу делать своё. Несите, гитару, будет газ и капоцетик.
- Это будут не настоящие песни, а новые? - разочарованно спросил маленький блогер из дальнего ряда. - Просто генерация нейросети?

Рики не выдержал — мне показалось, даже лицо его покраснело.

- Да будьте вы прокляты, твари! - крикнул он и стукнул по столу кулаком так, что подпрыгнули макеты микрофонов. - Что вы мне всё время тычете, что я нейросеть! Да, сука! Я нейросеть! Я грёбаная факинг нейросеть! А вы, твари, хоть раз были на моём месте? Вы хоть знаете, что это такое — быть нейросетью? Вы у меня об этом спросили? Я вам, блядям, расскажу. Это когда ты решаешь закончить свою грёбаную жизнь и подносишь к виску дуло! И у тебя башка взрывается! Но ты попадаешь ни хера не в ад! А в следующий век! И незнакомые люди объясняют, что ты семьдесят лет в могиле. И ты — не ты, а электрозомби, кукла из мусора, старых фоток, обрывков газет и чужих воспоминаний! И что даже они, техники, не знают, как это работает! Потому что нейросеть! Вот такое у них магическое заклинание на все вопросы. А что я при этом чувствую, кто-то спросил? Я же, сука, живой! Мне посрать, как вы это сделали! Посрать, чьи там кости лежат в Гринвуде под гранитной плитой! Мне даже посрать, сколько раз вы ещё сможете такого же меня заново сделать и встроить в каждый пылесос, это же не я буду! Я-то здесь! Я всё помню, всё чувствую! Я ещё минуту назад всё в жизни порешал, у меня до сих пор в башке звучит взрыв и сердце колотится! Я целые дни потом рылся в памяти, исписал кучу блокнотов, освоил эти ваши поисковые телевизоры, вынес мозг разговорами ползучему Карнеги, всё пытался нащупать — где, где во мне хоть немного не я? Может, та синяя подушка, из которой я в пять лет вынимал перья и втыкал их в башку спящему Джонику — это не моё воспоминание? Может, как меня в шкаф заперла мисс Гувен, а я колотил коленкой, но только получил занозу? Это моё! Либо подтвердят все, либо не опровергнет никто! Как мисс Гувен меня сажала в шкаф, знают все, а как я гвоздиком выковыривал ту занозу — только я. Но каждый богарт норовит презрительно кинуть в лицо, мол, ну мы же всё понимаем, ты же электрическая тень, фантазия нейросети, давай, спляши нам, кукла, посмотрим, насколько ты похож на того, настоящего! Я ничего вам не буду петь! Идите домой к своим говорящим колонкам и просите включить мои старые песни, раз только они вам настоящие!

Рики пнул стул и ушёл со сцены.

Я бежала за ним два квартала, и наконец догнала. Он продолжал идти вперёд. Некоторое время я просто шла рядом, мы молчали.

- Рики, - сказала я. - Дай мне немного своей кожи?

Он остановился, посмотрел удивлённо и протянул ладонь. Я пожала её.

- Куда идёшь? - спросила я.
- Не знаю, - ответил Рики. - Пойдём в бар какой-нибудь, выпьем?
- Мне нельзя, мне ЭКО сделали.
- Чего сделали?
- А не важно, пойдём.

Я довела его до знаменитого паба, где столики из старых бочек бочками, заказала две кружки пива, и мы сели на улице. Уже стемнело, тускло светились нагревалки, оформленные под старинные газовые колонки. Мимо толпой шли прохожие и туристы.

Мы молчали и просто смотрели на полные кружки, каждый на свою. Затем Рики поднял кружку, чокнулся с моей и поставил обратно. А сам вынул из-за пазухи электрическую бутылку и хорошенько присосался к ней.

Я поёжилась.

- Ты мёрзнешь, - сказал Рики, встал и принес мне плед.

Как он догадался, что их тут можно попросить? Хотя наверно, в его время пледы тоже были в кафе.

- Зря ты так, Рики, - сказала я. - Мы же столько с тобой говорили, какие темы у нас нельзя поднимать и какие слова нельзя говорить.
- Так это они их поднимали.
- Ты всем хамил. А если кто-то реально в суд подаст?
- Мне посрать. Что вы мне сделаете? У меня даже ид нет, я узнавал — юридически я вещь корпорации.

Я вздохнула.

- Это не так. Ты совсем не рад, что тебя оживили в честь твоего столетия?

- Рад, - кивнул он. - Но они не добра мне хотели, вы же все богарты. Я вам для денег нужен. Даже эту сраную бутылку было лень для меня придумать — это же лишние расходы. Спасибо тебе за неё, кстати. Я сразу понял, что ты здесь единственная настоящая. - Он снова приложился к своей бутылке — зелёный индикатор дополз до нуля, и сразу появилась новая шкала. - Я же не идиот, бэби. - продолжал он. - Им нужна реклама протезов и фирмы. Шум, скандал, обсуждение. Деньжат поднять с концерта, с новой волны продаж песен «Rolling Molly». Они специально все права заранее выкупили, ты не знала?
- Но наверно это просто для юридической чистоты?
- Ты в курсе, что будет после концерта?
- Не знаю пока.
- А я знаю: ничего. В планах корпорации нет со мной никаких мероприятий, акция закончена.

Я опешила.

- И что ты хочешь сказать? Что тебя выключат? У нас так не делается, это же будет скандал.
- Понятия не имею, как это у вас делается, бэби. Но в планах корпорации нет со мной ни-че-го. А я — это ходячая антенка и огромный подвал с аппаратурой, а она дорогая и жрёт дорого.
- Выясню, - пообещала я.

В этот момент позвонила мама - спросила, почему меня до сих пор нет дома. Я сказала, чтоб она не волновалась, просто сижу в пабе с бочками. Оказалось, домой пришел Патрик и хочет срочно меня найти чтобы помириться. Мама хотела передать ему трубку, но я ответила, чтоб он шёл к черту. Кажется, она огорчилась.

- Что там у тебя, проблемы? - спросил Рики.

Я отмахнулась.

- Странно, - произнес Рики. - У вас летучие машины, медицина, телефончики карманные, а проблемы те же… - Он лениво приложился к бутылке. - Так вот, бэби, хочешь знать, почему они оживили именно меня? Почему не Леннона, не Меркьюри, не Билли Айлиш? Она вообще с пелёнок жила в цифровом мире, от неё цифрового отпечатка, как вы это называете, осталось грёбаное море — все эти блоги, интервью, переписки, каждая секунда жизни записана. Такую-то личность восстановить гораздо дешевле, чем меня, не нужно столетние архивы анализировать месяцами.

Я задумалась.

- Может, потому что тебе завтра 100 лет?
- А если 97, билеты на концерт не раскупят?
- Может потому, что у тебя нет наследников? Авторские права, всё такое…
- Наследников нет, - согласился Рики. - Мог быть, но Софи его убила.
- Может... потому, что ты можешь играть один, без группы?
- Я и без гитары могу.
- Может, ты просто самый талантливый?
- Вот это правда.
- А директор корпорации твой фанат?
- Я думаю, потому, что самый скандальный.

Я уставилась на него.

- Скандальный? Зачем корпорации скандал?
- А вот это ты мне объясни. Ты же этот, как у вас называется..

Я задумалась, посмотрела на свою кружку пива и сделала пару глотков. Пара глотков не повредит.

- Вообще-то есть такая тема - вирусная реклама. Чтобы внимание привлечь.
- Ну вот, - подытожил Рики. - Сама всё понимаешь. А тебя почему выбрали, догадываешься?
- Почему?
- Потому что ты специалист по скандалам.
- Совсем нет!
- Ты специальная пресс-девочка для битья. У тебя за плечами уже рухнул первый банк Америки, а ты оправдывалась перед интернетом.
- Откуда ты знаешь? - обиделась я.

Рики пожал плечами.

- Можно подумать, у вас тут плохо с информацией. Подопрашивал пылесоса, кто ты. У вас очень откровенные пылесосы, и очень всезнающие.
- Я думала, ты валяешься целые дни с гитарой на диване.

Мы снова помолчали.

- Ты обиделся на Эрика? - спросила я.
- А что обижаться на маразматика? Жалко его. Он давно не тот Эрик, что был другом в детстве. Мне кажется, он в маразм впадать начал ещё при мне, когда у него появилась мания, что его все деньгами обижают.
- Он тебя обозвал ужасными дискриминирующими словами, мне так стыдно за него. Ты можешь подать в суд и отсудить денег. Можешь создать петицию, набрать голосов и просто растоптать его как личность, видео есть.
- Это что я жертва аборта? Так это все знали в пансионе. Там какая-то школьница спуталась с приезжим трубачом, залетела, никому не сказала, потом её вся родня позорила, а потом то ли заставили делать подпольный аборт, то ли выкидыш был, не знаю. Меня подкинули в приют, девчонке наверно сказали, что умер. О таких историях в приюте всегда шепотом говорят училки, поварихи, а все знают. Только в дневниках и газетах не пишут, поэтому до потомков не доходит.
- А откуда ты знаешь?
- Откуда Эрик знает, оттуда и я.
- Но Эрик-то живой…
- И ты туда же? - угрожающе произнес Рики. - Ты тоже начинаешь?
- Ладно, - примиряюще сказала я. - Мы и так много сегодня узнали. Ты жертва аборта, я девочка для битья. А какой у нас выход?
- Никакого, - пожал плечами Рики. - От меня ждут, что я буду нарушать правила и устрою мощную скандальную историю. От тебя — что ты будешь пытаться всё сгладить и объяснить, и дашь богатый материал прессе.
- Но ты же можешь нарушить то, что от тебя ждут?
- Это как?
- Тупо выйти с гитарой и отыграть честный концерт старых песен. В конце спеть «Hand full of blood», весь зал зажжёт огоньки. От тебя ждут скандала, а ты им назло — спокойное мероприятие.

Рик задумчиво допил свою бутылку и шкала снова обновилась. Вечная бутылка.

- Но это же не я тогда буду, - сказал он задумчиво. - Тут же вопрос, собой остаться, а не кому-то назло сделать. Так что вариантов нет, они всё просчитали.
- Кто просчитал? «Биофьюжн»?
- Нейросети ваши.
- Какие?
- Это тебе виднее, какие. Кто тут у вас всем управляет.
- Мы. Люди. Нейросети наши помощники.
- Это кто вам сказал? Нейросети?
- Это все знают.
- Да? А кто войны прекратил?
- Нейросети. Ну, помогли найти соглашение...
- Ну вот.

Я замолчала.

- Но ты и сам нейросеть!

- Не, - усмехнулся Рики, - я свой отдельный подвал под гаражом. Я и тут сам по себе оказался... - Он задумался. - Фак, а наверно ты права, бейби! Единственный способ не сыграть по их правилам — это сыграть по правилам. Это будет хорошая шутка. Окей, я не стану завтра петь «Ресоцитейшен», ничего нового не будет. Спою старые, как грамофон. И посмотрю на их лица. Хотели музыкального робота? Нате, богарты. Да и тебя похвалят, что уговорила меня быть приличным.
- Спасибо, - Я вздохнула. - Хотя мне немного жаль, что я так и не услышу, что за «Ресоцитейшен» у тебя.
- Тебе не понравится.
- А если понравится?

Рики почесал рукой в шевелюре, а затем переставил на мостовую пустые кружки и похлопал ладонью по столику-бочке.

- Умеешь стучать ритм?
- Нет, но мой бывший — перкуссионист…
- Просто делай так: два хлопка, как аплодисменты, — и по бочке. Раз-два — бум! Раз-два — бум! Громче!
- Но люди…
- Да посрать, бэби!

Мы сидели друг напротив друга, хлопали и ритмично стучали по столу, Рики улыбался, и я вдруг поняла, насколько это и впрямь интересное занятие.

А потом он начал изображать звуки гитары, да так похоже, что прохожие начали останавливаться и доставать мобильники — я это видела краем глаза, мне надо было держать ритм. А потом Рики запел… Не просто запел — заорал на весь старый город.

Это был и ужас, и стыд, и одновременно невероятная красота. Я не знаю, на что это похоже, но только не на «Роллинг Молли». Я никогда раньше такого не слышала, это был и бит, и хипхоп и пронзительный вокал от высоких нот до самой хрипоты. Я потом сто раз смотрела это видео, я была словно в гипнозе — сидела с восторженными глазами, отрыв рот, и ритмично била по бочке… И вся толпа тоже словно была в гипнозе.

Кончилась песня, и спало оцепенение — кто-то истошно захлопал, кто-то стоял с открытым ртом и продолжал снимать, а вдалеке над домами уже стрекотал, мигая красным и синим, полицейский кар.

- Это фузы? - насторожено спросил Рики. - Ну, копы? За нами? У вас тоже на шум прилетают?

Я кивнула.

- У вас тоже принято убегать?

Я покачала головой.

- Мы не убежим.
- О, - сказал Рики. - Ты не представляешь, какие они мне поставили протезы.

В следующий миг он просто схватил меня в охапку и бросился вниз по улице. Я визжала — сначала от страха, а потом просто визжала и хохотала. Мелькали дома и переулки, мелькали над головой деревья парка, а потом мы оказались на набережной, и тут Рики остановился и поставил меня на землю. Никто за нами не гнался.

Мы подошли к перилам и стали смотреть в ночное море.

- Как тебе Ресоцитейшен, бэби? - спросил Рики.

Я молчала.

- Я говорил, тебе не понравится.

Я всё молчала, подбирая слова.

- Рики, это было… это было потрясающе. Но это страшно. В нашем мире это нельзя петь. Ты понимаешь, что ты оскорбил всех? Специально! Ты оскорбил инвалидов, людей разных рас, женщин, мужчин, все ориентации, вегетарианцев, стариков, даже защитников животных и климата! Вообще всех! Кстати, деревозащитников — такого слова нет, у нас нет, это называется эко-активизм.
- Да посрать, что они сделают? В суд подадут?
- Я же объясняла тебе сто раз: суд — это про деньги. Оскорбления — это про запрет. Здесь не нужно суда, достаточно народной волны и петиций, и тебя просто вычеркивают отовсюду. Это называется попасть на фан.
- Радость?
- Вентилятор. Достаточно один раз попасть в скандал, и тебя заканселят. А эко-активистов, между прочим, не менее десяти процентов, представляешь, если все петицию подпишут?
- Да посрать! Что вы мне сделаете, я робот.

Я вздохнула.

- Ну хорошо, а где я их оскорбил, бэби? В чём оскорбление? Я сказал правду, и повторю тебе то же самое без песни: у вас тут у каждого особые права, все ходят гордые и оскорблённые. И только у мёртвых никаких прав! И у тех, кто пока не родился. Муравья обидеть нельзя. А мёртвых можно разбирать, собирать, продавать, запихивать в станки и мультварки, и пусть ещё спасибо скажут, что хоть пылесосом дали пожить. Я не прав, бэби?
- Не прав.
- Ну, камон! Назови хоть одно право, которое есть у мёртвого.

Я задумалась.

- Ну… память?
- Память — право живых. Хотят - помнят, хотят - вычеркнут и забудут навсегда, никто не указ.
- Ну… А вот распоряжение DNR.
- Что за хрень?
- Do Not Resuscitate — право тебя не реанимировать, если вдруг умер.

Рик повернулся ко мне изумлённо.

- А что, так можно было?! И что для этого нужно сделать?
- Выразить свою волю...
- Ахренеть! То есть, я недостаточно выразил, когда застрелился?
- Положено написать: DNR. Ну, татуировку сделать, например.
- И всё?! И вы молчали? Просто написать заклинание из сраных трех букв — и больше никогда ни одна тварь не посмеет заказать себе говорящий пылесос из шкуры твоей души?
- Ну… Я точно не помню, кажется это про реанимацию тела только. Могу попросить маму, чтоб узнала.
- Ну вот видишь. Нет у мёртвых никаких прав.
- А ты совсем недоволен, что жив? - расстроилась я. - Мне с тобой так хорошо.

Рики пожал плечами.

- Доволен. Но мы же не про это. Ты же не спрашиваешь у бездельника, доволен ли он, что жив. У него просто есть право работать, и есть право не работать.
- Рики, я серьёзно: не смей называть их этим словом, это дико обидно. А у нас по статистике девяносто процентов на базовом доходе.

Рик положил мне руку на талию и сжал.

- И так тоже нельзя, - вздохнула я. - Принято сначала спрашивать. И не сжимай так, я всё-таки беременна.
- Беременна? - удивился Рики. - От своего бывшего?
- От Луи Армстронга и Мерлин Монро, - усмехнулась я.
- А если без шуток?
- Это без шуток.
- Это тоже какие-то ваши шутки с мёртвыми?
- В общем, да. Только с генами. Кстати, дико не тебя похож. Ну, модель компьютерная, если бы у Мерлин Монро и Луи Армстронга был ребёнок…
- Газ, - сказал Рики. - Мне в детстве нравилось представлять, что мой отец Луи Армстронг, я ведь рос под Лос-Анжелосом. Может и правда?
- Может, - согласилась я.

Рик почесал в затылке.

- Что-то я не понял, бэби. Получается, ты беременна от меня? А мы до сих пор не перепихнулись? Ну-ка дай мне всю свою кожу... - он запустил руки мне под майку.
- Нет! - сказала я решительно. - У нас принято…
- Да посрать! - Он закрыл мои губы своими.

Когда я проснулась, он не спал и смотрел на меня, улыбаясь. Может, он вообще не спит. Одежда была разбросана по полу, никто её не сложил - мама тактично не заезжала в комнату. Вообще я думала, мы поедем к нему, но Рик сказал, что у него холодно и душа нет — его заменяет только здоровенная канистра спирта и салфетки. Понятно, почему он потребовал себе электронную бутылку первым делом.

- У тебя концерт сегодня, - напомнила я. - Ты помнишь: только старые песни.
- Угу. - Рики обнял меня. - А во сколько?

Я достала мобильник, но сайт не открывался. Я почувствовала холодок. Открыла ленту… В сети бушевал скандал.

- Ну вот, доигрался, - сказала я. - Кто-то вчера записал твою песню на видео, только меня зачем-то замазал, и создал петицию.
- Да посрать, бэби.
- Её подписало за ночь восемь миллионов!
- И что вы мне сделаете?
- Рики! - я потрясла его. - Ты вообще не понимаешь, что ли? Концерт отменён!
- Да посрать.
- Красный Крест сменил гимн!!!
- Как это? - Рики всё ещё не понимал. - Да и мы вроде вчера выяснили, что это гимн Джоника, я думал, они поправят у меня в Википедии.
- Вот твоя Википедия, Рики, тебя больше нет! Музыки «Rolling Molly» нет ни на одном стриммиге!

Он долго и непонимающе смотрел в экранчик, шевеля своими пухлыми негритянскими губами.

- Страница заблокирована в соответствии с законом ADPA о профилактическом ограничении публичной деятельности дискриминирующих персон. - прочёл он наконец. - Узнать больше о законе и правилах блокировки: «Anti-Discrimination Precautionary Action… Что это значит?! А как это разблокировать?
- Никак, Рики! Уже никак! Только если это был розыгрыш или ошибка! Ты не хотел меня слушать, я тебе говорила…

И в этот момент в коридоре пискнул замок двери и вошел Патрик. В руке он держал белую розу.

- Алиса, ты дома? - спросил он. - Нам надо поговорить! Я хотел вчера извиниться! Твоя мама дала мне адрес, но то, что я увидел… Я не мог не сделать эту петицию, но не волнуйся: тебя на видео я замазал…
- Так это ты сделал?! - выдохнула я.
- Никто не смеет называть бездельниками… - начал Патрик, но осёкся, вдруг увидев Рика.

Рики вскочил, как был, без одежды, одной рукой схватил Патрика за плечо, другой за горло и одним рывком вздёрнул вверх по стене так, что голова Патрика ударилась в потолок. Он был меньше Патрика, но невероятно силён.

- Рики, нет! - закричала я. - Ты убьёшь его! Не смей, Рики! - Я подскочила к нему и принялась бить по корпусу. - Не смей!!! Он живой человек! Ты ведь железный!

Конечно я имела в виду, что живого человека так быстро и просто могут раздавить протезы топовой модели. Но Рики понял иначе.

- Ты права, - сказал он неожиданно спокойным тоном, разжал руки, и Патрик сполз по стенке. - Он - человек. А я — железный.

Рики повернулся и бросился к двери.

- Подожди, Рики!!! - закричала я, нацепила штаны с майкой и бросилась следом.

Но ни бегом, ни даже на аэротакси его, конечно, было не догнать.

Я сидела на полу и просто выла в потолок, обнимая обеими руками пылесос. Мама молчала и только нежно гладила меня щёточкой. Слёзы текли ручьём, и лицо, и одежды, и пылесос были мокрыми. И лишь когда я чуть затихла, мама тихо спросила, принести ли мне воды.

- Его больше нет, мамуль! - зарыдала я снова. - Когда я приземлилась, уже горел весь флигель, он поджёг подвал! Он… он стоял с пустой канистрой у забора. Я подбежала… Но…

Мама тактично выползла из-под моих рук, съездила на кухню и вернулась, держа в манипуляторе стакан воды. Помню, я долго стучалась зубами о край стакана и всё не понимала, как мне его в себя опрокинуть.

- Зачем он это сделал? - спросила мама.
- Он сказал… Сказал, что мы мёртвые твари. Сказал, что он был готов ко всему, даже снова сдохнуть, но только не к этому. Сказал, никто не смеет осквернить память и вычеркнуть из истории Рики Остина только потому, что через 70 лет после его смерти какие-то богарты построили говорящую куклу с его лицом, и кукла кого-то обидела… Сказал… что у него нет другого выхода… И что теперь я, пресс-секретарь, должна убедить всех, что это был не Рики… А потом он отключился и упал… Упал, и а за ним горели буквы DNR, он их из канистры, по лужайке…

Мама молчала и гладила меня. И постепенно я перестала всхлипывать и трястись, а со всех сторон накатилась апатия.

- Мамуль? - позвала я. - Скажи, а ты счастлива? Мне тебя так не хватает, мамуль.
- Конечно я счастлива, Алиса. Ведь я могу быть с тобой и помогать тебе во всём. Но ты с утра ничего не ела, доченька. Я закажу пиццу, хорошо? Пицца «Мишель Бакери» две по цене одной, специальная акция до 5 числа, пробуй сам, расскажи друзьям.