Двадцать девятый
Звуки внезапно смолкли, словно чья-то рука нажала клавишу “стоп” на магнитофоне. Свет погас, пряча окружающее Эндрю великолепие, и через секунду снова зажегся. Он стоял посредине уже знакомой залы, освещенной на старинный манер масляными светильниками, и непонятными матовыми шарами, испускавшими мягкий зеленый свет. На расставленных крУгом креслах сидели двадцать восемь членов Совета. Они аплодировали. Они размахивали руками. Они кричали что-то восторженное - что именно разобрать среди этого шума было невозможно. Кто-то вскочил, отбросив в сторону массивное кресло, словно то было сделано из папье-маше, и кинулся к Эндрю. Подбежал, хлопнул его по плечу, проорал в самое ухо: “Потрясающе! Честное слово, потрясающе!”, снова хлопнул по плечу, и так же, бегом, вернулся на свое место. Эндрю стоял, ошарашено глядя по сторонам, и не понимая, что же произошло. И тут до него дошло. Он еще раз осмотрел залу. Да. В зале были двадцать восемь членов Совета, одетых в черные мантии и маленькие треугольные шапочки, он, в рваных джинсах и футболке, и больше никого. На этот раз он вернулся один. Значит – все. Испытаниям конец.
Шум разом стих, как только Первый встал со своего кресла и сделал шаг вперед. Первый выждал несколько секунд, посмотрел на Эндрю и улыбнулся. Обвел взглядом Совет.
- Господа! Мы закончили наши дела в этом мире. Пора. Двадцать девятый выбран. – Он снова перевел взгляд на Эндрю. – По традиции, перед торжественным моментом вручения мантии, я еще раз зачитаю новичку наш Устав.
Он взял со столика, стоявшего подле кресла кубок, отпил глоток вина. Достал из-за пазухи свиток, развернул его и стал читать.
- Мы, Совет Двадцати Восьми – теперь уже двадцати девяти! – обязуемся неукоснительно следовать этому Уставу, и не отступать от принципов изложенных в нем ни при каких обстоятельствах. Каждый вновь сотворенный мир, должен достигнуть цивилизованного уровня развития под присмотром Совета. Только тогда, когда все члены Совета, единогласно признают мир развитым и устойчивым, Совет может покинуть его, и приступить к следующему акту творения. Перед тем как покинуть мир, Совет избирает нового члена из числа жителей этого мира. Дабы примкнуть к Совету, кандидат должен пройти двадцать восемь – ха, считай, уже двадцать девять – испытаний. Из числа жителей мира избираются пятьсот претендентов. В случае, если ни один из кандидатов не пройдет все испытания, выбираются следующие пятьсот, и так далее, до тех пор, пока не будет выявлен достойный. Вновь избранный член Совета должен добавить в список испытаний, (смотри приложение один), еще одно, на свой выбор. Каждое испытание проводится в мире с номером, соответствующим номеру испытания. – Он отложил список. – Уф-ф. Так, перехожу к списку испытаний. Первое: испытуемый должен доказать свою способность созидать…
Эндрю прикрыл глаза, вспоминая… Это был страшный мир. Катаклизмы обрушивались на его единственный материк один за другим. Они не успевали достроить город, как очередное землетрясение превращало его в руины. Они вколачивали в землю огромные сваи, но подводные течения размывали грунт, дома проседали и рушились, погребая под завалами тысячи людей. Они сажали леса, чтобы укрепить почву, но ураганные ветры выдирали их под корень, сводя все труды на нет.
В том мире он впервые почувствовал Силу. Он мог возводить прекраснейшие строения, мог разбивать великолепные сады, он нес красоту и уверенность, которых так не хватало людям. Но раз за разом, жестокий мир развеивал в прах все сотворенное им. Каждый день, глядя на развалины недавно еще прекрасных зданий, он хотел бросить эти бесплодные попытки. Но снова и снова возвращался туда и строил, строил, не покладая рук, упрямо сжав губы и кулаки. Злой мир… Но какие там были звезды! Крупные, синие, словно топазы щедро разбросанные на черном бархате. Словно брызги чистого льда, купающиеся в лучах зимнего солнца. Словно ее глаза…
- … Седьмое: испытуемый должен доказать свою способность сострадать и быть милосердным…
Этот мир, некогда красивый, ладный, ухоженный, был охвачен беспощадной войной. Люди, нелюди, звери - все живое было исполнено жестокости. К тому испытанию пришло уже не более двухсот претендентов. Усталые, в насквозь пропитанных запахом гари и пота одеждах, они пытались сохранить остатки добра на этой земле. Им была дарована способность целить, и они врачевали день и ночь, пользуя раненых всех армий без разбора. И те, исцеляясь, уходили, с тем, чтобы снова убивать, и неизменно самим быть убитыми. Эндрю вспомнил рогатую тварь, которую он нашел истекающей кровью, растерзанную толпой разъяренных людей, когда та пыталась оборонить своего только что вылупившегося малыша. Он успел, он вернул ей жизнь, но лишь затем, чтобы увидеть, как она, едва обретя способность двигаться, бросилась на пробегавшего мимо человека, впиваясь когтями ему в глотку, с влажным треском раздирая плоть, и ломая шейные позвонки. Его он уже не спас…
Города, деревни, леса, поля – все было выжжено на этой земле. Редко где еще попадались следы былого процветания. Как-то раз они заночевали возле чудом уцелевшей сельской церкви. Эндрю сидел под высоким деревом, обессиливший, опустошенный, не зная, как помочь этому больному миру. Мимо бежал ручей, весело и беззаботно певший свою извечную песню. Ручью не было дела, до войн этой земли. Он жил своей жизнью, разнося по окрестностям звонкий, переливчатый смех, даря его всем, кто хотел слушать. Эндрю потом часто слышал его голос - так же смеялась она…
- …Шестнадцатое: испытуемый должен доказать свою способность ненавидеть и карать…
Мир, достигший вершин развития. Техногенная цивилизация, высочайший уровень науки, колоссальные производственные мощности и… рабство. Тотальная власть немногочисленной верхушки. Толпы рабов. Озлобленные, погрязшие в нищете люди, не смеющие поднять голову, ничего не ждущие от жизни, потерявшие всякую надежду. Дети, умирающие от голода. Женщины, служащие игрушками сильным мира. Мужчины, превращенные в рабочих животных. Великолепие жизни избранных, сотворенное из боли и страданий остальных.
Претендентов оставалось всего сорок три человека. Это было самое тяжелое для Эндрю испытание. О, как он их ненавидел! Он уже не хотел никому ничего доказывать. Он жил тем миром. Спасти его – стало целью его жизни. Они устраивали бунты, диверсии, заговоры, они убивали зажравшихся скотов, недостойных называться людьми, они трясли мир, пытаясь разбудить его, поднять из пропасти, в которую его низвергли много веков назад. И когда все закончилось, он стоял, глядя на бушующее вокруг пламя, и думал, что никогда, никогда такое не должно повториться. Никогда и нигде.
И сейчас, сквозь закрытые веки, он видел отблески рыжих языков пламени, на стенах разрушенного Дворца. Пламя резвилось, трепетало на ветру… Словно локоны ее волос…
- …Двадцать третье: испытуемый должен доказать, что он способен быть справедливым…
Сложный, непонятный мир. Их, оставшихся вдесятером, забросили на эту землю, снабдив способностью отличать правду от лжи. Но никто не прояснил им законов существ, населявших ее. Они были человекоподобны – выглядели как люди, говорили как люди, одевались… Внешне, они всем походили на людей. Но… Их традиции ужасали. Их логика не укладывалась в рамки привычного. Чтобы судить человека – его надо понять. Но как понять, как?!
Как понять то, что противоречит твоему естеству? То, что отцы насилуют новорожденных девочек, едва появившихся на свет. Не всех, но каждую вторую. Прилюдно, обращая действо во всеобщий праздник. Как заставить себя остановить уже занесенную для удара руку, как заставить себя думать!!! когда действуют эмоции.
Потом выяснилось, что физиология этих существ отличается от человеческой, что у них два этапа оплодотворения, что ВСЕ новорожденные – девочки, и необходима сперма отца, чтобы произошло изменение хромосомного набора, и девочка превратилась в мальчика.
Сознание отказывалось принимать такое. Все было настолько “не так”, что можно было сойти с ума. Он уходил в степь и часами бродил один, пытаясь прийти в себя. Сидел на траве и глядел в небо, подставив лицо ласковому, теплому ветру. И ветер, нежными пальцами, стирал текущие из его глаз слезы. Как она…
- …И последнее, двадцать восьмое: испытуемый должен доказать свою способность любить…
Земля. И она. Раньше он не знал, что способен ТАК любить. Она стала всем для него. О чем бы он не думал, мысли всегда возвращались к ней. Только сейчас он был с ней. Смотрел в ее глаза, слушал ее смех, зарывался лицом в медь ее волос…
- Ну что ж. Поздравляю, Двадцать девятый! Ты прошел все испытания, и достоин стать творцом! Нас ждет новый мир. – Первый улыбнулся. – Мантию!
Один из членов совета вышел вперед, неся на бархатной подушке аккуратно сложенную мантию. Эндрю стоял, молча глядя в пол.
- Ну же!
- Я не могу. – еле слышно выговорил он.
- Что? Не слышу! – Первый подошел совсем близко.
- Я… я остаюсь. – Эндрю вскинул голову. Он смотрел в глаза Первому, но видел ее. Она бежала по полю, и ветер играл в ее волосах. – Это мой мир. Я остаюсь.
Все члены Совета повскакивали со своих мест и закричали заглушая друг друга.
- Ты специально это сделал, Двадцать восьмой! – кричал кто-то. – Опять! Сколько можно! Семнадцатый раз! Мы застряли в этом проклятом мире! Убивать надо, за такие испытания! Изменить Устав, к чертовой ма…
* * *
Звуки внезапно смолкли, словно чья-то рука нажала клавишу “стоп” на магнитофоне. Свет погас, пряча окружающее Эндрю великолепие, и через секунду снова зажегся. Он стоял посредине уже знакомой залы, освещенной на старинный манер масляными светильниками, и непонятными матовыми шарами, испускавшими мягкий зеленый свет. На расставленных крУгом креслах сидели двадцать восемь членов Совета.
- Ты прошел последние испытание – раздался из-за спины голос Первого. Эндрю обернулся…