Вторая: 1, 3, 5, 7, 9, 11, 12, 13, 15

Третий: 2, 4, 6, 8, 10, 12, 14, 16

Эсо: 5, 9, 7, 10, 12

1.

- Сори….

Тонкие, сухие губы Сори замерли на миг в нерешительности, но продолжили прерванное занятие – целовать кожу Эли. Сори дошел уже почти до талии, начав от ямочки у левой ключицы, и явно не собирался останавливаться.

- Сори...

Эли ласково потрепала рыжую шевелюру юноши и примерилась, взявши за уши, решительно притянуть его лицо к своему. Но не тут-то было: вдохновленный лаской мужчина неожиданно резко сдвинулся ниже. Эли застонала, бессознательно выгнувшись навстречу, и всякие мысли вылетели у нее из головы. Впрочем, не навсегда.

- Сори, ты когда-нибудь убегал от женщины?

Она ощутила кожей живота, как на миг напряглись его плечи, тут же расслабившись. Сори повернул голову, пытаясь заглянуть Эли в лицо. Увы, было слишком темно для того, чтобы различить что-нибудь, кроме смутных очертаний головы на подушке.

- Нет. – он помолчал, словно собираясь с мыслями, и добавил: - Не приходилось.

Он протянул руку и легонько тронул ее рыжие кудряшки, вольно раскинувшиеся на еще влажном лбу. Эли улыбнулась и поймала губами кончики его замерших на секунду пальцев. Взъерошила его, не менее кудлатые, волосы и продолжила:

- А я – убегала.

Словно в ледяную воду шагнула.

2.

Далин Тори шел домой, возвращаясь из ночного клуба, где он работал охранником. Достаточно непривычное для утреннего города зрелище – тонкий молодой человек в лощеной пиджачной паре, без привычного для клерков чемоданчика, зато с безукоризненной прической и в сверкающих остроносых ботинках. Далин, как всегда после работы, чувствовал себя усталым и разбитым. Слава богу, скука, которая преследовала его последние два часа каждую ночь с понедельника по пятницу, и на этот раз отступила с рассветом.

Солнце всходило над городом Араказану. Розовые стены домов, ослепительная мозаика окон многоэтажных зданий. Тонкий парапет, а за ним, внизу – пролеты многоярусных дорог, еще не успевшие окутаться смогом. Легкая прохлада, еще не успевшая перейти в удушающую летнюю жару, и вкрадчивый запах моря, который утренним бризом был послушно доставлен из порта.

Далин любил утренний город, как только можно любить многомиллионный мегаполис, раскинувшийся не только в стороны, но и вверх, а также под землю за недостатком места. Поэтому он и ходил пешком, хотя в гараже под домом стояла “Дирата” – новенькая спортивная модель, купленная всего год назад. С другой стороны – зачем ездить, если от работы до дома всего пятьсот метров? Выйти из клуба, чуть-чуть пройти, наслаждаясь утренней свежестью, перейти эту улицу, спуститься по винтовой лестнице на три оборота – и вот он, красивый многоэтажный дом, смотрящий окнами на восток. Если чуть-чуть поторопиться с подъемом на балкон, можно поймать момент, когда фонтаны на центральной площади начнут ловить солнечные зайчики, и площадь внезапно прорастет дрожащими белыми ростками бликов, окружая памятник жертвам Излома ослепительным нимбом.

Когда Далин уже почти перешел улицу, за спиной вдруг раздался визг тормозов, очень громко, почти над самым ухом. Далин, с очумело бьющимся сердцем после гигантского прыжка к обочине, обернулся.

Автомобиль – черная “Ана” - стоял почти поперек дороги. Водитель, судя по жестам, ругался, а потом придавил клаксон, желая согнать нарушителя. Нарушитель – черно-белый кот... нет, кошка – переходила улицу вслед за Далином, аккуратно неся свой хвост с белой кисточкой на кончике строго вертикально. Драная такая кошка, явно вольного образа жизни.

Кошка посмотрела Далину в глаза и строго мявкнула. Он непроизвольно улыбнулся – настолько комично это выглядело, и понял, что это вот маленькое существо, во-первых, за словом в карман не лезет (и правильно: откуда у кошки карманы), а во-вторых – явно хочет есть. Вот только кормить бродячих кошек мне не хватало. – подумал Далин и развернулся, спускаясь с третьего уровня улиц на первый. На втором обороте лестницы его обогнало хвостатое, черно-белое, растрепанное пятно, несущееся сломя голову вниз по ступенькам. Добежав до выхода, кошка, как ни в чем не бывало, уселась посредине и стала вылизываться.

Далин представил себя отмывающим царапающееся и визжащее создание в ванной, застонал и прибавил шагу. Зайдя в подъезд, он облегченно вздохнул и вызвал лифт. Когда дверь лифта уже закрывалась, внутрь одним прыжком заскочила кошка, опять строго посмотрела на Далина и мяукнула.

Он сдался.

Против обыкновения, ни царапаться, ни орать во все горло кошка не стала, так что отмывание прошло быстро и безболезненно для обеих сторон. Худющее, с торчащими ребрами и “огрызками” шерсти существо терпеливо снесло обтирание полотенцем, после чего, отпущенное на свободу, незамедлительно залезло под диван, где и затихло.

Обессиленный Далин залез под душ, предвкушая свежие объятия простынь. Уже намыливаясь, он вспомнил, что совсем забыл поименовать нового жителя дома. Обращаясь к невидимой кошке, Далин высунулся из-за двери и громко сказал:

- Будешь зваться Эли.

3.

Сори ласково потерся головой о ее руку. Мягко шепнул: - Расскажи. – зная, что ей хочется, чтобы он этого просил, и зная, что это знание – обоюдно.

- Это было давно... в Араказану. Лет, наверное, шесть. Не хочу вспоминать точно... Я тогда поступила в Араказанский политехнический... мы поступили... вместе с Далином. Далин Тори, ты его не знаешь... Мы росли вместе, в одной деревне. Выросли, закончили школу, поступили...

Она поняла, что сбивается, тонет в паузах и междометиях, и отчаянно выпалила:

- И тут я влюбилась. Точнее, не так. Сначала мы с Далином втрескались друг в друга по уши, еще в двенадцатом классе школы. Родители не имели ничего против, и мы вместе поступили. Как только приехали в общежитие, как-то сразу получилось, что я практически жила у него. Мы были друг у друга первыми... знаешь, как это обычно бывает... всякие мелочи начинают царапать и мешать, а он их не замечает, зато у него есть свои поводы... Все это началось на втором курсе, в ноябре. Там был такой клуб интеллектуалов, не помню название. Мы начали ходить на их собрания, это было действительно классно. И там была пара, Сантар и Эсо, третьекурсники. Про них иногда говорили всякие странные вещи, например, что они с первого курса экстерном сдали на третий и вообще собираются закончить университет через год. И еще много... всякого. Что у них всякие способности... знаешь, которые проявляются у тех, чьи родители пережили Излом. Сантар был высокий блондин, вечно в элегантном пиджаке и белой рубашке, все девчонки по нему просто с ума сходили. И я тоже.

Эли помолчала.

- Не знаю, что он во мне нашел, но только мы начали встречаться. О сексе даже речь не шла, мы просто беседовали на разные темы. Знаешь, он действительно очень много знал. Но все это было устремлено в каком-то странном направлении, использовалось для каких-то непонятных целей. Ну, стандарт – диплом, карьера, машина, квартира – как-то чувствовался не к месту. Как будто у него была какая-то великая цель, во имя которой он это все учит. И у Эсо тоже была такая черта. Вокруг них постоянно кучковались два-три человека, поэтому все шло вроде бы как обычно. А потом я поняла, что влюбилась и начала сходить по Сантару с ума. Эсо этого, наверное, не замечала первое время. А Сантар снисходительно не отказывался сходить со мной туда, сходить со мной сюда, целовал руку при встрече... Далин, я теперь понимаю, все это сразу заметил, но он был такой, знаешь, интеллигентный мальчик, весь замкнутый такой...

Наверное, он бы раскрылся, не будь я такой же молодой и глупой, как он...

4.

Вздохнув, Далин открыл глаза, аккуратно расположив руки на холодной полированной поверхности стола. Он больше не носил рубашек, только майки, а всегдашняя кожаная куртка была без рукавов, аккуратно отрезанных ножом. Не то, чтобы это был выпендреж, скорее необходимость. – шрамы на руках до сих пор болели и прикосновение ткани заставляло бессознательно морщиться, складывая кожу на лбу в классический иероглиф “терпение”. Потому же и шляпа – хотя шрам от зазубренного бритвенного лезвия на лбу был почти не виден, Далин предпочитал везде ходить в шляпе, иронически оглядывая себя в зеркальных поверхностях бара – классический герой современных боевых сериалов, этакий мачо с несомненными способностями в определенных областях, как выше, так и ниже пояса. Впрочем, в зеркальных поверхностях он предпочитал не отражаться, да это было и не нужно – главе службы безопасности незачем отрываться от стула, кроме как в экстремальных случаях. Да и случаев этих было уже не так много, как месяц назад, сразу после Атаки. Люди постепенно приходили в себя.

Он скосил глаза вниз, на невидимый под курткой прямоугольник идентификационной карточки, аккуратно лежащей в правом внутреннем кармане. Начальник секьюрити. Повышение, однако. Предыдущий начальник Далина погиб в первую неделю после открытия клуба в жестокой драке с группой драттов, павших жертвами Атаки и уже прошедших первую стадию Изменения. Зеленые куртки и красные волосы они уже не носили, и их было практически невозможно отличить от нормальных людей до того, как они начали убивать – прямо посреди дискотеки. Неизвестно, как они общались между собой – некоторые поговаривали о телепатии. Дирус попал в “вилку”, пытаясь достать одного, методично втыкающего нож в акупунктурные точки своей жертвы - еще трое, как по команде, обернулись... Два ножа он даже отбил, третий – нет. Впрочем, бойню это остановило.

Странно иногда мыслить о человеке в прошедшем времени. Дирус был ограниченный самодовольный сноб. И им остался, невзирая на качество своей работы. Вот его нет – что изменилось?

Далин запустил руку под куртку, коснулся карточки. Закрыл глаза.

5.

Мелкий дождик моросил так, словно уже окончательно выбился из сил и усердно орошает Араказану уже из чистого упрямства. Сантар неторопливо двигался к дверям библиотеки, держа битком набитый книгами “дипломат” в левой руке и еще пару книг под мышкой. Он знал, что на широких ступенях главного входа его ждет кипящая от негодования жена, дражайшая Эсо, комкающая в руках коричневый беретик – в тон коричневой юбке и коричневой блузке. Он даже знал первые слова, которые прилетят ему в лицо вместе с пощечиной. Кому – что, станисатому – саба... «Станисатому-саба» в достаточно вольном переводе звучит как «страдающему от неизлечимой болезни – средство, которое приведет к быстрой и безболезненной смерти»

Поэтому он не стал смотреть дальше, а просто перекинул дипломат и книги из левой руки в правую.

- Станисатому – саба? – усмехнулась Эсо. – Всегда любила тебя, муж мой, за фатализм. Поэтому ограничусь только той пощечиной, что тебе уже прилетела.

Одета она была вовсе даже не в коричневое, а в зеленое с голубым, а вместо беретика в ее волосы была вплетена с кажущейся небрежностью голубая же лента.

Эсо решительно отобрала у мужа “дипломат”.

- “Динамика-А” и “Динамика – Б”. – ответил на невысказанный вопрос Сантар.

А это – “Вторичные эффекты”, о которых мы говорили вчера. – добавил он, помахав двумя томиками, извлеченными из-под мышки.

Она фыркнула:

- Всё тот же трудолюбивый Сантар...

- Всё та же любопытная Эсо. – парировал он с легкой улыбкой.

Запрятанная где-то глубоко внутри Сантара картинка ожила, выбралась на поверхность, отшвырнула в сторону измятый беретик и отвесила Сантару увесистую пощечину.

-Мы оба в последнее время нашли себе много разных дел, - начал он, слегка потерев правую щеку. Эсо насмешливо улыбнулась.

- О да, особенно я. Настолько занята, что не ночую дома уже четыре дня.

- М-м-м-эх-ммм... Я полагаю, вчера у тебя был последний экзамен? – полюбопытствовал Сантар, отлично зная ответ.

- Нет, он будет сегодня. Ночью. – уточнила Эсо, чтобы не оставить никаких надежд.

Сантар улыбнулся. Когда ему нечего было сказать, он всегда улыбался, это придавало молчанию какой-то особенный смысл. Впрочем, на Эсо это никогда не действовало, именно поэтому Сантар и не хотел с ней расставаться. Даже сейчас, когда предстоял финальный эксперимент, возможно, с непоправимым исходом, Сантару был нужен кто-то рядом.

- У нас есть еще время пролистать эти материалы. Возможно нам повезет, и мы не Изменимся, и никто ничего не узнает.

- В лучшем случае их счастливое неведение продлится до начала Атаки...

Их ждала собственная экосистема на биостанции “А” факультета естественных наук Араказанского университета. Два гектара земли, на которых творилось нечто странное для классической биологии, но внешне слабо заметное для посторонних лиц. Там шло Изменение, буйствовали ритмы резонанса, заставляя ничего не подозревающих работников университета страдать от странных снов. Единственная опасность прототипирования Изменения состояла в том, что любой, работающий на площадке, начинал неотвратимо меняться сам. Как паллиатив, этим процессом можно было управлять, делая его менее заметным для окружающих. Чем и занимались Сантар с Эсо.

- Заколдованный круг. – пробормотала Эсо, прочитав невысказанные мысли Сантара. – информация по Изменению жизненно нужна до Изменения, но получить ее, кроме как через Изменение, невозможно. Оппенгеймер, говорят, застрелился, когда взорвалась первая бомба... Что будем делать мы, если начнем Атаку?

- Жаль, неизвестно, кто создал Изломщик... – дополнил Сантар. Помолчал, добавил: - То же, что делаем сейчас. Пытаться контролировать процесс.

- А эти шашни с девчонкой-с-цветочками – тоже часть контроля? – ядовито высказалась Эсо. Не утерпела-таки.

Эли все называли девчонкой-с-цветочками с того момента, когда на празднике Года она, поздравляя заезжую певицу, запнулась за что-то на сцене, и обрушилась вместе с огромным ворохом цветов на пол.

- Конечно. Точнее, самоконтроля. Сама понимаешь, без контрольной группы никак нельзя. А чем ближе отношения, тем тоньше человек реагирует на нюансы изменения.

- Умник. – высказалась Эсо в пространство. – Хоть мне-то ты можешь перестать читать лекции?

- Конечно. – ехидно ухмыльнулся Сантар. – Как только ты перестанешь читать лекции всем остальным вокруг.

6.

На следующее утро (точнее, к полудню) кошка обнаружилась аккуратно прикорнувшей в ногах. Вообще-то кошачьи блохи на людей не переходят, подумал Далин, гладя ее по загривку.

- Что, Эли? Отдохнула?

Кошка распласталась на боку под гладящей рукой и потянулась во всю свою длину. Потом элегантно уселась, подвернув под себя хвост и, призывно глядя в глаза Далину, мявкнула. С опозданием он вспомнил, что совершенно забыл вчера ее покормить.

- Что поделать, пушистая – у меня никогда не было домашних животных. – виновато извинился он и быстро выскочил на кухню. Кошка быстро проследовала за ним, как раз очутившись перед поставленной на пол чашкой, в которую плюхнулось довольно-таки деликатесное рыбное блюдо из ближайшего ресторана “с доставкой на дом”.

- Ешь. Это всё. – кратко сказал Далин и убежал мыться и одеваться. Кошка не спеша принялась за еду.

Бреясь, Далин внимательно разглядывал свое лицо – обычное лицо студента-отличника, с умным взглядом чуть сощуренных серых глаз, широким разлетом черных бровей, воронено отблескивающим ежиком волос, постриженных по последней моде... Хорош, а? Отвлекшись от самосозерцания, он показал самому себе язык и наклонился смыть пену.

Уже одетый, Далин хлопнул себя по лбу: а туалет-то? Пришлось открывать дверь ванной и оставлять на полу случайно оказавшийся в доме тазик, весь в каких-то бурых пятнах, валявшийся в глубине шкафа чуть ли не с момента рождения мира.

- Нагадишь – выкину на улицу! – донеслось от входной двери краткое напутствие, прищемленное громким лязгом защелкивающегося замка.

Пресловутые пятьсот метров до работы – молодежного ночного клуба “С шестнадцати - и до утра!” - Далин преодолел быстро. Сразу от дверей в уши влился знакомый голос.

Коза. Козочка. Так ее зовут, но настоящее её имя – Эли. Нет, не Синкан Эли. Она даже не похожа на нее, абсолютно. Артистка, поет и танцует в клубе. И Далин не скрывал (да и как скроешь), что он к ней неравнодушен.

Черные волосы, блестящие, словно полированный базальт. Простое открытое платье. Голос. И под этот голос в зале бешено выплясывали. Толчея рук, голов, иногда даже ног колыхалась как единое целое, совершенно не в такт музыке. Всем властвовал зовущий звук – инструменты и голос слились в единое целое. Черные локоны певицы отблескивали колдовской зеленью – иногда невпопад усилиям светотехника.

Эли небрежно отбросила рукой закрывшие лицо волосы и закончила песню одной невообразимо зовущей и мягкой нотой. Зал неожиданно стих, как всегда бывало после ее песен. Группа драттов, выпутавшись из толчеи, проследовала к столикам. Их было легко пересчитать по рыжим волосам и зеленым курткам. Дратты уселись за пару столиков в углу и продолжили свои бесконечные разговоры, то и дело вскакивая и начиная интенсивно жестикулировать. Они знали, что пения в программе больше не будет, а дратт, танцующий без живого голоса – такая же небылица, как и снесший яйцо петух.

А дома у Далина царила тишина. Кошка не спеша открыла глаза, выбралась на середину комнаты и сладко, долго потягивалась.

Пустая квартира. В верхнем ящике стола оказалось фото родителей – пара средних лет на фоне сада камней при каком-то храме. Бумаги. Всякая мелочь. На стенах – нэцке. Десятки миниатюрных статуэток, аккуратно размещенных на миниатюрных полочках. Довольно пыльные, впрочем. Под самым потолком – тысяча журавликов. Тоже в пыли. А выглядывающая из-под горы компактов на столе книга оказалась почему-то словарем патана, хотя ни одной книги на этом языке в доме не оказалось. Кухня... ну, кухню можно и пропустить.

Хладнокровно изучив комнату, кошка принялась самозабвенно вылизываться – черный хвост с белым кончиком, потом черные лапки с белыми подушечками, потом черный живот, потом грудь с белой манишкой – неудобно, но надо, потом лапами вымыть уши – особенно левое, которое тоже с белым пятном. Надо оправдывать имя, если уж тебя зовут Эли.

Почистившись, она вспрыгнула на подоконник и уселась поудобнее – наблюдать за небом, благо кошачий глаз это позволял. Ах, небо... зеленая акварель на синем фоне... куда там описанному в книгах северному сиянию – сияние над городом куда красивее, и оно всегда рядом. Жаль, что люди его видеть не могут. Их удел – завидовать кошачьему сословию, имеющему расширенный диапазон восприятия. Она насмешливо сощурилась.

Кошка никогда не ступит лапкой в плохое место. Ах, если бы так...

7.

- С чего начинается страна? – Эсо холодно взглянула в лицо Эли. Та потупилась, внезапно покраснев. Эсо продолжила.

- Страна начинается с пути. Путь же – с имени. Вольная трактовка этих трех постулатов гласит, что в начале вселенной было Слово.

Салатно-зелёные стволы молодых деревьев слегка покачивались в такт их шагам, порождая тут же гаснущие круги на светящейся воде. Лес вокруг тропинки тоже слушал, не спеша прерывать.

- Сайарна. Абсолютно иностранное имя. Впрочем, женского рода. Девушка. Только не человек, а молодая олениха. Такое слово Сайарна. Она жила в этом лесу, ходила на водопой по этой самой тропинке, сливаясь зеленой шкуркой с окружающей природой. Самой большое наслаждение мира – войти в воду по грудь и пить, пить, пить, не боясь внезапной смерти.

Прозрачная лесная вода подползла под самые лопатки идущей впереди Эсо. Та раздраженно хлопнула по воде рукой, не оборачиваясь, и крупные неторопливые капли поползли с лица Эли на грудь и дальше, домой. Пара капель прочертила отчетливую – на ощупь – дорожку между лопатками. Под ногами превращались в прах и ил остатки опавших листьев, продавливаясь между пальцами с ласковостью змеи.

Эсо обернулась, рывком встав впереди Эли. Та попыталась рефлекторно отпрянуть, но вода держала крепко.

- А потом в этот мир пришли два Дратта. Точнее, Дратт и Дратта. Они были людьми когда-то, до Излома. И Сайарна полюбила их – да и как было не полюбить, ведь Излом наделил их странным свойством – они чувствовали чужие эмоции и транслировали свои обратно. И все было хорошо, до тех пор, пока не настал день. Драттам захотелось мяса.

Вначале эффектная, пауза тянулась и тянулась, пока не стала просто страшной. Тогда Эсо продолжила:

- Не стоит бояться, девочка. Сайарна умерла быстро и без боли. Да и как можно причинить боль тем, кого любишь, особенно если ты Дратт. Или Дратта...

Она усмехнулась.

- Ты, наверное, теряешься в догадках – зачем все эти лекции?

Эли кивнула. Не хотелось открывать рта.

Эсо назидательным тоном продолжила:

- Однажды Овца сказала Льву: – О Лев, ты велик и могуч, ты перешибаешь хребет человеку одним ударом когтистой лапы. Ты - хозяин вельда, но и там тебя находят люди, а найдя, убивают. Я же отказалась от сопротивления, живу в тепле, ем досыта и никто не охотится на меня!

И Овца торжествующе посмотрела на Льва. Лев хмыкнул и презрительно ответил: - А им и не нужно. Они вас разводят.

Эсо задумчиво обмакнула в воду палец и пососала его.

- Наступает время, когда разводимые могут запросто поменяться местами с разводящими.

8.

К половине третьего ночи кондиционеры уже не справлялись с загрузкой. Дискотечный зал клуба начал попахивать свежим потом, стекающим по десяткам разгоряченных тел.

Далин терпеливо ждал, когда из-за портьер, закрывающих служебный вход, покажется Эли. Вчера она обещала, что обязательно разрешит ему проводить себя домой после работы. Время между тем утекало.

- Эли небось ждешь? Ну жди, жди. Красавчик...– Дирус вперевалочку проследовал мимо, в свое “гнездо”, оно же – центральный пост охраны, утыканный десятками телемониторов, денно и нощно несущих свою вахту.

Далин досадливо хмыкнул, провожая его взглядом. Тут же портьера с шорохом отодвинулась, и Эли выплыла навстречу мягкой походкой, наводившей на мысли о семействе кошачьих.

- О, Далин. – улыбнулась она. – все работаешь?

Ошарашенный такой бесцеремонностью Далин даже не нашелся, что сказать и густо покраснел, проклиная себя за неловкость.

- Ну пойдём, воздыхатель. – мягко продолжила Эли и подплыла ближе. Далин с облегчением выставил левую руку “калачиком” и с наслаждением ощутил, как почти невесомая рука проскальзывает в предложенное место, предварительно проведя невесомыми горячими пальцами по его щеке.

9.

Эли очнулась внезапно, рывком, механически шагая за Эсо, вперившись в ритмичное колыхание ее мальчишеских бедер. В пространстве висела какая-то нереальность, ее можно было брать руками, резать ножом. Кто-то словно отмотал кассету назад, дав Эли возможность посмотреть начало фильма, финал которого случился только что. А может, и начало уже было?

Эсо строго погрозила пальцем, полуобернувшись, и продолжила: - ...так что в переносном смысле можно сказать, что человек был одинок до Излома и остался таким же одиноким после. То, что живет у нас под боком, остается в лучшем случае темой для детских сказок и страшилок, которые рассказываются в спальнях, пока не слышат родители. А между тем Излом был для них: - Эсо не глядя ткнула пальцем в сторону. – был гораздо большей бедой.

Эли поспешно отвела взгляд от внимательных круглых глаз, недвижно разглядывавших ее из темноты. Эсо между тем продолжала говорить все тем же менторским тоном.

- Экосистемы, биоценозы – все изменилось. Официально человек на нашем острове все еще числится царем природы. И как знать, океан вокруг – это счастье или проклятие? Нас же сейчас спасает только одно – то, что мы тоже изменились после Излома. Проклятое поколение, рожденное в эпоху перемен... но это всего лишь ярлыки. Что нам доступно – можем сказать лишь мы. Если успеем.

Наступила долгая пауза, прерываемая только чуть слышной водой, расступающейся перед бедрами. Эли внезапно почувствовала напыщенность тех слов, что прозвучали перед ней, и ей стало смешно, а потом, практически без перехода, ужасно стыдно за себя, а особенно за Эсо, которая развлекается лекциями в этом странном месте. Являлся ли этот стыд обоснованным, Эли не знала, но менее стыдно от этого почему-то не становилось. Наверное, потому, что десятки круглых внимательных глаз продолжали рассматривать их из тьмы. Минуты проходили, отмеряемые мерными шагами, и ничего не происходило. Абсолютно ничего.

Эли уже двигалась в полусне, теряя связность, когда дорога вдруг кончилась. Освещение коридора впереди плавно сходила на нет, и из полукруга тьмы на них так же внимательно смотрели десятки глаз. Эсо остановилась и Эли чуть не налетела на нее, но была отодвинута, почти отброшена на два шага назад небрежным толчком жесткой, тонкой руки.

- Стой, где стоишь. – прошипела Эсо, разворачиваясь, и тут Эли впервые стало страшно.

-...Если, конечно, успеем. – продолжила давно оконченное предложение Эсо. – Но не все могут даже видеть, не то что осознать, что время утекает слишком быстро. Человечеству уже не хватит времени, чтобы зализать раны, как это было после первых ядерных бомбардировок. Излом – это нечто большее. Гадить под себя стало слишком опасно. Снизу могут укусить.

И наверняка укусят, если только никто не будет знать, что ты – человек.

10.

У кассового аппарата на полу блестела мелочь. Далин машинально нагнулся поднять – и что-то незримое, большое и мягкое, плавно дало ему пинка. Летя кувырком к столикам, Далин рефлекторно сгруппировался и перед приземлением успел осознать, что это была всего лишь ударная волна от почему-то не слышного никому взрыва... а потом неласковое приземление вышибло из него сознание на некоторый промежуток времени.

Вылезая из-под стола, центральная ножка которого весьма чувствительно прилетела по затылку и спине, Далин еще раз попытался собраться. Все это выглядело слишком, слишком нереально, чтобы быть правдой. Да и спина перестала болеть подозрительно быстро. В воздухе витал нездоровый адреналин в таких количествах, что танцующие в зале – всего-то человек тридцать – выделывали совершенно акробатические па.

Спустя секунду стало ясно: взрыва не было. Были дратты. Четверо. Они танцевали странный танец в самой середине зала, и все остальные, затянутые в орбиту этого танца, вдруг начинали странно дергаться и извиваться, отлетали в сторону и через некоторое время падали. С противоположных концов зала к драттам уже двигались охранники, расшвыривая, блокируя и обездвиживая. Первая тройка, во главе с начальником охраны Дирусом, уже прорвалась к центру и ворочалась в гуще людей, как медведи, танцующие на привязи под какой-то странный ритм...

Этот же ритм бился внутри Далина, когда он шел вперед, расшвыривая, блокируя и обездвиживая. Руки болели страшно, пара полузаживших ожогов лопнула, но это не имело никакого значения.

Внезапно музыка стихла и раздался дикий крик – кричали дратты. Все разом. Они корчились на полу, как будто все разом получили по пуле в живот. Танцующие остановились, хотя тела, которые уже лежали на полу, еще несколько секунд почему-то дергались в такт крикам.

Стряхнув с себя ступор, Далин начал привычную работу – вызвал медицинскую помощь. Внешняя охрана, уже предупрежденная, закрыла клуб, как только началась драка. Пока он говорил по рации, мимо него промчались двое с носилками. Уже предчувствуя что-то неладное, Далин, прихрамывая, направился к центру зала. На носилки осторожно грузили Дируса – начальника охраны. Из лица у него торчала рукоять ножа. Обычного кухонного ножа для разделки мяса, утопленного по самую рукоятку.

11.

Эли решительно отворила дверь и остолбенела. В комнате все переменилось, исчезли знакомые рисунки и тысяча журавликов, а на обычном месте Далина сидел, скрестив ноги, незнакомый паренек. Шторы на окне отсутствовали, и в форточку незамедлительно ворвался сквозняк, взъерошив разложенные вокруг паренька стопки бумаг. Тот поднял глаза, близоруко щурясь.

- А... Тори Далин здесь уже не живет. – весело произнес он, чуть пришепетывая. Уехал позавчера. Если вы – Синкан Эли, то вам оставлено письмо. – он потянулся к письменному столу, понял, что не достает, махнул рукой и сказал: - Берите сами. В верхнем ящике, там больше ничего нет.

Эли на подгибающихся ногах прошествовала к тумбочке, взяла белый запечатанный конверт с надписью “Синкан Эли” и ринулась прочь. Сквозняк, получив дверью по морде, обиженно отпрянул, в очередной раз взъерошив многострадальные листы.

Через несколько минут Эли была в своей комнате. В несколько торопливых щипков она оторвала край конверта. Письмо начиналось, как и все остальные послания от Далина, словами “Милая рыжая Эли...”

“Милая рыжая Эли, поскольку союз наш распался уже давно, а бередить тебе и себе сердце лишний раз бессмысленно, я следую древней пословице. Желаю тебе удачи вообще – и с Сантаром тоже. Если вдруг вспомнишь про меня (что радует) и прочтешь это письмо, знай, что через несколько лет я появлюсь в Араказану и обязательно разыщу тебя. Еще раз – удачи. Далин.”

12.

Сирены наконец-то смолкли. Что толку в бессмысленном завывании – это остро осознавал, наверное, уже каждый. Наступил, наверное, самый страшный момент Атаки – осознание того, что в изменившемся мире надо продолжать жить дальше. Небо переливалось дрожащими рисунками – смесью эллипсов, кривых и углов, периодически смешиваясь в сумасшедшую палитру художника-психоделика. И неизвестно, кому было страшнее – тем, кто видел это небо, или тем, кто все еще ничего не замечал.

Кошки удивленно вглядывались в лица мечущихся людей и продолжали умываться – они-то видели это небо с рождения, равно как и непередаваемые людскому глазу рисунки на стенах домов.

13.

Эли часто мучил этот кошмар. Она даже научилась предугадывать его приближение, что само по себе – большая редкость. Сны всегда занимали ее, впрочем, так же, как и Далина. Вот только делиться друг с другом снами они почему-то не хотели. В этом было что-то запретно-интимное даже для влюбленной пары, интимнее даже секса, к которому они приобщились, едва убедившись, что дверь в комнату Далина запирается. Секс был прост, хотя и требовал определенной сноровки. Сны же не были просты ни в каком смысле. Далин часто в мыслях возносил благодарности неведомым силам за то, что он родился не в ту эпоху, когда сны в обязательном порядке истолковывались. Тогда бы ему пришлось уйти в отшельники – только им позволялось посвящать свои сны напрямую божеству, без посредников. Впрочем, Далин вполне нормально относился бы к отшельничеству, если бы в его жизни не было Эли.

А Эли знать не знала ни о каких приоритетах и нормативах поведения Далина, ей по уши хватало собственных чувств к нему, даже если не считать снов. Сны же приходили часто, и среди них был этот:

Эли просыпалась у себя дома, в комнатке на втором этаже с окном на восток, зная, что родители спят. В самом деле, было слишком рано, даже утренний туман еще не рассеялся. И все было не так.

Так бывает, когда просыпаешься ночью и не можешь найти на ощупь дорогу в родном доме. Из дальних комнат слышно сонное дыхание родителей, но ты не можешь их разбудить, не можешь даже выйти к ним, поскольку стороны света поменялись и вместо коридора тебя встречает стена.

Но в этот раз все было гораздо хуже, хотя все предметы и даже стены были на своих местах. Все просто было чужим, настолько инородным, что воспринималось, как нечто негуманоидное по происхождению, имеющее внутренний смысл, недоступный пониманию обычного человека.

Эли вставала с кровати и делала единственное, что ей оставалось – шла искать хоть что-то родное в изменившемся мире. Родителей тревожить было нельзя – им с утра на работу. Оставалось выйти из дома и пуститься в бесконечное путешествие по окружающему лесу деревьев, где зелеными были не только стволы, но и листья, а из вороха палого праха под ногами начинала мало-помалу сочиться светящаяся вода...

14.

Эли и Эли. Задумчиво наблюдает со шкафа кошка, щуря зеленые глаза. Задумчиво расположилась в кресле женщина, играя черными локонами своих волос, отблескивающими в желтом свете углового торшера. Тени от журавликов слегка покачиваются на потолке. Открытая бутылка и два бокала на столике. Музыка, которая уже почти не слышна, но никак не соберется затихнуть окончательно.

Далин подлил вина в бокалы и приглашающе поднял свой. Они чокнулись, ни говоря ни слова. Тихо звякнуло стекло. Эли рассмеялась, ничего не говоря – и выпила до дна.

Кошка со шкафа. Никак не могущая затихнуть музыка. Тьма за окном. Тьма за дверью. Теплые-теплые руки Эли на спине. Ночь.

На следующий день Эли проснулась чуть раньше Далина. А Далин проснулся задолго до звонка будильника и аккуратно отключил его, не желая будить кошку. Подушка рядом была примята, а в воздухе витал чуть заметный запах духов – всегда одних и тех же, “Инфинита”.

Было одиннадцать утра и он проспал всего пять часов, если верить будильнику. За окнами был сумасшедший араказанский восход. Особенно сумасшедший, если смотреть глазами кошки, которая восседала на подоконнике и зелеными немигающими глазами взирала на панораму, раскинувшуюся внизу. Все было, как вчера, за исключением кошки, дрыхнувшего в соседней комнате и этого почти неприметного, но льдисто льнущего куда-то под сердце запаха. “Инфинита”...

И еще было время догнать ушедшую.

15.

- И я проснулась. Не могла уже больше выдержать этих слов. Она обозвала меня молодой овцой, которая думает, что вся жизнь исчерпывается синим небом и зеленой травой. Сказала, что близится то время, когда люди поймут, что окружающий мир разводил, как овец, для каких-то своих целей. И Излом положил этому конец. Только те, что изменились вместе с Изломом, смогут вести новую жизнь. А я никогда не изменюсь...

Поутру я кинулась к Сантару, а он выслушал меня и сказал, что все это правда. И что он не отталкивал меня исключительно потому, что не хотел ничего предпринимать. Кроме того, ему нужен был среди его окружения обычный человек. Который не видит рисунков в небе... Я тогда не поняла, что он имеет в виду. Никто тогда не знал, что он имеет в виду. Только потом, когда случилась Атака… когда люди разделились на тех, кто изменился, и тех, кто нет, и все метались, как кролики под грозой…

Тебе, Сори, не понять, прости. Меня практически изнасиловали. Использовали и выкинули, как ненужную вещь, как игрушку... Единственный человек, к которому я могла пойти – Далин... – голос Эли внезапно сорвался. – и оказалось, что я его потеряла.

Наступила тишина, прерываемая тихими всхлипами. Эли долго плакала, уткнувшись лицом в грудь Сори, а он гладил ее по голове и что-то шептал тихо, ласково, про то, что он не знал, но это не имеет никакого значения теперь, да и раньше для него это не имело никакого значения, что он любит ее...

Эли последний раз всхлипнула, прижавшись к Сори, и сквозь слезы прошептала: - возьми меня... пожалуйста... и упала ничком на постель, приподнятым тазом указывая позу. Минутой позже Сори уже бережно учил ее двигаться в такт общему ритму – не спеша, не спеша...

Когда мерное их движение вырвало из нее первый стон, Эли не выдержала:

- И я... сбежала... и теперь... живу.. ааааххх... с этим внутри... клин клином... Я гря... зная, гря... зная.. пусть... Далин... не найдет меня... лучше... он ведь... тоже... другой... а я нет... я человек.... это было... ведь так да-а-а-а-О!...вно... за пять лет... тридцатьше-е-сть дней и... и... и.. двадцать... один час до... А-а-а-та-ки!!!

Оргазм ударил ее словно огромный мешок с разноцветным конфетти и Эли потеряла сознание. Но в краткий миг перед этим она увидала всю свою маленькую спальню сверху, словно бы с потолка – ее, распластавшуюся на мятой постели, с закрытыми глазами и закушенной до крови губой, и Сори. Сори мягко светился изнутри невидимым обычному глазу светом и сквозь его широкую спину просвечивала ее собственная смуглая спина.

16.

Далин шел по рассветной улице и чувствовал себя сошедшим с ума, веселым психом, который целует фонарные столбы и кланяется каждой клумбе. Через пять минут над Араказану ударил не менее сумасшедший ливень, теплый-теплый И Далин, естественно, промок до нитки, потому что не торопился домой, хотя до подъезда было всего пятьсот метров. В квартире было тихо. Словно не приходило никого, словно не мурлыкала никогда кошка Эли, и Эли-не-кошка не целовала его втихомолку перед открывающейся дверью поезда метро.

Далин отогрелся под душем (Холод, холод! Брысь, незваный холод!) и лег досыспать. Тут же приснился сон. Во сне он сощурился от по-летнему давящего на плечи солнца и подумал – а неплохо было бы перекусить. В желудке одобрительно заурчало. Напротив, на противоположной стороне улицы призывно вращалась претенциозная вывеска “Pizza Hut”, куда Далин и направился, лавируя в мешанине пешеходов, одетых в многоцветные футболки и шорты, майки-топ, открытые летние платья, и конечно, зеленые кожаные куртки, извечный драттовский атрибут.

- Маленькую трёхслойную, с грибами, пепперони и луком, пожалуйста. – вежливо заказал Далин.

- Три девяносто – отбив на кассовом аппарате чек, приглашающе улыбнулась молодая девчонка – продавец. Да и как было не заинтересоваться элегантным молодым человеком в ушитой по фигуре пиджачной паре, при галстуке, в ослепительно белой рубашке, да и не уродливому совсем?

Не обращая внимания на ее улыбку, Далин развернулся к столикам. Вот только что за ближайшим никого не было – ан нет, упустил. Оказывается, там сидит Рис, Рис Воконаби и машет ему рукой. Худой такой парень, похожий на вчерашнего дратта, пытающегося танцевать с пойманным голубем, но при ближайшем рассмотрении оказывающийся совсем другим.

Они уселись друг напротив друга в ожидании пиццы, и пошел разговор, каким он обычно бывает – плавная река слов, не обремененных излишней работой мысли. Говорили об английской литературе и ее влиянии на творчество Риса.

- ...На самом-то деле эта таблица английских времен, которую я расчертил себе – полный эпатаж самого себя. Я отлично знаю, что в некоторых клеточках так и останутся только названия, текстами они никогда не станут. А некоторые названия, например, моего последнего романа, который пока, увы, только тут – Рис деликатно постучал себя по лбу – вообще не укладываются в эту таблицу. Что ты скажешь о названии “Жизнь без нас”?

- Странное название. Как будто из последней рекламы защитников окружающей среды.

- Да? – собеседник заметно скис, но продолжил – Дело не в этом. Дело во времени текста, в том посыле, который начинается с названия и продолжается до финала. А тут – финал в названии. И все, остальное – эпилог, эпилог в конечное число авторских страниц.

- Странный текст выйдет, наверное.

- Думаю, да.

Тут их диалог прервала та же улыбчивая девчонка с дымящейся пиццей на подносе. Далин начал копаться в сумке в поисках ножа, поскольку стандартные куски пиццы он считал слишком большими: вечно с них капает куда попало сыр.

Повеяло легким ветерком, вещь совершенно невозможная в такую жару. Наверное, вентилятор – машинально подумал Далин, застегивая сумку на молнию и поворачиваясь к столу.

Напротив сидела Эли. Синкан Эли. Рыжая Эли, стройная, почти что худая, с модной короткой стрижкой, но почему-то в сарафане – почти таком же, как в детстве. Странная смесь стилей, которая почему-то не была смешной. Они встретились глазами – и сон кончился.

Далин рывком вскинулся, мысленно сдерживая бешено бьющееся сердце. Сел. На подоконнике, как обычно, сидела кошка, созерцая рисунки в небе. С облегчением вздохнув, он встал с ложа, подошел к окну и крепко прижал к себе пушистое теплое чудо.

- Ну что, доброе утро... – и Далин заглянул ей в глаза... Эли. Синкан Эли ласково и чуть напряженно глядела на него из громадных зеленых провалов с вертикальными щелями зрачков...

...Он опомнился только после того, как кошка, решительно брошенная инстинктивным броском от груди, беззвучно исчезла за подоконником. И – непонятно почему – Далину стало легче.

Несколькими десятками метров ниже балкона кошка, уже не видная Далину, поменяла очертания, увеличилась в размерах и громадной полупрозрачной то ли бабочкой, то ли птицей неторопливо исчезла по направлению к восходящему солнцу. И проследить ее не было никакой возможности, потому что светило светило слишком ярко и можно было просто ослепнуть.

Солнце всходило над городом Араказану. Розовые стены домов, ослепительная мозаика окон многоэтажных зданий. Утренняя тишина, мало-помалу становящаяся неприлично, интимно тихой – ни машин на улицах, ни даже автобусов. Когда солнечные зайчики заплясали на струях фонтанов центральной площади, в порту вдруг завыла, кичась своей уродливостью, сирена. Ее вопль подхватили сирены в центре города и на окраинах. В открытую форточку доносилось радио откуда-то сверху. Безукоризненный баритон вещал: - Это не учебная тревога. Повторяю. Это не учебная тревога...