Сучье вымя

Пошли мне, Господи, хотя бы,
Оторванную голову Хаттаба.
Богородица босая,
Убей Басаева.

1. Земля, Чечня, северо-восточнее Карамахи

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? По местным меркам, конечно, это целая эпоха. Те же русские ухитрились за семьдесят лет свергнуть императора, устроить гражданскую войну, создать на её пепелище дивное по мощи и безалаберности государство, пережить ещё одну войну, на сей раз мировую, победить в ней, а потом разрушить свой дом в одночасье по совершенно непостижимым причинам…

Семьдесят лет… Контракт стандартный, никаких поблажек. Как там в анекдоте? Помнится, рассказывал дежурный офицер ночью, в маленькой комнатке, уставленной пультами, на которых спокойно помигивали разноцветные огоньки… Как же всё-таки в анекдоте было-то? Приходит офицер-наёмник к шлюхе и говорит… Нет, не вспомнить, так сотни анекдотов про наёмников начинаются. Кстати, попадалось и здесь несколько, явно от контрактников приползли, офицеры-то везде офицеры, и шутки у них одинаковые.

- Шамиль, идти пора, - сказал подошедший Арби.
- Сейчас пойдём. Сейчас.

Километрах в двадцати к северу над склоном горы, покрытым зелёнкой, прошёл вертолёт. Быстро, огня не открывая, скрылся в ущелье… Небось из генерального штаба спецы прилетели. Надо сказать ребятам, пусть пойдут туда с ПЗРК, а ну как назад тем же маршрутом полетят?

Шамиль улыбнулся, вспомнив, что в вертолёте может запросто сидеть парочка таких же, как он, считающих годы до истечения контракта. И не досчитаются. Если подбитая вертушка падает с приличной высоты, шанс выжить у наёмника, конечно, есть, но ничтожный.

Здесь, в Чечне, воюет много наёмников. Нет, не тех арабов из Иордании, Саудовской Аравии и даже Судана, приехавших надеть зелёные повязки и пострелять в русских, а таких, как Шамиль – контрактников Лэнга, сидящих в виде психоматрицы в теле своих носителей. Разумеется, Шамиль ничего не мог знать точно, это и в контракте оговаривалось, и в правилах Лэнга, но подозревал многих, как с одной стороны, так и с другой. Радуев, Бараев, Гелисханов, Мовсаев… и, конечно, генералы-федералы. А о некоторых Шамиль знал точно, и это стоило ему немалых денег, которые, кстати, не помогли бы без нужного знакомства в кадровой службе второй базы. Это очень полезно – знать, что с другой стороны в генеральском кабинете, в блиндаже, в тесноте танковой башни, в кабине штурмовика Су сидит такой же, как и ты. Ты понимаешь, как он мыслит, ты вспоминаешь, чему учили вас на занятиях по тактике, например, наступательного боя, когда вы сидели за соседними пультами и даже подсказывали друг другу на зачёте четвёртой ступени…

Сейчас Шамиль ждал одного такого. Генерал-лейтенант федеральных войск, лицо которого часто можно видеть в программе “Время”, в “Вестях”, в “Сегодня”. Один из героев чеченской войны, слуга царю и отец солдатам. Информацию о том, что генерал – контрактник Лэнга, Шамиль получил около года назад, но связаться с ним смог лишь спустя четыре месяца. Убедить генерала оказалось легко – стоило лишь назвать имена нескольких преподавателей основных дисциплин. Правда, самого контрактника, который сидел в теле генерала, Шамиль на базе не знал. Даже в списках не видел, хотя кто смотрит списки других курсантов, если они не из твоего батальона?

Интересно, знают ли на Земле, что все их великие войны, все их великие победы и поражения лежат на полках базы на Марсе и сделаны руками удалых контрактников Лэнга? Ну, не все, конечно, были у местных и свои неплохие полководцы – Жуков, Манштейн, Монтекукули, Евгений Савойский… Были. Но мало. Да и учились они во многом как раз на мастерстве контрактников Лэнга, в академиях, где преподавали контрактники Лэнга, по книгам, которые написали когда-то контрактники Лэнга…

Шамиль в очередной раз мысленно посетовал на то, что закончил обучение слишком поздно, когда вторая мировая уже кончилась. Самым краешком застал Вьетнам, повоевал там с гуками, будучи полковником южновьетнамской армии, во время Афганистана проходил переподготовку… Да и здесь – быть командиром бандитов, пусть и легендарным… Не везёт.

- Шамиль, идти пора, - повторил Арби, вновь появляясь из-за деревьев. От него пахло ружейным маслом и дымом, крупные жёлтые зубы разжёвывали веточку.

- Идём, идём. Скоро приедет уже.

Шамиль поднялся, поправил автомат, чтобы ремень не тёр ключицу, и вкусно, с хрустом потянулся. Семьдесят лет… Что ж, нужно провести их так, чтобы хоть рассказать было о чём. И надо сделать укол инсулина, потому что у носителя – сахарный диабет. Носителей ведь не выбирают.

2. Марс, Южный купол, вторая учебная база Лэнга

Неважно, на что был похож заместитель начальника второй учебной базы Эрскейн, но главное, что он совсем не походил на человека. Две ноги, две руки, голова, но на этом сходство заканчивалось.

Настроение Эрскейна ясно проявилось, когда он только что в швырнул в вестового увесистой папкой. И причины для буйства имелись – ревизор из метрополии привёз печальную весть о ряде грубейших нарушений правил Лэнга. Утечка кадровой информации. За это могут снять голову или, как минимум, снять с поста заместителя начальника базы. Сам-то начальник отделается выговором, ведь кадровые вопросы находятся в исключительном ведении его, Эрскейна…

- Они посылают на Землю проверяющего, - сказал, входя, Арклайн, второй заместитель начальника базы. Болезненно повертев головой (наверное, жёсткий воротник парадного мундира натирал шею), он опустился в кресло и протянул длинные ноги через весь кабинет.
- Проверяющего?!
- Да. Помимо утечек, там какая-то история с беглыми, которые всё же есть.
- А я думал, это утка.
- Все думали. Затем и посылают проверяющего.
- И кто же летит?
- Я его не знаю, из команды ревизора. Два кольца, ветеран. Уже готовят психоматрицу, довольно экстренно, я бы сказал… Все забегали.
- А что, это, пожалуй, наилучшее решение, - обрадованно заметил Эрскейн. – Пусть арбитр на месте разберётся.
- Не знаю, как он будет там работать, - пожал плечами Арклайн. Этот жест, контрактникам Лэнга в принципе не свойственный физиологически, выдавал в офицере опытного наёмника, проведшего в разных носителях на Земле много лет. Это происходило с большинством контрактников-ветеранов – человеческие привычки сохранялись, и Эрскейн как-то подумал, что многие из “стариков” как минимум на пятьдесят процентов земляне. А прецедент с беглыми давно предрекали психологи базы, и вот, наконец, это случилось.
- Выяснили, кто подозревается? Я о беглых.
- Трое, все ветераны. Служат… - Арклайн сверился со старомодным наручным “напоминальником”, - да, Россия, Северный Кавказ. Один у повстанцев, двое на стороне федеральных сил. Честно говоря, всех троих практически не помню, к тому же не мой выпуск.
- По мере поступления информации сообщайте мне, - приказал Эрскейн. Он почесал ногтем длинную верхнюю губу и пожаловался: - В последний раз сидел в носителе ещё под Верденом, а привычка бриться сохранилась. Постоянно кажется, что я небрит, что щетина колется… хотя нет ведь никакой щетины!
- Сходите к психологу.
- Спасибо за совет, - сухо сказал Эрскейн и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Его собеседник снова пожал плечами, поднялся и вышел.

Заместитель начальника посидел, успокаиваясь, и подумал, а не написать ли рапорт о переводе на контрактную службу? По возрасту он подходит, а просиживать кресло надоело. Хотя бы на десять, двадцать лет снять с себя административные заботы, заниматься тем, чему учили…

Не пустят. Жаль, но не пустят.

3. Земля, Чечня, северо-восточнее Карамахи

Шамиль всегда жалел тех контрактников Лэнга, кому досталась неприглядная работа делать войну с помощью политики. Правда, большинство из них именно этому и обучались, но всё равно Шамиль не мог представить, как серьёзный контрактник, почитающий правила Лэнга и богатую историю второй базы, может сидеть в том же Кремле или в одном из московских банков и устраивать интриги с поставками оружия, продажей оперативной информации. Не слишком достойные настоящего воина дела. Убивать, даже пытать в случае надобности – это война, это в самой глубине души, без этого настоящий контрактник Лэнга просто не может жить. А проворачивать акции с отмыванием на войне денег…

Шамиль вспомнил девяносто пятый год, захват больницы в Будённовске.

“Шамиль Басаев! Алло! Шамиль Басаев!”. Он был на том конце телефонного провода, тучный седой человек, про которого Шамиль твёрдо знал одно – под мышкой у него такой же крестообразный шрам. Наёмник высшего звена, как минимум три кольца, иначе так высоко не сидел бы… Странные, дикие фразы, которые он выстраивал в частых выступлениях и интервью, были излюбленной мишенью весельчаков-журналистов. То ли нелады с языком, то ли носитель такой своеобразный попался – всё-таки от носителя многое зависит, не всем заведует психоматрица, что бы там ни говорили… Шамиль и сам чувствовал, что его собственный носитель где-то здесь, проявляется в мелочах, в деталях, которые порой и не замечаешь, не можешь контролировать.

С больницей тогда хорошо получилось, и весь рейд удался. Без тщеславия – в учебные программы нужно такой рейд. Конечно, это не боевая операция как таковая, но бросаться такими примерами нехорошо.

Генерал должен был появиться с минуты на минуту, и он не подкачал – вон, запылённый “козлик” карабкается по склону. Без охраны, как договаривались… Интересно, что он там наплёл своим? “Поехал в гости к Басаеву?”. Ха-ха…

Зелёные звезды на полевых погонах, по две на каждом плече.

- Привет, товарищ прапорщик, - пошутил Шамиль, пожимая твёрдую маленькую руку.
- Привет, товарищ бандит, - в другой руке генерал держал небольшой чемоданчик.

В кабине за рулем съёжился стриженый боец-водитель, круглыми от ужаса глазами глядел на своего генерала, пожимающего руку легендарному полевому командиру, на бородатых боевиков с автоматами, окруживших полянку.

- Вы этого… Отведите куда-нибудь в сторонку и… - генерал сделал короткий решительный жест.
- Не жалко? – покосился Шамиль.
- Смеёшься? Расходный материал, живой боеприпас. Теперь не нужен, как я ему буду всё объяснять? А так и козырь на руках – попал в засаду, водитель убит, сам, блядь, чудом вырвался. Вы мне потом “козла” ещё подырявьте слегка, но так, чтоб ехал, не пешком же мне добираться…
- Ай, хитрец. Глядишь, Героя ещё дадут.
- А что, Руцкой вон в плену в Афгане был, ему же дали.
- Султан, Яраги, - крикнул Шамиль. – Вытащите этого щенка из машины и расстреляйте.

Бородачи послушно поволокли водителя. Тот не сопротивлялся, только всё поправлял воротник камуфляжной куртки, одергивал её…

- А твои?
- Мои не приучены интересоваться, что да как. Конечно, кое-кто с удовольствием бы тебя прирезал, но раз не велено – значит, не велено. Ты, надеюсь, не забыл, кто я такой?
- Ну как же. Шамиль, блядь, Басаев. Голова! Три раза поступал на юрфак МГУ, но не проходил по итогам конкурсных экзаменов. Дискриминация чеченского населения, да? Из Московского института инженеров землеустройства отчислен за академическую неуспеваемость. А теперь вот чуть ли не Че Гевара.
- Че Гевара, кстати, был местным.
- То-то хорошо ему было. А тут… Тебе проще с вашим-то религиозным фанатизмом. А ты с моими повоюй, когда вши, жрать нечего, свои же то артиллерией долбанут, то, блядь, с вертолетов… Бардак, - в сердцах сказал генерал.

За кустами треснула автоматная очередь.

- Яраги у этой собаки голову отрезал, потом к русским закинем, - предложил подошедший Арби. На генерала он старался не смотреть, выглядел хмурым.
- Что хотите делайте, - махнул рукой Шамиль. – Мы в палатку. Охранение удвоить.

Арби отправился выполнять приказание.

В палатке генерал поставил чемоданчик на раскладной стол и сказал:

- Я с гостинцами. Пьёшь?
- Носитель не пьёт и не курит, - развёл руками Шамиль.
- Носитель может делать всё, что ему захочется.
- Местный алкоголь мне не нравится, - покачал головой Шамиль. – Да и носителя нужно беречь. Диабет. Да и потрепал я его… а ведь до меня в футбол играл, кандидат в мастера спорта по многоборью.
- Ну, как хочешь. Мой зато, блядь, хлещет – только подноси, - хохотнул генерал и принялся вынимать из чемоданчика кульки и бутылки. – Свинину-то жрёшь?
- Нет.
- Ладно тебе. В общем, найдёшь тут что-нибудь на свой вкус.

Налив в пластмассовый стаканчик водки, генерал поднял его и провозгласил:

- Ну, за победу!
- За чью?
- За НАШУ победу. “Подвиг разведчика” смотрел?
- Кажется, смотрел.

Генерал выпил, крякнул и утёр губы тыльной стороной ладони.

- Дерьмо водка, - сказал он, выбирая в банке огурчик посимпатичнее. – Отравлюсь когда-нибудь.
- Не помрёшь. Главное, чтобы эвакуатор вовремя прибыл.
- Прибывают они, как же… Знаешь потери за последнюю неделю?
- Нет. Мы тут в глуши…
- Двенадцать контрактников, - хрустя огурцом, сообщил генерал. - В том числе двое у нас. А ты говоришь, эвакуатор.

Он налил себе еще стакан, выпил, закашлялся. Потом отрезал складным ножом кусок салями.

- Сучье вымя, - сказал он.
- Что?
- Сучье вымя. Вспомнил вот. У эсэсовцев под мышкой были татуировки… Группа крови, кажется? Так вот, после войны многие татуировки свели, потому что по ним могли эсэсовцев узнать и взять на цугундер. А шрамы, которые оставались, они выдавали за следы окопного фурункулеза, в просторечии называвшегося “сучье вымя”.
- А-а… Гидраденит. “Гнойное воспаление потовых желез, чаще в подмышечной впадине, реже на других участках кожи содержащих апокринные железы”, - процитировал Шамиль и засмеялся. – Курс медицины, земные болезни. Смотри-ка, помню!
- До сих пор не пойму, зачем нас пичкали этой информацией, - признался генерал. – А про сучье вымя где-то прочёл уже тут, на Земле. И тут же вспомнил про шрам.
- Ты про это? – Шамиль закатал рукав майки, поднял руку и ткнул пальцем под мышку, где среди густых черных волос был всё же заметен крестообразный рубец.
- Про это, - кивнул генерал. – Интересно, почему до сих пор никто не обратил внимания?
- Потому что никто не сопоставлял. Не имелось возможности. Я не знаю, сколько тут наёмников, может, тысяча, а может, и десять тысяч. И хотя у каждого есть такой шрам, ни один человек в здравом рассудке не подумает, что есть некая связь. Я, ты, сотни других военных, политиков… Тема для голливудского боевика – это да, выгодная, интересная. А чтобы на самом деле…

Они молча жевали. Шамиль думал, что ждал от встречи большего, и нечего было рисковать генералу только затем, чтобы вот так бессловесно напиться. Видимо, генерал подумал о том же, потому что заметил:

- А смотри, и поговорить нам не о чем.
- Обычно вспоминают злобных преподавателей, курсантские попойки, походы к шлюхам.
- Я хотел о другом. Тебе всё это не надоело?
- Мне? У меня контракт.
- Что ты упёрся в контракт?! – обозлился генерал. – Правильно тебя к этим чурбанам послали, то Коран, то контракт, то ещё какая хуета…
- Мне здесь нравится, - сказал Шамиль, и сказал это честно.
- А мне – нет, чтоб ты знал. Ты думал когда-нибудь о том, кто за нас платит? Мы – наёмники, воюем, блядь, на этой планетке во внутренних войнах, а кому это нужно?
- Кому угодно, - пожал плечами Шамиль. – Есть некие силы, которым выгодны войны на Земле. По какой причине, я даже не берусь предполагать. Но нам за это платят, это наша работа, и мы, как контрактники Лэнга, почитающие правила Лэнга, обязаны выполнять работу достойно.
- Чувствую себя марионеткой, - признался генерал. Если он и опьянел, Шамиль этого не замечал. – Я хочу воевать так, как меня учили, а мне шлют директивы. Непонятные, глупые директивы! Отступать в моменты, когда необходимо атаковать, и идти в атаку, когда можно лишь отсиживаться в обороне. Раньше, насколько я знаю, контрактники сами принимали решения, никто не навязывал им свое мнение.
- Это условие контракта – выполнять директивы базы.
- Условие. Ебал я в рот эти условия, - генерал нашарил на столе какой-то плотный лист, поднёс к глазам. - "О братья-мусульмане! Если мы сейчас не изгоним российских собак из своей территории, то можем потерять наш народ навсегда, как это случилось в других республиках, где побывали эти русские сволочи... Мы решили идти путем джихада, и перед нами два пути: или победа, или шахадат". Что это за белиберда?
- Это не белиберда, а обращение Центрального фронта освобождения Дагестана, - рассудительно сказал Шамиль.
- В Дагестан, стало быть, собрались?
- Есть такие идеи, - уклончиво ответил Басаев.
- Боишься, что использую добытые сведения в работе? – улыбнулся генерал – Брось. Меня вообще на хуй в Москву заберут, поговаривают всё чаще, по крайней мере…
- В штаб?
- В штаб… - генерал поскучнел. – И ничего ведь не поделаешь. Ладно, вот ещё о чем хотел… Слышал ты про беглых?
- Про кого?
- Беглые, - повторил генерал. – На последнем сеансе связи я говорил с одним товарищем, он сейчас на базе… Говорят, есть такие, кто разрывает все отношения с базой и пытается полностью идентифицироваться с носителем. То есть им нравится быть в этих ёбаных телах, и они хотят остаться в них навсегда.
- А смысл?
- Смысла вроде никакого, они там на базе предполагают что-то типа психического расстройства, нарушения связей в матрице. Одного еле вытащили из Израиля. Говорят, есть угроза появления таких в нашем регионе. Есть у меня, блядь, парочка на подозрении. Боевые офицеры, один со мной ещё в Сумгаите был, порядок наводил. Что-то с ними не так. Сам понимаешь, подойти и спросить – нельзя, но я-то учёный, я же вижу…
- Зря сказал, - протянул Шамиль. – Начну своих подозревать, думать, следить. А что плохого-то?
- Нарушение правил Лэнга – тебе этого мало? База теряет контроль над контрактником, что он будет делать дальше – неведомо… К тому же Марс явно пришлёт проверяющего, ему-то, в отличие от нас, доподлинно известно, кто – носитель, а кто обычный землянин. Готовься, может и к тебе нагрянуть. Хотя ваша песенка, похоже, спета, и не удивлюсь, если тебя отзовут до того, как федеральные войска окончательно размажут ваши шайки по горам.
- Похоже, бревно вошло в ваш дом, - задумчиво сказал Шамиль. Он встал, походил по палатке, потом подошёл к дощатому столу в углу и стал перебирать беспорядочно брошенную там маслянистую пулеметную ленту.
- Какое бревно? – поднял брови генерал.
- Раньше у нас в горах не было печей, точнее, были, но не обычные печи в привычном смысле слова, а товха - дымоход, в котором висел большой котёл. И топили его обычно целыми бревнами, всовывали в дымоход конец бревна и поджигали, а остаток так торчал на улице. Когда бревно сгорало настолько, что можно было закрыть дверь, все радовались. Поэтому сказать "бревно вошло в дом" – значит сказать, что у человека дела пошли в гору.
- Если так, то да. Бревно, блядь. Вошло. А тебе ещё осталось…
- Семьдесят лет, - закончил Шамиль. – Придётся искать нового носителя, не разрывать же контракт. Может, посмотришь на своей стороне?
- Я-то посмотрю, но что решит комиссия. Ты же знаешь, никогда нельзя угадать, что они там придумают. Забросят тебя к талибам, например, или в Южную Америку командиром партизанского отряда. Вот и будет тебе, блядь, Че Гевара.

Генерал помолчал и продолжил:

- А проверяющий скоро явится, будь уверен. Подумай, нужен ли он тебе. Мне - не нужен. Я хочу наконец-то повоевать по-настоящему, и, как мне кажется, начинаю понимать этих беглых. И если в самом деле появится проверяющий… Я, блядь, не люблю, когда мне мешают, Шамиль. А представь, что мы можем сделать, если нами перестанут манипулировать, а? Подумай на досуге. Поразмысли, ты ж не дурак. И тогда сам решишь, что делать с этим проверяющим.

4. Земля, Чечня, Грозный.

Майор, прилетевший из Москвы на Ханкалу военно-транспортным бортом, с виду был типичный интендант или кадровик – плотный, лысенький, с щедро посыпанными перхотью погонами. Отметившись в комендатуре, он повертелся тут и там, а к вечеру уже находился в штабе мотострелковой дивизии и искал полковника Стрепетова.

- Да тут где-то, товарищ майор, - неопределённо сказал дежурный офицер, читавший старый номер “Плейбоя” с Ириной Салтыковой на обложке. – Ходит где-то.
- Ходит где-то… - желчно передразнил майор. – Найдите!

Лейтенант принялся куда-то звонить, оглядываясь на майора, ругаться на какого-то Попова и грозить страшными карами. Наконец он что-то выяснил и сообщил:

- Только что к себе пошёл.

Полковник пил чай и с радушием предложил гостю отведать сего чудесного напитка. Майор скромно отказался и сообщил, что привёз полковнику из Москвы один интересный документ от его друзей.

Полковник заинтересовался.

Через несколько секунд он уже разлил чай и стоял навытяжку, глядя, как намокают на столе газеты, а майор вертел в пальцах довольно заурядный с виду камешек и говорил:

- Вы, конечно, понимаете, какое высокое доверие вам оказано. Разумеется, после окончания проверки вас придется отозвать, так как переданная вам информация не сочетается с вашим дальнейшим пребыванием на Земле.
- Я понимаю, - кивал полковник, не отрывая взгляда от камешка. Вроде бы обычный кусочек гравия, которого вокруг было пруд пруди, но на самом деле – и полковник его сразу узнал – это был кусочек грунта красной планеты. Лучшая верительная грамота, которую только мог предъявить посланник со второй базы. Полковник Стрепетов не знал, когда ему ещё придется увидеть Марс, его красные пустынные равнины, светлые коридоры базы, лектории, библиотеку, подземные полигоны… Он хотел попросить этот кусочек грунта на память, но побоялся – всё же два кольца, ещё доложит по возвращении…
- Переданный вам список используйте с осторожностью, - продолжал майор. - Хочется верить, что осложнений не будет, но всё равно будьте начеку. В случае отказа сотрудничать с чьей-либо стороны сразу же информируйте меня.
- Как долго вы останетесь здесь? – с почтением спросил полковник.
- Зависит от вас, от вашей работы. Завтра я должен наладить связь с другой стороной, там тоже будет проведена проверка. Если бы вы только знали, как я устал! – неожиданно сказал майор. – Носителя подобрали завалящего, одна польза, что с полномочиями… Я сейчас поужинаю и лягу спать, чтобы совсем его не загнать, а вы подумайте, как мне попасть на ту сторону. Хорошо?
- Слушаюсь, товарищ майор, - кивнул полковник.

Майор улыбнулся.

Выйдя во двор, он прислонился к стене и внимательно смотрел на проезжающие мимо бэтээры, на двух десантников, которые дразнили большого грязного пса, на медсестру, шествовавшую под руку с усатым старшим прапорщиком. На Земле проверяющий находился в третий раз, но со времён Отечественной войны 1812 года здесь слишком многое изменилось.

Проверяющий не испытывал священного трепета новичка-курсанта, в первый раз угодившего в тело носителя. Он думал не о грядущих подвигах и славе, а о том, что у выданного ему тела слабый желудок, отвратительное сердце и довольно пустой мозг, так что даже та приятная мелочь – получить приток информации от носителя, своего рода наркотик, если только это можно так поименовать – ему была практически недоступна. Командировка вобрала в себя все возможные минусы, и проверяющий надеялся, что завершит ее через несколько дней, если только не произойдёт ничего чрезвычайного.

Он не знал, что полковник Стрепетов в этот момент звонит генерал-лейтенанту и говорит:

- Он здесь, товарищ генерал. Как вы и сказали. Хочет на ту сторону.

Он не знал, что генерал, только что давший интервью журналисту телекомпании НТВ о своем бегстве из чеченского плена, звонит Шамилю Басаеву на только ему известный номер спутникового телефона и говорит:

- Он здесь. Хочет к вам. Присылай людей, как договорились.

5. Земля, Чечня, северо-восточнее Карамахи

Как и уговаривались, майор, переодетый в гражданское, ждал возле разрушенного гастронома. Он сидел на корточках рядом с искорёженным рефрижератором, на остатках белой эмали которого кто-то нацарапал “Аллах акбар!”, а чуть ниже – “Хуй вам черножо…”. Окончание слова уходило в коросту ползущей по рефрижератору ржавчины.

Майор курил сигарету за сигаретой, тая огонек в кулаке. Он не боялся федералов, хотя был комендантский час – полковник Стрепетов надёжно его прикрыл бы. Вот только представители боевиков все не появлялись. По словам того же Стрепетова, они обязаны препроводить его к самому Басаеву и не задавать лишних вопросов.

Боевики не появлялись. Сердце носителя ощутимо покалывало, ёкало. Нужно было захватить с собой тринитролонг, но майор забыл таблетки на тумбочке в штабном кунге.

По улице проехали три БМП, из последнего кто-то – то ли забавы ради, то ли увидел что страшное – пустил очередь по руинам напротив. Майор на всякий случай втянул голову в плечи и забился ещё глубже, втиснувшись между рефрижератором и куском покрытой кафелем стенки.

- Эй, ты! – позвали из сумрака.

Майор молча ждал. Проводник должен был сказать условную фразу, и она тут же последовала:

- Привет от Шамиля.
- Долго же вы, - ворчливо заметил майор, вылезая из своего укрытия на четвереньках. Он хотел добавить что-то ещё, но появившийся из темноты бородатый человек быстро пригнул его голову к земле.
- Что… - вякнул было майор, но бородач коротко взмахнул рукой с длинным ножом. Майор с хрипом повалился, заскрёб ногтями по битому кирпичу, а бородач исчез в чёрной пробоине, словно его и не было. Психоматрица, оказавшаяся в мёртвом теле носителя, послала экстренный сигнал эвакуатору, но тот находился слишком далеко… В восьми случаях из десяти эвакуатор не успевал сработать. Так случилось и на этот раз.

Утром убитого нашёл патруль смоленского ОМОНа. Психоматрица контрактника Лэнга была ещё жива, но уже практически истощила свой небольшой запас энергии. Омоновцы перевернули мертвеца, и молодой сержант в бандане с трилистниками марихуаны присвистнул:

- Башку-то на хуй отсекли. А мужик вроде наш, русский.
- Местный, что ли? – предположил другой боец.
- А то. Они, суки, русских режут почем зря.

Косенков, посмотри, чего в карманах есть.

Омоновец с редкой рыжеватой бородкой положил на бетон ручной пулемет и принялся обшаривать тело в поисках документов. Но документов не было.

- Хуйня, - с сожалением сказал сержант. – Ладно, хоть курева малость сохранил. Спасибо, мужик…

В карманах они нашли горстку мелочи, грязный носовой платок, спички, мятую полупустую пачку “Золотой Явы” и бурый ноздреватый камень – кусок марсианского грунта.

Пускай бандит с дипломом медресе,
Умчится в ад на страшном колесе.
И там его под возгласы шаманов
Настигнет грозный генерал Шаманов.