"Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов".
Что это еще за издевательство? О чем думало издательство, поместив в начало книги рассказ с эдакой первой фразой? Может, кому-то такое интересно, а я - полистаю-ка поближе ко второму опусу. Времени осталось не так уж много... Ничего, свет еще горит, не особо заметно, чтобы падало напряжение. Техника на грани фантастики! Как придумали в девятнадцатом веке аккумулятор, там ничего нового в конструкцию и не внесли... Да и лампы - тоже изобретение не сегодняшнее, а уж о кислородных баллонах, кажись, даже у Жюля Верна говорится. Или нет? Неважно. Фантастика, значит, пороемся еще...
Вот, вторая новелла. Посмотрим... "Чалый звездолет, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов". Как это понимать? Второй рассказ начинается все с той же фразы. А третий? Ну, разумеется с той же самой!
Константин чуть ли не взвыл. Почему так? Он здесь один, за иллюминатором - непроглядная тьма. Можно, конечно, включить прожектор - он высветит край пещеры, можно будет еще раз полюбоваться на острые камни, о которые обломился винт. Выйти бы починить! Увы, "выйти" в открытый космос куда проще, и не так сразу погибнешь, есть там секунда-две. Да чего это он? В космос, при открытом шлюзе, тебя попросту вытолкнет. А отсюда? Нет, если каким-то чудом и удалось бы открыть люк, не ему суждено выбраться отсюда, нет, наоборот, к нему в гости придут тонны воды под чудовищным давлением!
Лучше бы он и в самом деле увлекся космическим туризмом! Да кто ж его знает, что лучше, а что - хуже. На Петьку, вон, упал со старого высотного здания самый обыкновенный, вульгарный, можно сказать, кирпич - коричнево-бурый, из обоженной глины. И это в двадцать втором веке, в последнем десятилетии - такая нелепая смерть! А сколько народу погибло в этом самом космическом туризме? Да больше, чем во всех исследовательских походах в Дальний Космос, вместе взятых, да еще арабо-израильский конфликт у Храмов Марса присовокупить - все меньше получится. Кто разбился, кто с управлением не справился... И чего ищут? Жизнь? Пока не нашли, не то что разумной - вообще никакой! То ли дело подводная спелеология. Вот, лежу с родным батискафом на дне, беспомощный, а мимо проплывает глубоководная рыбина, белая, кажись - слепая. Где моя удочка? Это такая предсмертная шутка...
Но Константин, скажи мужественно сам себе: ты же знал, на что шел! Спелеология опасна даже земная, а ты - под водой, да на глубине с километр. Выбросил антенный буй, а провод порвал, что полагалось делать? Возвращаться! А ты? Поплыл дальше... И теперь никто не знает, что батискаф лежит, зажатый между камнями, да еще винт потерявши. Большая беспомощная рыбина с оторванным хвостом. Ее даже есть никто не будет - пластик им, меланхоличным глубоководным тварям, не по зубам. А наверху судно, там - Андрей, если бы можно было подать сигнал бедствия! Ведь есть еще один батискаф, со стыковочным узлом, прямо как на космическом корабле, все - по стандарту, хоть к любому шаттлу присасывайся! И этот придурок Андрюша подсунул ему пожелтелую книжицу, ей сто лет в обед, тоже мне - история фантастики, с чего начинали те, кто стали потом властителями дум... С чахлого звездолета, что сопли никак утереть не мог, вот с чего они начинали! И теперь, все оставшиеся перед смертью десять часов Константину суждено читать этот маразм. Рассказы, начинающиеся с одной, совершенно нелепой фразы... Да порвать этот раритет исторический на мелкие части!
*
Андрей расположился в раскладном кресле на носу судна. Благодать! Штиль, чайки лениво шныряют туда-сюда, Костик где-то там, в глубине, протискивается сквозь узкие своды пещеры. А тут - книжки, старые, им лет больше, чем обоим друзьям, вместе взятым. Вот первые конкурсы "Рваной грелки". До чего же наивные тексты! В те времена казалось, что фантастика умирает, да и вся литература - тоже. А столетием ранее хоронили театр, потом, с появлением видео - кино. Наивны были наши предки. В школе Андрей ходил в драмкружок, ставили вечно-молодое "Трудно быть богом". Вот балет в Большом ему не понравился, да на вкус и цвет, это ж общеизвестно, товарищей нет. Впрочем, и на Костика "Щелкунчик" произвел впечатление чисто музыкальное, просидел все представление с закрытыми глазами! Мол, те, кто на арене, то бишь - на сцене, только все впечатление от музыки портят! Ничего, пусть просвещается, у него сейчас в батискафе раритет лежит, первый выпуск "Грелки", их сохранилось-то, не считая молекулярных копий, всего два экземпляра. Перед молодыми фантастами ставилось условие - начать рассказ с определенной, порой - абстрактной - фразы. И они - управились, как смогли! Надо бы спросить, понравилось ли? Андрей взял в руки телефон, благо - буй с антенной в пределах прямой видимости, так сказать, всего-то в трех десятках метров на волнах колышется. Как поплавок. А сама удочка поймала большую рыбу - батискаф. Вот только наш попалвок почти не дергается. Ветра-то нет! Хорошо в теплых морях, да в тенечке прибалдеть, страничками пошуршать... Да, телефон!
- Эй, Константин, как тебе моя книжка?
Ни слова в ответ, тишина в телефоне. "Обиделся, наверное, подложил сборник, все рассказы которого начинаются с нелепой фразы. Вот и молчит. Он такой, Константин, теперь три дня разговаривать не будет!".
- Ты не молчи, сам знаешь, я должен проконтролировать, может - ты там застрял, или еще чего? Подай голос!
Не получив ответа, Андрей лишь пожал плечами. Его приятель вечно все нарушал. Он с детства такой, его, говорят, мальчишкой однажды даже выпороли! Вот и сейчас. Чего молчит? Мог ведь, обидевшись, и телефон отключить...
*
Константин с тоской смотрел на книжонку. Говорят, что жизнь дается человеку всего один раз. Потом, может, дадут еще, но об этом он уже знать не будет. И прожить надо так, чтобы обидно не было. А последние часы жизни - их всего ничего осталось - тем более! Для режиссеров - излюбленная сцена, вот, осталось несколько минут-секунд до гибели, чем займутся люди? Кадры сумасшедшей африканской любви! Ну, пределы фантазии киношников известны... Но ему-то с кем этим самым заниматься? Всю жизнь у Константина была лишь одна страсть - книги. На том и сошлись с Андрюшкой, подводная спелеология - уже потом, когда гадали, как отпуска проводить. И теперь, вот издевательство судьбы над человеком, скрашивать последние часы жизни приходится над книгой, место которой - на помойке! Ничего не поделаешь, надо читать.
Константин заглянул в середину книги, там он прочитал целую страницу и тихо завыл...
*
К утру у Андрея лопнуло терпение. Не дождавшись - в который раз - ответа, он полез в спасательный батискаф. Когда обнаружил обрыв провода - все стало на свои места. Если бы у Андрея был опыт управления, как у Костика! Увы, он сидел за рычагами глубоководного судна лишь пятый раз в жизни. А что делать - хочешь, не хочешь, но в пещеру полезай! Несколько раз слышался ужасающий скрежет - это "шкура" батискафа цеплялась за камни. Повезло раз - обшивка выдержала. Повезло два - нашел батискаф друга. И три - сумел состыковаться.
Когда вода из стыковочного узла полностью удалилась, Андрей начал судорожно отвинчивать люк. Так, готово, теперь самое трудное - открыть такой же, но снаружи. Несколько раз кулаком с размаху, должно быть слышно, гул на весь океан! Может, Константин еще в силах сам отвинтиться? Нет ответа. Быстро, быстро... Ключ соскакивает с головки болта. Ну, давай же! Вот, еще один. Проклятье! Не подается. Ничего, против лома нет приема, нам бы только за что уцепиться, дайте мне точку опоры, и я переверну весь батискаф!
На Андрея пахнуло, перехватив дыхание. Ну, конечно, там ведь все издышалось! Кислородный аппарат, да не мне, ему... Губы у Константина синие. Жив ли? Нет, сначала маску. Нажимаем на мешок, вдох, теперь назад - выдох. Ну, розовей же, дружище! Неужели не успел?
Взгляд Андрея упал на открытую книгу. Последняя страница, а вот конечная фраза, ей должны были, по условиям состязания, кончаться все тексты. Как же она нелепо выглядела сейчас, в безуспешных попытках вернуть друга к жизни:
"А нуль-шишиги все шуршали в черных дырах, сетуя на падение скорости света".