1.

"СДАМ КОМНАТУ в этом доме СТУДЕНТКЕ медицинского училища. НЕДОРОГО. Звонить ПОСЛЕ 19.00"

Клочок бумаги с размытой надписью прилепился к углу нового семнадцатиэтажного красавца-дома, облицованного розоватым кирпичом. Объявление было напечатано на принтере, скорее всего, на струйном - буквы расплылись и отрастили неряшливые хвосты, так что написанный от руки в самом низу номер телефона наполовину скрылся под грязными потёками. Неудивительно: всю последнюю неделю августа шли проливные дожди, природа со вкусом мстила за долгое засушливое лето. "Опоздала", - подумала Жанна, протягивая руку к объявлению. "Если оно висит здесь хотя бы с 25-го, кто-нибудь из девчонок наверняка уже сориентировался." 25 августа всех первокурсников проинформировали, что свободных койко-мест в общежитии значительно меньше, чем поступивших в этом году в училище иногородних студентов. Жанна собрание пропустила - у сестры случилась свадьба, не присутствовать было невозможно - и узнала о том, что осталась ни с чем, только первого сентября. То есть сегодня.

"Опоздала" - произнесла она вслух, срывая объявление со стены. На пижонском розовом кирпиче остался сероватый, похожий на лишай, след. "Ну и пусть. Всё равно позвоню. Домик-то какой классный. И училище в двух шагах. После 19.00. Может, попробовать прямо сейчас? Всё равно уже опоздала. Ну и пусть."

Жанна дошла до ближайшего таксофона, порылась в карманах накинутой прямо на белый халат куртки, извлекла карточку, на которой вроде бы оставалось ещё пять или шесть единиц, и набрала номер. В трубке потекли медленные ленивые гудки. До 19.00 оставалось ещё пять часов, понятное дело, никто не собирался бежать со всех ног, чтобы ответить на одинокую телефонную трель. "Ну и пусть", - повторила Жанна тупому аппарату, и в этот момент трубку сняли.

- Алло, - сказал сонный, пробивающийся словно сквозь вату, голос. - Алло, говорите…

Мужчина. Почему-то Жанна с самого начала была уверена, что комнату сдаёт предпенсионного возраста тётушка, заинтересованная в студентке-медичке главным образом в силу накопившихся за долгую трудовую жизнь проблем со здоровьем. Девчонки рассказывали про такие варианты - некая Верка вообще два года ухаживала за полупарализованной старушкой, меняя ей памперсы и собственноручно стирая вонючие простыни, и в результате стала счастливой владелицей отдельной московской жилплощади. Мужской голос испугал Жанну. Она оторвала трубку от уха и несколько секунд смотрела на неё, как на случайно попавшую ей в руки ядовитую змею, не зная, что с нею делать - отбросить подальше или попытаться свернуть шею. Потом ей пришло в голову, что, возможно, комнату действительно сдаёт женщина, но она появляется после 19.00, а сейчас она разговаривает с её мужем, сыном, или кем-нибудь ещё в этом роде. Жанна глубоко вздохнула и вновь поднесла трубку к уху.

- Я по объявлению, - сказала она, забыв от волнения поздороваться. - Это вы сдаёте комнату?

2.

- Лучше сиреневый костюмчик надень, - посоветовала Альмира. - Ты в нём не так по-блядски смотришься.

До ответа Жанна не снизошла. Она сосредоточенно подводила губы помадой "WaterShine". Действительно классная помада, но стоит совершенно запредельных денег - каждый день такой пользоваться не станешь. Впрочем, сегодня не совсем обычный день. Кажется.

- Смотри, не теряйся там, - продолжала гнуть своё Альмира. - Если крендель нормальный, сострой из себя девочку-целочку, подинамь его недельку-другую, а потом ставь условие - или так, или никак. Сделаешь всё по-умному, к новому году станешь полноценной москвичкой, на нас, лимиту позорную, даже и взглянуть не захочешь…

"Это ты-то лимита", - вздохнула про себя Жанна, но вслух ничего говорить не стала. Альмира и вправду происходила из местечка с гордым названием Мухосранск-Верхневолжский, но в Москве у неё жила родная тётка. При этом, незамужняя тётка, работавшая в каком-то крутом холдинге, регулярно уезжала в таинственные командировки, и Альмира оставалась одна в совершенно роскошной трёхкомнатной квартире рядом с метро "Коньково". Вела себя там нагло, по-хозяйски. Вот сейчас: валялась голая на гигантском итальянском лежбище, пялилась на себя в непонятным образом вделанное в потолок зеркало, беспрестанно щёлкала семечки, сплевывая их в какую-то фарфоровую вазу, украшенную дворцами и павлинами, и издевалась над Жанной. Хорошо хоть позволила попользоваться своими шмотками. Судя по количеству сумок, которые Альмира притащила с собой из Мухосранска-Верхневолжского, она всерьёз рассчитывала открыть в Первопрестольной мелкооптовую торговлю турецким и китайским тряпьём.

- А если увидишь, что парнишка урод, или с прибабахом - даже в квартиру не заходи, - продолжала свои наставления Альмира. - Ноги в руки и бегом обратно. Тётушка моя приезжает только через неделю, так что до понедельника знай мою доброту - живи здесь. А за это время или ещё чего найдёшь, или с девчонками договоришься - сейчас многие снимают втроём однокомнатные хаты, чтоб дешевле. Ну, будете вместе спать, подумаешь, велико дело! Особенно если ещё соседки попадутся симпатичные, так и вообще красота - мужики не нужны…

Терпение Жанны кончилось.

- Альмирка, - сказала она, - достала уже, слышишь? Ты лучше скажи, мне серёжки какие одеть - с камушком или висюльки?
- Эй, я не поняла, подруга, ты комнату идёшь смотреть или на свидание?

Добьёшься нормального совета от такой лахудры. Жанна критически осмотрела своё отражение в стеклянной дверце шкафа-купе. Ну, причёска вроде ничего - длинные белые волосы волнами падают на плечи, почти красиво. Блонда натюрель, как выражался Пашка Васильев, друг туманной юности. Сама она предпочитала называть свои волосы Пушистое Белое Облако. Тушь у Альмирки тоже оказалась классная, ресницы выглядят раза в два длиннее, чем на самом деле. Вот дальше хуже - на щеке выскочила какая-то гадость, типа маленького нарывчика… но это он сейчас маленький, а через пару дней может вызреть в полноценный фурункул. Пудра, конечно, скрывает основное безобразие, но всё же, всё же… Так, спускаемся ниже - кофточка с надписью "Two my best friends", как объяснила Альмира, имеется в виду то, что скрывается под тканью. Жанна собиралась надеть топик, но подруга запретила. Не на Тверскую идёшь, сказала. Ну что ж, кофточка так кофточка.

Ещё ниже - не очень короткая кожаная юбочка. Не очень короткая с точки зрения Жанны. Возможно, у хозяина квартиры будут свои соображения на этот счёт. Пояс с большой золочёной пряжкой - в просвете пряжки был бы виден пупок, если бы его не закрывала навязанная Альмиркой кофточка. С топиком выглядело бы сногсшибательно, но нет топика, нет и пупка. Колготки решила не надевать, приобретённый за лето загар был достоин того, чтобы его демонстрировать. Босоножки на пятисантиметровом каблучке, с модными в этом году перевязочками до икры.

Непонятно, зачем я так вырядилась, в который раз сказала себе Жанна. Если там живёт его мама, она меня и на порог в таком виде не пустит. Если он живёт там один, у меня есть хороший шанс быть изнасилованной на журнальном столике в прихожей. Чего я хочу добиться? Чтобы он цену снизил? Да ведь и без того написано - НЕДОРОГО. Специальные скидки для одиноких блондинок? Фу, дурочка.

"Подходите к половине восьмого, - сказал ей сонный голос в телефонной трубке. - Раньше, пожалуйста, не надо. Посмотрим, подходят ли вам мои условия…"

Он специально не договорил фразу, подумала Жанна. Слова "…и подходите ли вы мне" просто звенели у нее в ушах, когда она выходила из кабинки таксофона. Но ведь не произнёс же он их. Разве что, мысленно.

Но именно из-за этих непроизнесённых слов она помчалась к подруге Альмире, упросила её поделиться кофточкой, юбочкой и косметикой, а потом два часа сидела перед огромным зеркалом, наводя марафет. Кажется, успела - на часах без двадцати семь, от "Коньково" до училища сорок минут на метро. А до розовато-кирпичного дома ешё ближе. На минуту, но ближе. Почти центр. "Девушка, где вы живёте?" "В центре!" Звучит потрясающе.

Жанна ещё раз прошлась взад-вперёд перед зеркальными панелями шкафа, крутанулась на каблуках так, чтобы волосы разлетелись Пушистым Белым Облаком, и, послав Альмирке воздушный поцелуй, отправилась договариваться насчёт комнаты. Или встречаться с хозяином квартиры. Это как посмотреть.

3.

- Добрый вечер, - произнёс человек, открывший ей дверь. - Вы Жанна?
- Жанна, - храбро сказала Жанна. - А вы?…
- Леонид. Очень приятно, Жанна. Проходите, пожалуйста.

"Слава Богу, интеллигент", - решила она. - "Изнасилование на столике отменяется".

Вошла независимой походочкой, обдуманным движением сняла с плеча сумочку, опустила её на застеленную циновкой калошницу. Головой не вертела, но прихожую срисовала мгновенно: низкий, изогнутый сводом, потолок, на стенах - светильники в виде факелов, очень прикольные. Никаких шкафов, только стойка для обуви и крючки для одежды, вбитые прямо в стену. Крючки в форме оскаленных волчьих голов. Не страшных, но как-то неприятно ухмыляющихся. Неуютно под взглядом таких волков стаскивать с себя куртку…

- Вы позволите? - Леонид потянулся за курточкой, ухватил за петельку и повесил на клык одной из морд. - Тапочки?

"Зануда", - подумала Жанна. Присела на калошницу и принялась распутывать ремешки своих босоножек. При желании это тоже можно делать достаточно эстетично. Леонид стоял и терпеливо ждал, пока она закончит, тактично глядя куда-то в сторону. Жанна, наоборот, воспользовалась случаем, чтобы получше его рассмотреть, пусть даже из такого неудобного положения. Лет тридцать-тридцать пять. Высокий, где-то под метр девяносто. Красавцем не назовёшь, но и уродом тоже. Ни бороды, ни усов. Лицо бледное, вытянутое, обрамлённое длинными - до плеч - тёмными волосами. Карие глаза, крупный, с горбинкой, нос. Красные, немного припухшие, губы. Твёрдый подбородок. Что ж, очень хорошо.

- Пойдёмте, - сказал он, когда Жанна закончила переобуваться (и пришла к выводу, что внешность хозяина квартиры не вызывает у неё рвотного рефлекса). - Я думаю, беседовать нам будет удобнее в гостиной.

Квартира оказалась большой. Направо по коридору располагалась кухня, прямо - гостиная, но была ещё и дверь слева. "Неужели один живёт? - подумала Жанна, вспомнив родную двухкомнатную квартирку в Софрино, где она провела лучшие годы своей юности в компании с матерью, бабушкой и сестрой. Везёт же некоторым…"

В гостиной два широких мягких на вид кресла несли сторожевую вахту по бокам огромного уютного дивана. Окна были плотно занавешены тёмно-фиолетовыми, подметающими пол шторами, но изгибавшаяся под потолком люстра в виде виноградной лозы заливала гостиную живым тёплым светом.

- Вы хотите снять комнату, так? - Леонид указал ей на кресло. Жанна с некоторой опаской опустилась на краешек мгновенно просевшей под ней подушки.
- Хотелось бы. В общаге мест нет, а училище наше тут, за забором…
- Я знаю, - мягко перебил он. - Сам я врач, и проблемы студентов-медиков мне близки. Потому и дал объявление.
- Там было написано "СТУДЕНТКЕ", - Жанна лукаво улыбнулась. - Значит, проблемы студентов мужского пола вас не волнуют?
- Почти все они много пьют, - Леонид поморщился. - А я не переношу пьяных, тем более, у себя дома. К тому же у меня есть определённые причины сдавать комнату именно девушке.
- Да, и какие же?

Леонид не стал спешить с ответом. Он рассеянным жестом убрал назад упавшую на глаза прядь волос, засунул руки в карманы своего замшевого жилета и некоторое время шевелил пальцами, словно пытаясь сосредоточиться.

- Видите ли, Жанна, - наконец, сказал он. - В объявлении я написал "Недорого", но на самом деле я готов сдавать эту комнату бесплатно. Мне нужно, чтобы кто-нибудь вёл мое хозяйство и ходил за продуктами - вот, собственно, и всё.
- Нормально, - усмехнулась Жанна. - Вы домработницу себе ищете, что ли? Так студенты для этого народ неподходящий, им учиться надо, а не хозяйство вести…
- Вы меня не поняли, - снова перебил её хозяин. - Ничего такого, что требовало бы от вас больших затрат времени и сил. Пару раз в неделю сходить в магазин - да вы в любом случае это сделаете, даже если будете жить одна. Поддерживать чистоту - только не говорите, что если бы вам пришлось снимать квартиру, вы не стали бы там убираться. Нет-нет, ничего, сверх того, что вы сделали бы для себя сами, я от вас не потребую. Взамен - живите бесплатно в отдельной, запирающейся на ключ, комнате. По-вашему, это несправедливо?
- Да нет, - сказала Жанна, подумав. - Отчего же… Вопрос можно?

Леонид развёл руками и неожиданно тепло улыбнулся.

- Сколько угодно.
- А зачем вам домработница? Сами не справляетесь?

По вытянутому лицу хозяина пробежала тень. Или ей показалось?

- Понимаете, Жанна, у меня несколько необычный распорядок дня. Вы же наверняка слышали, что с точки зрения биологических ритмов, люди делятся на сов, жаворонков и голубей? Так вот, я сова в квадрате. Я ложусь спать с петухами и просыпаюсь только под вечер. Мне приходится тяжело, но изменить годами сложившийся распорядок означает навлечь на себя угрозу тяжёлого нервного расстройства. Я вынужден работать дома, в основном, по ночам. Как это ни печально, остальной мир придерживается иного расписания, и это делает мою жизнь весьма сложной. Многие магазины ночью закрыты, даже уборку дома не сделаешь - пылесос жужжит слишком громко, соседи жалуются. Вот поэтому мне самым драматическим образом не хватает помощника. Помощницы. Впрочем, если вы считаете мои требования излишне суровыми, я готов извиниться за то, что отнял у вас столько времени…

Жанна помотала головой.

- Нормальные требования… А комнату посмотреть можно?
- Разумеется, - Леонид извлёк из кармана серебристый брелок с висящими на нём ключами. - Бросьте взгляд на ваше будущее обиталище. Надеюсь, оно вам понравится…

"Шустрый какой, - подумала Жанна. - Я его ещё словом не обнадёжила, а туда же - бросьте взгляд, обиталище…"

Грациозно поднялась с кресла, чуть подняла брови - ну, куда идти, показывайте. Думала, что придётся возвращаться назад, в прихожую - ничего подобного. Дверь в "обиталище" оказалась спрятанной за тяжёлой тёмно-фиолетовой портьерой, драпировавшей одну из стен гостиной. Плоский блестящий ключ два раза провернулся в замке. Щёлк. Дверь открылась.

"Я хочу здесь жить", - подумала Жанна, перешагнув порог. - "Этот тип определенно с прибабахом, но я буду последней дурой, если откажусь от такой комнаты. Альмирка обзавидуется. Я очень хочу здесь жить".

В отличие от гостиной, здесь было очень светло. Закатное солнце пробивалось сквозь лёгкий, похожий на золотистую паутинку, тюль, расцвечивало кремовые, праздничные обои. В луче, падавшем на медового цвета паркет, плясали пылинки. Жанне захотелось отбросить тапочки и пройтись по медовым дощечкам босиком - они, должно быть, тёплые-тёплые, чуть шершавые на ощупь. Великолепно.

У окна, выходившего на унылое серое здание медучилища, стоял большой письменный стол с понтовым кожаным креслом на колесиках. Жанна представила, как откидывается в этом кресле, вытягивает длинные загорелые ноги, кладёт их на стол… Почему-то хотелось, чтобы Леонид тоже это представил. Она обернулась. Хозяин стоял в полутёмной гостиной, наблюдал за ней, покачивал на пальце брелок с ключами.

- Осматривайтесь, осматривайтесь, - поощрительно улыбнулся он. - Мне почему-то кажется, что вам тут понравится.
- А вы не зайдёте? - спросила Жанна, представив на секунду, как Леонид с хищной ухмылкой захлопывает за ней дверь, поворачивает ключ и оставляет сидеть взаперти, как какую-нибудь кавказскую пленницу. Нет, глупость, конечно, окно-то вот оно. С пятого этажа, конечно, не распрыгаешься, но позвать на помощь всегда можно.
- Нет, - твёрдо ответил Леонид. - Если вы согласитесь, это будет ваша, и только ваша комната. Ключ от неё существует в единственном экземпляре, и я отдам его вам. Надеюсь, это успокоит вас. Некоторые девушки опасаются жить под одной крышей с незнакомым мужчиной, тем более, обладающим такими странными привычками, как я.
- А вы уже сдавали её… раньше?

Леонид неожиданно замялся.

- Да… сдавал один раз. В прошлом году. Неделю назад тоже приходили две девушки из вашего училища, но они хотели жить вместе, а я категорически исключаю такие варианты.
- Почему? Боитесь с двумя не справиться? - Фраза прозвучала двусмысленно, но хозяин, кажется, этого не заметил.
- Не терплю шума. Не терплю пустопорожней болтовни. К тому же, мне не нужны две помощницы по хозяйству. И потом, вам не кажется, что два человека в одной комнате - это слишком?

Жанна снова вспомнила свою софринскую квартиру и возмущённо фыркнула.

- А сколько всего у вас комнат?
- Четыре, - буднично сказал Леонид. - Но вам придётся убирать только в двух, ну, и конечно, ещё на кухне. Одной комнатой я никогда не пользуюсь, а в моём кабинете я вам хозяйничать не позволю. Ваша задача, таким образом, упрощается.

"Красиво говорит, - подумала Жанна. - И хорошо, что врач. Может, подскажет чего-нибудь полезное перед экзаменом."

В этот момент она поняла, что решение принято окончательно. Для порядка прошлась по своей - да, теперь уже точно своей - комнате, оценила заваленный мягкими подушками диван, изящный напольный светильник, похожий на поджавшего ногу фламинго, серебристый телевизор в углу. Такая роскошь - и бесплатно? Одно из двух, дорогая, сказала себе Жанна, либо тебе сказочно повезло, либо тебя где-то очень крупно накололи.

- Устраивает? - спросил от дверей Леонид. За порог он так и не перешагнул, лицо его пряталось в тени, но Жанне показалось, что он снова улыбается.
- Так не бывает, - решительно сказала она. - Вы наверняка захотите от меня чего-нибудь ещё. Комната мне нравится, но если…
- Вы правы, - перебил хозяин. - Есть ещё несколько мелких деталей. Я сообщу вам их прямо сейчас, и обещаю, что никогда позже не попрошу от вас ничего сверх этих условий. Первое: вы никого сюда не приводите. Никого. Ни подруг, ни мальчиков, ни родителей, если они вдруг решат вас навестить. Ключ от квартиры, который вы получите, всегда будет храниться только у вас. Не отдавайте его никому и ни при каких условиях. Согласны?

Жанна почувствовала, как по спине ее пробежали мурашки. Вроде бы ничего страшного, подумаешь, она и не собиралась сюда никого водить… хотя и здорово было бы посмотреть, как вытянется Альмиркина физиономия…

- Согласна, - выдавила она, проглотив застрявший в горле комок.
- Очень хорошо. Второе - вам нельзя заходить в мой кабинет в моё отсутствие. Кроме того, есть ещё запертая комната… вы, наверное, заметили, налево по коридору. Туда вы тоже никогда не будете туда заходить. Даже пытаться не стоит. Договорились?
- Договорились, - это условие показалось Жанне смешным. - А можно узнать, почему?
- Можно, - легко согласился Леонид. - В моём кабинете ужасный беспорядок, но я в нём великолепно ориентируюсь. Если вы случайно переложите что-нибудь с места на место, мне придется это очень долго разыскивать, и моя работа, таким образом, пострадает. Что же касается комнаты, то в ней вам просто нечего делать. Я не пугаю, просто предупреждаю. Собственно, это всё. Если вы боитесь, что я начну требовать интимных услуг, могу вас заверить, что не начну. Видеться мы с вами будем редко, в основном, по вечерам. Да, приходить вы можете в любое время, главное, делать это следует тихо и ни в коем случае не будить меня днём. Как видите, всё просто. Теперь слово за вами.

Жанна вздохнула. В голове вертелась слышанная где-то фраза "бесплатный сыр бывает только в мышеловке", но вместо того, чтобы произнести её вслух, она спросила:

- Если я завтра перевезу вещи… нормально будет?

4.

Первую неделю, проведённую в новой комнате, Жанна постоянно нервничала. Вздрагивала от малейшего шороха, подпрыгивала до потолка, если у соседей начинала вдруг гудеть вода в кранах, ловила себя на том, что бессознательно прислушивается к звукам, доносящимся из глубин квартиры. Масла в огонь подливала подруга Альмира, затаившая обиду после решительного отказа взять её с собой посмотреть доставшееся на халяву жильё. "Да маньяк он, точно тебе говорю, - зудела над ухом, как комар. - Тихий-тихий, а потом как прыгнет… Вон, я в "Спид-инфо" читала, один тоже девчонку пригласил к себе на палочку чая… а потом в ванной к батарее наручниками приковал и держал полгода, опарышами кормил…". "Чем-чем кормил?" - не поняла Жанна. "Опарышами! И голубями сырыми… по праздникам." "А зачем?" "Ну так маньяк же!". Но видно было, что Альмира пытается нагнать на неё страху в основном от злости.

Жанна разыскала девчонок, приходивших к Леониду до неё. "Да ну, шизанутый какой-то, - отмахнулись девчонки. - Вдвоём, говорит, не поселю. У самого хата - хоть на танке ездий, а двоих не поселит. Ну и пошёл он, козёл. Мы себе нормальное место нашли, далеко правда, но дёшево. И хозяйка нормальная, без прибабахов. Шестьсот в месяц и две бутылки."

Но с каждым новым днём Жанна всё больше убеждалась в том, что ей на самом деле неправдоподобно повезло. Леонид действительно был странным, это факт, и отрицать это она не могла. Но его странности носили вполне безобидный характер, и на маньяка он совершенно не походил. Он просыпался не раньше семи часов вечера, шёл в ванную, а затем возвращался к себе в кабинет. Из кабинета он выходил около десяти - поесть. Жанна довольно быстро приноровилась к этой его особенности, и стала готовить ужин на двоих. В еде Леонид оказался очень неприхотлив, с одинаковым аппетитом поглощая яичницу, пельмени или тушёное мясо с грибами, и никогда не забывал похвалить Жанну за качество её стряпни. Прокол вышел только однажды: Жанна купила на рынке чудесные розовые крымские помидоры (деньги на продукты Леонид оставлял ей на калошнице в прихожей, никогда не скупился, и отчёта не спрашивал) и, нарезав их кружочками, украсила сверху сыром, перетёртым с чесноком. Получилось очень неплохо, такое блюдо она пробовала на свадьбе сестры. Но реакция Леонида оказалась поразительной. Он рассеянно поднёс вилку с наколотым розовато-белым кружком ко рту и вдруг, сильно дёрнув рукой, отбросил помидор в сторону, так, что он с влажным шлепком разбился о стену над разделочным столиком. В этот момент он показался ей похожим на эпилептика - длинное бледное лицо искажено гримасой, руки дрожат. Жанна перевела взгляд с прыгающей прямо перед глазами вилки на расплывающееся на стене розовое пятно, и почувствовала, как ледяные пальцы паники дотрагиваются до её шеи. Впрочем, в следующую секунду Леонид уже пришёл в себя.

- Извини, пожалуйста, - попросил он. Жанна ещё в первый день настояла, чтобы Леонид звал её на "ты" - ещё не хватало, чтобы взрослый мужик обращался к семнадцатилетней соплюхе по имени-отчеству. - Это моя вина… я забыл предупредить… у меня страшная аллергия на фитонциды. Лук, чеснок - я не переношу даже запаха. Особенно запаха. Не обижайся, ладно? Не сомневаюсь, что вкус у этих помидоров, наверняка, потрясающий.

Было обидно, но, по крайней мере, понятно. Будущему врачу не стоит объяснять, чем опасна аллергия. Отёк Квинке, удушье, анафилактический шок… Разумеется, это крайние случаи, но кто знает, что пришлось пережить Леониду в прошлом. Больше Жанна чеснок не покупала, а тот, что остался после неудачного кулинарного опыта, выкинула в мусоропровод.

Чем Леонид занимался ночью, Жанну не очень интересовало. Наверное, работал у себя в кабинете. В тех редких случаях, когда ей приходилось выбираться из своей комнаты по ночам - как правило, если накануне пили пиво с Альмирой - она видела полоску света, пробивающуюся из-под плотно закрытой двери кабинета. Иногда после ужина (а для Леонида, соответственно, завтрака) он куда-то уходил. Облачался в строгий тёмный костюм, надвигал на глаза широкую шляпу-борсалино, брал плоский чёрный "дипломат" с двумя кодовыми замками и исчезал, не говоря Жанне ни слова. Она не слышала, когда он возвращался. Леонид вообще был очень тихим - передвигался почти бесшумно, никогда не повышал голоса, не чихал и не кашлял, не сморкался, не срыгивал - не производил ни одного из тех звуков, к которым волей-неволей привыкаешь, если приходится жить в большом коллективе, ограниченном небольшим жизненным пространством. И он действительно ни разу не попытался к ней пристать. Жанну это даже немного разочаровало.

Конечно, он был старым - наверняка годился ей в отцы. Но, с другой стороны, в нём чувствовался шарм… особый шарм одинокого, но следящего за собой мужика, явно немало повидавшего в этой жизни. В отличие от всех известных Жанне мужчин, в Леониде угадывалась какая-то загадка, и иногда ей казалось, что если эту загадку не разгадать, жизнь пройдёт зря. К концу первого месяца она перестала ждать от хозяина квартиры неприятных сюрпризов, а потом всерьёз стала задумываться над тем, что небольшая доза внимания с его стороны ей бы не повредила. В конце концов, это свинство - жить с молодой красивой девушкой, и обращаться с ней только и исключительно как с домработницей. Альмирка постоянно допытывалась, как продвигается процесс приобретения московской прописки, но Жанна предпочитала отшучиваться. А что она могла ей ответить? Что за всё время он ни разу до неё и пальцем не дотронулся, пусть даже случайно? Что, увидев однажды, как она выходит из ванной, завёрнутая лишь в большое пушистое полотенце (недостаточно, впрочем, большое, чтобы скрыть все, не предназначенное для посторонних глаз), Леонид покраснел, как неопытный школьник, и тут же ретировался, спрятавшись за дверью своего кабинета? Что какие бы наряды она ни надевала, он продолжает смотреть на неё одним и тем же взглядом? И смешно, и грустно.

В конце октября Альмирка потащила Жанну на ночную дискотеку в какой-то центровой клуб. Там подруги познакомились с тремя нормальными с виду пацанами, один из которых, как оказалось, жил недалеко от училища. Они довольно весело провели время, а когда в половине четвёртого утра уставшая и полупьяная Жанна заныла "хочу домой", пацан сказал, что без проблем доставит её прямо к подъезду. Доехали действительно быстро, вот только подъездом дело не ограничилось. Пацан, которого, кажется, звали Мишей, по-хозяйски взял пошатывающуюся Жанну под локоток и повёл к лифту. На лестничной площадке Жанна полезла в сумочку за ключами, и вдруг вспомнила свой договор с Леонидом.

- Постой, - сказала она, отпихивая обнимавшего её за талию кавалера. - Погоди. Я не могу… там хозяин, он не разрешает мне никого приводить, понятно?
- Да и хрен бы с ним, с хозяином, - весело ответил Миша. Он поднял руку, покрытую синими наколками, и сжал её в кулак размером с небольшую астраханскую дыню. - Будет выёживаться, огребет звездюлей. Давай, киска, открывай скорее, не томи мою нежную душу…
- Нет, - твёрдо повторила Жанна, трезвея просто на глазах. - Ты ему наваляешь, а мне потом на улице жить? Больно надо…

Она уронила ключи обратно в сумочку, и тут Миша больно схватил её за плечи.

- Ладно, киска, уговорила. Не хочешь в койку, твои проблемы. Для этого дела и подоконник сойдёт.

Придерживая Жанну за отворот куртки, он потащил её вниз по лестничному пролёту, туда, где между этажами располагалось высокое смотровое окно. Грубо развернул лицом к заглядывающей в стекло ночи, бросил грудью на подоконник.

- Ну, киска, сама напросилась… И смотри, чтоб не орать - на куски порежу.

Что-то острое и холодное коснулось Жанниной шеи, и она протрезвела окончательно. "Альмирка, сволочь, - мелькнула бессвязная мысль, - опять подставила, сучка…"

Миша проворно расстегнул ей молнию на джинсах, свободной рукой стащил их вниз. Лезвие у шеи опасно подрагивало, и Жанна зажмурилась, представив, что будет, если этот кретин в самый ответственный момент начнёт дергаться.

- Ах, какие мы загорелые, - промурлыкал Миша, отпустив, наконец, ее куртку. Теперь Жанна могла бы попробовать убежать, но далеко ли ускачешь по лестнице со спущенными штанами. - Где же мы так загорели, а, киска? Ну что, трусики сама снимешь, или помочь?

Трусики-танго Жанна купила за большие деньги у Альмиры (на которую они не налезали). Козёл Миша наверняка порвёт их, это уж как пить дать. Она уронила руки, просунула непослушные пальцы под тугую резинку, потянула вниз…

- Отставить, - прозвучал за её спиной чей-то негромкий голос. Жанна почувствовала, как опасный холод перестал леденить шею. Преодолевая страх и внезапно накатившую слабость, вывернула голову вбок, чтобы увидеть, кто пришёл к ней на помощь.

Леонид. Он поднимался вверх по лестнице, как всегда, очень тихо, в своём кожаном плаще, неизменной шляпе-борсалино, с плоским "дипломатом" в руке. Лицо у него было бледное-бледное и усталое, полные красные губы смотрелись на нём инородным пятном, словно он сжимал во рту бутон алой розы.

- Вали отсюда, чмо болотное, - добродушно посоветовал Миша. В руке у него блестел хирургический скальпель. - Не видишь - я делом занят.
- Отпусти её, - сказал Леонид равнодушным, холодным голосом. В глазах его не было ни страха, ни даже обыкновенного волнения - казалось, он разговаривает не с вооруженным ножом амбалом, а со старушками у подъезда.

К своему огромному удивлению Жанна увидела, что Миша шагнул в сторону, давая ей возможность оторваться от подоконника и натянуть джинсы. На большее у неё не хватило сил - едва застегнув молнию, она почувствовала, как подгибаются ноги, и опустилась на корточки, привалившись спиной к батарее.

- Брось скальпель, - произнёс Леонид всё тем же невыразительным голосом. Жанна увидела, что Миша сделал какое-то движение ему навстречу, но вдруг остановился, словно налетев на невидимую стену. Кулак разжался, блестящий серебряный скальпель звеня покатился по ступенькам. - Вот так, молодец. А теперь уходи и забудь об этой девушке. Навсегда.

Глаза Жанны неожиданно стали мокрыми от слёз. Сквозь туманную пелену она видела, как коренастая фигура её ночного знакомого, покачиваясь, медленно спускается вниз по лестнице, ударяясь боком о перила. Потом она почувствовала, как сильные руки подхватывают её подмышки и поняла, что Леонид собирается тащить её до дверей.

- Я сама, - выговорила она, глотая слёзы. - Сама…

Леонид легко, словно ребёнка, взял её на руки и поднялся на лестничную площадку. Там аккуратно, будто хрустальную вазу, поставил между собой и дверью, и, повозившись немного с замком, впустил Жанну в квартиру.

- Он… он войти хотел, - пролепетала Жанна, внезапно испугавшись его гнева. Ей вдруг представилось, что Леонид может обвинить её в нарушении договора и выгнать на улицу. - Я не разрешила, я думала, он только проводит, и всё… Честно, я даже не думала…

Он приложил ладонь к её губам. Сухая, гладкая и теплая кожа почему-то пахла табаком, хотя Жанна ни разу не видела его с сигаретой.

- Т-ш, - сказал он мягко. - Я всё знаю, девочка. Я всё знаю.

Он помог ей снять куртку и ботинки, отвёл в гостиную и усадил в кресло. Включил приглушённый свет.

- Посиди минутку, я сейчас.

Вернулся из кухни с высокой керамической кружкой, сунул ей в ледяные ладони. Жанна подумала было, что это какой-то алкоголь, и хотела уже отказаться, но из кружки поднимался густой травяной запах. Глотнула - вкус оказался необычным, но приятным, по телу сразу же разлилось дурманящее тепло. Дрожь в коленях постепенно проходила.

- Постарайся выпить всё, - посоветовал Леонид. - И выспись как следует. В училище можешь не ходить, справку я тебе нарисую.
- Какой ты заботливый, - глупо хихикнула Жанна. - Прямо как папочка…

Отца своего она не помнила, но мысль о том, что он мог быть похож на Леонида, показалась ей смешной. Леонид улыбнулся.

- Я тебе сейчас и папочка, и мамочка. Ты хорошо выспишься, а когда проснёшься, то, что случилось сегодня, не будет тебя больше беспокоить. Договорились?
- Договорились, - она сделала большой глоток и икнула. - А ты гипно… гипнотизёр? Как ты Мишку… заставил нож бросить?

Леонид выпрямился во весь рост - оказывается, всё это время он сидел рядом с ней на корточках - и погладил её по голове. Провёл своей твердой, пахнущей ароматным табаком ладонью по её гордости, Пушистому Белому Облаку. Ну не чудеса ли?

- Об этом мы ещё успеем поговорить, девочка. Допила? Вот и умница.

Жанна подумала, что заснёт сейчас прямо в кресле - травяная настойка, оказывается, валила с ног получше любого коктейля. Она хотела попросить, чтобы Леонид помог ей добраться до дивана, но тут произошло странное. Леонид зашёл ей за спину, наклонился и поцеловал Жанну в макушку, прямо в центр Пушистого Белого Облака. Точнее, почти поцеловал. Жанна чувствовала, что он замер прямо над ней, видела его тень, падавшую из-за спинки кресла и пересекавшую комнату, кожа её ощущала тепло его дыхания. Однако на этом всё и закончилось. Его губы так и не коснулись прекрасных белых волос, а сам Леонид, резко распрямившись, бросился прочь из гостиной.

- Шиза, - пробормотала Жанна, закрывая глаза. Последние силы покинули её, и она заснула прямо в кресле, так и не добравшись до своей комнаты.

5

Перед ноябрьскими праздниками Жанна решила провести генеральную уборку вверенной ей территории. За работу принялась прямо с утра - в училище идти не надо, впереди четыре выходных, почему бы не посвятить пару часов общественно-полезному труду. Сначала убирала валявшиеся повсюду случайные вещи - книги, лазерные диски, каким-то образом попавшие в гостиную из кухни чашки и блюдца. Потом взяла пылесос и добросовестно прошлась по всем углам и закоулочкам, а под конец сменила щёточку и вычистила шторы и портьеры. Пылесос, конечно, шумел, но Жанну это не слишком беспокоило - Леонид как-то сказал ей, что, поскольку днём всё равно никуда не деться от посторонних звуков, он пользуется берушами.

Немного передохнув, Жанна набрала в таз воды, взяла из пакета чистую тряпку и принялась мыть пол. Вот тут-то всё и произошло.

Она стояла во второй позиции, пытаясь стереть пятно с паркетной доски в прихожей, когда серёжка-гвоздик выскочила из мочки правого уха и, весело брякнув о паркет, укатилась под дверь. Не иначе как замочек разболтался, подумала Жанна, и тут до неё дошло, что серёжка нашла себе убежище в запретной комнате. Той самой, про которую Леонид говорил "я не пугаю, я просто предупреждаю". Вот ведь подлянка. Сережка была Альмиркина, рано или поздно её пришлось бы отдавать. Можно, конечно, дождаться вечера и за ужином попросить Леонида достать пропажу… Только вот как-то глупо беспокоить человека из-за сущего пустяка. Наверняка лежит на самом пороге, даже в комнату заходить не придётся. Ключ от комнаты висел на большой связке, которую Леонид обычно оставлял в прихожей, на волчьих клыках. Нельзя сказать, чтобы у Жанны ни разу не возникало соблазна нарушить запрет и заглянуть в запретную комнату… но до сегодняшнего дня она успешно с этим соблазном боролась. Возможно предчувствуя, что рано или поздно настанет момент, когда она сможет придумать себе оправдание.

Ключ повернулся в замке, оглушительно щёлкнула пружина. Дверь, безжалостно скрипя плохо смазанными петлями, отворилась.

Беглая серёжка действительно лежала в пяти сантиметрах за порогом. Жанна наклонилась, чтобы поднять злополучный гвоздик, и взгляд её зацепился за что-то, блеснувшее тусклым эмалированным боком под низкой, застеленной грубошёрстным одеялом, кроватью.

Судно. Обыкновенное больничное судно. С казённым чёрным номером на зелёной эмали.

Жанна быстро окинула взглядом комнату. Небольшая, темноватая. Окна завешены зелёными шторами, под потолком - белый шар дешёвой люстры. Ничего похожего на роскошь гостиной, на изысканный уют её обиталища. Простой фанерный шкаф, заваленный какими-то узлами и пакетами, стул, кровать с высокой спинкой.

И запах. Едва ощутимый, но вполне реальный. Запах болезни, разложения, тлена.

"Я не пугаю, я просто предупреждаю".

Стараясь производить как можно меньше шума, Жанна аккуратно закрыла дверь и повернула ключ в замке. На цыпочках вернулась в прихожую, зацепила брелок за клык. Волчьи морды скалились в беззвучной усмешке.

6.

На Новый Год она поехала домой, в Софрино. Теснота и убогость квартиры, в которой прошли первые пятнадцать лет её жизни, поразили Жанну. Правда, сестра, выйдя замуж, переехала жить в соседний подъезд, но всё равно постоянно толклась у матери. Четыре человека на две комнаты - это слишком, решила Жанна, и, едва придя в себя после новогодней пьянки, отправилась обратно в Москву.

Стояли жуткие, сорокоградусные, как водка, морозы. Дыхание замерзало в сантиметре от губ. Пока добиралась от метро до дома, уши и кончик носа превратились в хрупкие ледышки.

Отмороженные пальцы не слушались Жанну. Ключи два раза вываливались из рук, вставить их в замочную скважину и повернуть казалось непосильной задачей. Наконец, отчаявшись справиться с ключами, Жанна решительно надавила кнопку звонка. Без десяти семь, пора вставать.

Леонид открыл почти сразу же, словно и не спал вовсе. Скорее, только что вышел из душа. Чисто выбрит, чёрные волосы влажно блестят, благоухает какой-то туалетной водой. Пушистый банный халат аккуратно запахнут на груди. Жанна ужасно обрадовалась, увидев этот халат. Ей почему-то почудилось, что в халате Леонид не будет таким холодным и бесстрастным, как обычно.

- Привет, - сказала она, с трудом подавив желание вытянуться на цыпочках и чмокнуть его в щёку. - С Новым Годом! Я тебе подарочек привезла.

Подарочек она заготовила ещё в середине декабря, но предусмотрительно прятала его у себя в комнате, а уезжая в Софрино, забрала с собой. Ничего особенного - просто красиво упакованный набор для бритья, бритва, пена, гель. Но Леонид, кажется, обрадовался.

- Спасибо, Жанночка. И тебя с Новым Годом. Подожди, у меня для тебя тоже кое-что есть…

Повернулся, достал откуда-то из-за спины коробочку. Протянул ей с таким смущённым видом, будто там лежало что-нибудь из ассортимента магазина "Интим".

Ничего подобного. Серебристый плоский СD-плеер. Офигенно дорогая штука, Жанна о такой и мечтать не смела.

- Ой, прелесть какая! Леонид, ты лапочка!

Не удержалась, чмокнула всё-таки куда-то в район подбородка. Он благожелательно улыбнулся и вдруг побледнел.

- Ты что, обморозилась? Ну-ка, дай посмотреть…

Развернул (довольно бесцеремонно), дотронулся до одного уха, до второго…

- А ну марш в ванную. Быстро, быстро, сапоги потом успеешь снять. Или хочешь без ушей остаться?

Ошеломлённая Жанна даже не слишком сопротивлялась. Леонид приволок её в ванну, открыл горячую воду, сунул под струю руки, а потом схватил её за уши. Сначала она вообще ничего не чувствовала, но постепенно обморожение прошло, и боль вцепилась в уши раскалёнными щипцами.

- Пусти, - пискнула Жанна, - больно же!
- Ах, больно? - удивился Леонид. - Кто бы мог подумать!

Он открыл шкафчик и извлёк оттуда пузырёк со спиртом. Плеснул в пластиковый стаканчик.

- Не пить, - строго предупредил он. - Только растирать. Если не хочешь, чтобы это делал я, изволь спасать себя самостоятельно. Я буду консультировать.

Потом отвёл Жанну обратно в прихожую, усадил на калошницу, заставил вытянуть ноги и стащил с неё сапоги. Было безумно приятно, всё время вспоминался какой-то старый фильм, где вроде бы показывали нечто подобное. Леонид растёр остатками спирта узкие Жаннины ступни, вытащил откуда-то толстенные шерстяные носки и натянул ей на ноги.

- Что ж, - усмехнулся, - воспаления лёгких вам, сударыня, всё равно не избежать, но с ампутацией конечностей пожалуй, пока повременим.
- Давно хотела спросить, - обрела дар речи Жанна. - Ты какой врач? Хирург или ортопед? А может, ветеринар?
- Изначально я педиатр, - серьёзно ответил Леонид. - По узкой специализации - вирусолог, а кандидатскую защитил по некоторым инфекционным заболеваниям, встречающимся в странах тропического пояса. Впрочем, моих профессиональных навыков вполне достаточно, чтобы безболезненно отрезать обмороженное ухо или пятку в домашних условиях.
- Опа, - сказала Жанна. - Ну, тогда я в надёжных руках. Кандидат наук. Ничего, что я сижу?
- Сиди, сиди. Только лучше тебе, пожалуй, будет переместиться в гостиную, а я покуда сварю чего-нибудь согревающего.

Пока Леонид гремел на кухне чашками и кастрюлями, Жанна пришла к выводу, что в гостиной ей оставаться совсем не хочется, и перебралась к себе в комнату. Удобно устроилась на диване, подоткнув под спину подушку и завернувшись в тёплый клетчатый плед, включила светильник-фламинго и принялась ждать, рассматривая новенький плеер.

- Ты здесь? - удивился Леонид, останавливаясь на пороге. Он уже успел переодеться - вместо халата облачился в бежевые спортивные брюки и голубую рубашку из тонкой джинсовой ткани. В руках у него был поднос, на котором стояли две высокие керамические кружки. Над кружками витал ароматный парок. - Почему не в гостиной?
- Так, - мотнула головой Жанна. - Захотелось. Здесь уютнее. Проходи, располагайся, чувствуй себя как дома…

"Стоп-стоп-стоп, - осадила она себя. - Не зарывайся, девочка. Ты тут еще не хозяйка".

- Ты меня приглашаешь? - неуверенно спросил Леонид.
- Да ты прости, я пошутила, - Жанна состроила виноватую гримаску. - Ну как я могу тебя приглашать или не приглашать? Это же…
- Это твоя комната, - перебил он. - Мы договорились, помнишь? Я обещал не заходить к тебе без приглашения…
- Ну, тогда я тебя приглашаю. Проходи, дорогой Леонид, располагайся поудобнее. Хочешь - в креслице, хочешь - на диванчик. Я бы лично предпочла на диванчик, согреешь бедной девочке ножки…
- Спасибо за приглашение, - Леонид наклонил голову и переступил порог. Первый раз с тех пор, как Жанна жила у него в доме. - Вот, это тебе горячительное. - Он протянул ей тяжёлую дымящуюся кружку.
- Выпьем за Новый Год? - Жанна принюхалась и поняла, что и на этот раз обошлось без алкоголя. Сплошные травы, одна другой душистее. Ну и ладно, подумала она, вспомнив родное Софрино, не век же водку глушить.
- Давай, - кивнул Леонид. Поднял кружку и отсалютовал Жанне. - Пусть он принесёт нам больше удачи, чем старый.

Жанна рассмеялась.

- Ещё больше? Да у меня такой прухи, как в прошлом году, в жизни не было. В училище поступила, классное жильё за бесплатно нашла, с человеком интересным познакомилась…

Леонид поднял бровь.

- С тобой, с тобой, не надо шлангом прикидываться. Кстати, мне знаешь как хочется про тебя узнать побольше? Где ты учился, как жил, кого лечил? Расскажешь, а? А то про меня-то ты всё знаешь, а я про тебя - ноль…
- А ты уверена, что хочешь это услышать? Обычно дети твоего возраста не слишком-то жалуют стариковские рассказы…
- Ха! - сказала Жанна. - Ха! Дети моего возраста! Дети моего возраста, если хочешь знать, вообще предпочитают слушать только слова любви, желательно, произносимые страстным шёпотом им на ушко. Но если говорить конкретно обо мне, то я с детства обожала всякие страшные истории. Слабо развлечь замерзшую девушку страшилкой? А из собственной биографии?

Леонид усмехнулся странной, словно бы обращённой внутрь себя улыбкой. Осторожно присел на край дивана.

- Что ж, можно и страшилку. Только чур, в обморок не хлопаться. Договорились?

7.

- Это случилось много лет тому назад. В одной далёкой стране произошло страшное землетрясение. Огромный ледник - миллионы тонн замёрзшей грязи, камней и песка - сошёл со склона горы и похоронил под собой большой город со всеми его жителями. Многие районы страны оказались полностью отрезаны от большого мира… туда можно было добраться только по дорогам в ущельях, а их перекрыло лавинами.

Со всего мира в ту страну приезжали спасатели. Сапёры, геологи, врачи. Я попал туда именно как врач. Помогло то, что я хорошо знал испанский язык. Там все на нём говорили. Видишь ли, моя мать - испанка, попала сюда после гражданской войны у себя на родине. Проходили по истории? Генерал Франко, Коминтерн? Ну ладно, не важно.

Первую неделю я работал в палаточном городке на руинах того самого сметённого ледником города. А потом появился какой-то местный команданте, и стал требовать врача для селений, лежавших к востоку от гор, в поросших сельвой долинах. Сельва - это тропический лес, джунгли. Там нездоровый климат, всё время влажно, множество всяких испарений. Лихорадка в тех местах не редкость, а норма жизни. Но этот команданте кричал, что там настоящая эпидемия, люди умирают десятками, а ближайшую католическую больницу вместе с персоналом смыло селевым потоком. Мы посовещались, и решили, что одного специалиста выделить можем. В руинах всё равно оставалось не так много выживших.

Жребий пал на меня. Я отправился в сельву вместе с команданте, имея при себе столько медикаментов, сколько удалось загрузить в его раздолбанный джип. С чем-чем, а с медикаментами там проблем не было - гуманитарная помощь поступала со всего света.

Вот только не очень-то они помогали. Деревни в восточных долинах опустошала какая-то неизвестная науке болезнь - симптоматика отчасти напоминала холеру, но имелся целый ряд существенных отличий. Высокая температура, страшные головные боли - люди катались по земле, пытаясь выцарапать себе глаза - кровавый понос, обезвоживание организма, судороги, смерть. Вся болезнь протекала за три-четыре дня, инкубационный период длился не больше недели, смертельный исход в девяноста девяти процентах. И ничего не помогало. Ничего. Я пытался давать им антибиотики - с таким же успехом можно было бы давать святую воду. Хинин, которым местные жители тысячу лет лечат малярию, помогал столь же эффективно - то есть никак. Люди умирали у меня на глазах, а я ничего не мог сделать.

Потом до меня дошли слухи, будто бы в одном отдалённом селении есть женщина, исцеляющая лихорадку восточных долин. За неимением научного наименования приходилось называть болезнь так. Там вообще очень сильна вера в колдунов, шаманов, брухо, как называют их по-испански, но я видел, как колдуны и шаманы умирали в тех же мучениях, что и простые крестьяне, и никакая магия им не помогала. А женщина эта, как рассказывали, была белой. Мне захотелось взглянуть на неё - честно говоря, я подумал, что это врач из какой-нибудь европейской страны, у которого есть лекарство, излечивающее лихорадку восточных долин. И я отправился дальше на восток.

Оказалось, я шёл по её следам. В деревнях, которые она посетила, я встречал выживших - в основном, детей и подростков. Все они выглядели ужасно, едва ли лучше, чем узники Освенцима, но никаких симптомов лихорадки я у них не обнаружил. Правда, было в их облике нечто, заставившее меня насторжиться. Глаза. Абсолютно пустые, безжизненные глаза. Они разговаривали, реагировали на боль, даже смеялись… редко, но смеялись. Но глаза при всем том оставались застывшими, мёртвыми. Не знаю, как это объяснить. Заглянув в такие глаза, хотелось сразу же умыться холодной чистой водой. На мои расспросы о том, как их вылечили, дети не давали внятных ответов. Нет, таблеток им не давали и уколов не делали. Они честно пытались вспомнить… иногда на их лицах при этом появлялось странное выражение, похожее на тень невероятного блаженства… но никто ни разу так и не сказал мне, что с ними делала та женщина.

Через несколько дней я настиг её. В той деревне лихорадка не тронула нескольких взрослых мужчин, и меня проводили к дому старосты, в котором женщина - крестьяне называли ее Сеньора Бланка, Белая Госпожа - исцеляла детей. Меня посадили во дворе, под соломенным навесом, предупредив, чтобы я ни в коем случае не заглядывал в дом, пока Госпожа не закончит сеанс исцеления. Но я, естественно, не собирался ждать так долго. Мне хотелось посмотреть, как именно эта загадочная женщина лечит лихорадку, с которой не могли справиться лучшие из известных мне медикаментов. Я дождался, пока мои провожатые отлучатся по своим делам, бесшумно поднялся по ступенькам и заглянул в комнату через щель в рассохшейся деревянной двери.

Леонид замолчал. По его лицу, как тени, бродили воспоминания.

- Сначала я не понял, что она делает. Мой мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза. Но прошла минута, другая… и я смирился с открывшейся мне картиной.

За дверью находилась довольно большая комната, вся завешанная гамаками. В каждом гамаке лежал ребенок - всего, я думаю, около десятка, и совсем малышей, и ребят постарше. Между гамаками ходила эта женщина, Сеньора Бланка. Она действительно носила белые одежды и кожа у неё была светлая, а вот волосы чёрные, как смоль.

- Она была красивая? - спросила Жанна. Она уютно устроилась на диване, в падавшем из клюва светильника-фламинго круге света, и грела ладони о керамическую кружку с травяным настоем. Леонид усмехнулся.
- Красивая? Нет, я бы не сказал. Красота - это что-то лёгкое, воздушное, светлое. Вот ты, ты красива, девочка. У тебя волосы… замечательные, пышные, в них хочется спрятать лицо… А она выглядела… немного пугающе. В ней чувствовалась сила, непреклонная, сминающая всё на своем пути. Это ощущение мешало разглядывать её, думать о том, красива ли она. К ней даже приблизиться было непросто. Но пока я стоял за дверью, мне это не очень мешало.

И вот она ходила между гамаками, иногда останавливаясь возле какого-нибудь ребёнка, наклонялась и прижималась губами к его голове. Ребёнок вздрагивал, словно во сне, но тут же успокаивался, лицо его разглаживалось и приобретало блаженное выражение. А она стояла, наклонившись над ним, и делала такие странные движения ртом… сначала я думал, что она целует детей, но потом увидел, как ритмично втягиваются ее щеки, и понял, что ошибался. Сеньора Бланка не целовала этих детей. Она их высасывала.

- Высасывала? - Жанна развеселилась. - Болезнь из головы? Прикольный метод лечения. Надо порекомендовать… особенно урологам и гинекологам.

На этот раз Леонид даже не улыбнулся. Поднял руку и положил ладонь Жанне на темечко. Потом ладонь едва заметно шевельнулась, поднялась, и Жанна почувствовала, как поднимаются вслед за ней примятые рукой Леонида волосы.

- Вот здесь есть место, - произнёс Леонид неожиданно севшим голосом. - Особое место. Сюда сходятся все каналы, по которым циркулирует жизненная энергия организма. И именно здесь в защите энергетической системы человека зияет брешь.

Он по-прежнему держал ладонь над головой Жанны. От ладони исходило тепло, приятное, расслабляющее тепло.

Она высасывала из них болезнь, это правда. Вместе с их душами. Болезнь она выплёвывала, а души проглатывала. У неё это очень хорошо получалось. Понимаешь, за сотни лет, которые она жила на этом свете, можно многому научиться.

- Так они выздоравливали или умирали? Ты же говорил, она исцеляла…
- Выздоравливали, - успокоил её Леонид. - Почти все. Понимаешь, она брала у них не очень много… души. Если высосать душу из человека быстро и без остатка, он умрёт, хотя умирая, будет испытывать несказанное блаженство. Если высасывать медленно и постепенно, тело начнёт довольно интенсивно стареть… иногда случается так, что душа ещё почти вся на месте, а тело уже скукожилось, как кожаная перчатка в кипятке. А если брать быстро и понемногу, то тело остается прежним, а вот душа постепенно умирает сама по себе. Тонкое это искусство - поедание душ.
- Бр-р, - Жанна поёжилась. Травяной настой уже не согревал, ноги и руки покрылись гусиной кожей. - А зачем всё это вообще нужно?
- Способ существования, - подумав, ответил Леонид. - Питаясь душами, можно прожить неограниченно долгое время… особенно, если выбирать себе доноров помоложе. Вообще энергетический метаболизм существенно расширяет спектр возможностей человека… хотя сам процесс трансформации протекает очень болезненно, а главное, долго. Основная проблема - источники питания. Высшие Изменённые часто поступают так, как делала Белая Госпожа - пасутся в очагах стихийных бедствий, эпидемий, региональных конфликтов. Там с едой сложностей не возникает. А вот тем, кто переживает превращение, приходится нелегко. Ночные охоты, сжигающий нервы голод, постоянный дискомфорт. И всё это не год, даже не десять - жизнь Изменённого очень, очень длинна.

Он запнулся. Посмотрел на притихшую Жанну и в глазах его метнулась какая-то тень.

- Ну что, страшную историю я тебе рассказал?
- Ага, - зубы Жанны стукнули о край кружки. - А чем всё закончилось?
- Закончилось? Да видишь ли… не закончилось, строго говоря, ничем. Кто-то из жителей деревни обнаружил, что я подсматриваю у дверей, меня схватили, началось шумное выяснение отношений… Тогда она вышла во двор… мы поговорили… Говорили мы долго, весь вечер и всю ночь. Именно от неё я и узнал про Изменённых, про трансформацию. Потом эпидемия лихорадки восточных долин пошла на убыль, наши строители помогли восстановить уничтоженный землятресением и лавиной город, и вскоре я вернулся домой.
- А женщина?
- Белая Госпожа? Она тоже вернулась домой… наверное. Я никогда её больше не видел.

Что-то произошло. Что-то неуловимо изменилось в комнате, словно бы лежавшая за пределами светлого круга от лампы тьма сгустилась и приготовилась броситься на них.

Леонид вдруг спрятал лицо в ладони. Пальцы у него были длинные, тонкие, как у музыканта. Сначала Жанне показалось, что он плачет, но он просто сидел, закрыв глаза руками. Наверное, боялся, что они его выдадут.

- Лёня, - тихо сказала Жанна, впервые назвав его мальчишечьим именем. - Лёня, ты чего? Ну, что с тобой?

Она поставила кружку на пол, и, не выбираясь из-под пледа, передвинулась поближе к нему. Взяла его руки в свои, прижалась щекой. На этот раз его пальцы пахли не табаком, а каким-то тёплым металлом. Жанне подумала, что так должен пахнуть ещё не остывший после выстрела ствол пистолета.

- Почему ты так переживаешь? Из-за неё, да? У вас с ней что-то было?

Он осторожно высвободился. Посмотрел на неё долгим, изучающим взглядом.

- Глупенькая ты девочка, Жанна. Что у нас с ней могло быть? Кто она и кто я? Высшая Изменённая и обычный, заурядный человечек…

Усмехнулась Жанна.

- Ну, Леня… Вот ты врач, кандидат наук, испанский знаешь, за границей работал… И возьми меня - простая подмосковная девчонка, первый курс медучилища, ни мозгов, ни таланта…

Замолчала на полуслове. Главное произнесено. Теперь, если только он не совсем тормоз, должен поймать намёк на лету. Ну, раз, два…

И поймал-таки. Посмотрел на неё так пронзительно-пронзительно, да и спросил:

- А разве у нас с тобой что-то может быть?

Жанна ответила не сразу. Вспомнила их первую встречу, все свои страхи и переживания, вспомнила, как он залился краской, увидев её в полотенце, какими сильными были его руки, когда он нёс её вверх по лестнице… прокрутила все это в памяти и тихо сказала:

- Может.

Обняла его за шею и ткнулась лицом в тёмные, пахнущие порохом, волосы. Сама, не дожидаясь, пока он раскачается. Хватит, три месяца ждала.

Почувствовала, как напряглись мускулы под тонкой тканью рубашки. Здоровый мужик, мышцы, как канаты. Приятно будет просыпаться утром и видеть рядом такое красивое тело… Ну, что же ты так напрягаешься, дурачок, я же тебя не съем… Ну, расслабься, пожалуйста, Лёня, милый, что ж ты дрожишь, как малолетка на первом свидании?…

Он пытался ей что-то сказать, но Жанна запечатала ему губы своим маленьким жадным ротиком, и проглатывала слова вместе с его дыханием. Он всё ещё сопротивлялся, пытаясь вырваться из её объятий, но делал это слишком нерешительно, видимо, боясь причинить ей боль. Сопротивление его слабело с каждой минутой, и вот наступил момент, когда Леонид, наконец, ответил на её поцелуй. Когда спустя минуту - или час - они, наконец, оторвались друг от друга, до Жанны, наконец, дошло, о чем он всё это время пытался её спросить.

- Что "зачем", милый? - улыбнулась она, уверенная в том, что услышит в ответ. Но на этот раз она ошиблась.
- Зачем ты пригласила меня войти? - с усилием выговорил он. - Это твоя комната… Зачем ты меня впустила?
- Теперь это наша комната, Лёня. Чего ты боишься, дурачок? Иди ко мне… вот так… ты мне очень нравишься, потому и впустила… и вообще, кого хочу, того впускаю… и туда, в том числе…
- Не пожалеешь? - странно улыбнулся Леонид. Она готова была поручиться, что в глазах его плеснулась боль.
- А это уже от тебя зависит… постой, ты куда это собрался? Довёл бедную девушку до белого каления и в кусты? Эй, я так не играю!
- Помнишь, я говорил тебе, что в твоих волосах хочется утонуть? Вот я и иду… топиться.

Леонид осторожно высвободился из её объятий. Выпрямился - Жанна немедленно ткнулась носом между пуговиц его рубашки - и обхватил ладонями её голову. Жанна почувствовала, как его лицо погружается в Пушистое Белое Облако, как мягкие губы слегка дотрагиваются до нежной кожи на темечке…

- Так ты на мою душу нацелился? - хихикнула Жанна, и вдруг её тело изогнулось в судороге небывалого, почти мучительного наслаждения. Молния, промелькнула мысль, это была молния. Только почему-то бьющая снизу вверх.
- Леня, что это? - спросила она слабым голосом. Голова кружилась, в ушах стоял звон. Коленки дрожали, хорошо хоть под пледом это не слишком бросалось в глаза. - Что ты со мной делаешь?
- Тебе нравится? - спросил он, вынырнув из Белого и Пушистого. - Хочешь ещё?

"Нет", - хотела сказать Жанна. "Второго раза я не переживу", - хотела сказать Жанна. Вместо этого она зажмурилась и замотала головой - скорее утвердительно, нежели наоборот. Замерла, ожидая второго прикосновения, как удара. Сжалась в комок, когда его губы вновь дотронулись до неё там, наверху.

На этот раз всё было немного по-другому. Вместо молнии, ударившей откуда-то из-под земли и ушедшей в потолок, накатила волна, тёплая, тугая, захлестывающая с головой. Жанна растворилась в ней, а когда волна схлынула, обнаружила, что её трясёт, как в лихорадке, сердце готово выскочить из груди, а трусики мокры насквозь. "Ничего себе оргазм", - подумала она, с трудом приходя в себя. - "Что же дальше-то будет, подумать страшно…"

Дальше, однако, не случилось ничего. Леонид уложил дрожащую, всхлипывающую от пережитого наслаждения Жанну на диван, заботливо укрыл пледом и нежно погладил по волосам. Затем до её слуха донесся слабый щелчок - это Леонид выключил светильник-фламинго. Всё погрузилось в темноту, и Жанну мгновенно закрутил водоворот сна.

8.

- Классный плеер, - сказала Альмира, впервые увидев Жанну после новогодних праздников. - Откуда такая роскошь?
- Лёня подарил, - небрежно ответила Жанна. - Правда, понтовый?
- Лё-ня, - со значением протянула Альмира. - Уже Лёня. Когда же это случилось, моя милая? Под звон курантов?
- Отстань, - отмахнулась Жанна. - Каждый празднует, как может.
- По тебе видно, подруга. Ты, похоже, целую неделю бухала. Похудела, под глазами круги, бледная, как девушка с косой… Ну-ка, дыхни… странно, а выглядишь так, словно тебя насквозь проспиртовали…

Жанна отвернулась и отгородилась от зануды-Альмирки наушниками плеера. После возвращения из Софрино она не брала в рот ни капли спиртного. А круги под глазами… не такие уж они и заметны, особенно под слоем пудры. Конечно, если не спать ночи напролёт, урывая минуты для отдыха только днём, между приготовлением еды и уборкой, появятся и круги… А что делать, если Лёня уже к семи утра становится сонным и вялым, не способным даже на то, чтобы самостоятельно завесить окно шторами. Однажды под утро они уснули прямо на диване в её комнате и проспали почти до обеда. Жанну вырвал из забытья полный боли и гнева крик. Кричал Леня - он сидел на диване, с головой закутавшись в одеяло, а на лице у него распухал огромный розовый волдырь. Такие же волдыри покрывали его руки и плечи. Перепугавшаяся Жанна отвела его в ванну, дрожащими пальцами нанесла на кожу прозрачный гель из тюбика (тюбик был странный, весь исписанный какими-то замысловатыми иероглифами), забинтовала поражённые места стерильным бинтом и помогла добраться до кабинета. Внутрь он ей войти не позволил. Выговорил странным, похожим на звук зажёванной магнитофонной кассеты, голосом: "Спасибо", и исчез за дверью. Жанна немного постояла на пороге, прислушиваясь, но в кабинете царила тишина. Целый день ей было не по себе из-за этого странного происшествия, она перерыла все свои учебники, но так и не поняла, что же спровоцировало аллергию. Вечером, однако, выяснилось, что от страшных волдырей не осталось и следа - кожа у Лёни вновь стала чистой и мягкой, как у младенца, он вообще выглядел лучше, чем обычно, словно помолодел. Объяснил, что иногда такую реакцию могут вызвать обыкновенные солнечные лучи, и предложил повесить в Жанниной комнате плотные шторы. Теперь там было сумрачно даже днём, как и везде в квартире, но Жанне это не мешало. Дни для неё слились в одну плотную серую завесу, скрывавшую фантастическое великолепие ночных праздников. Целый день, возясь по хозяйству, пытаясь листать учебники или проваливаясь в короткий, не приносящий отдыха сон, она думала о том, как наступит вечер и её мужчина выйдет из своего кабинета, подтянутый, свежий и элегантный, поцелует ей руку и скажет что-нибудь ласковое… Потом они сядут ужинать, и она будет любоваться на ловкие движения его тонких пальцев, ломающих хлеб, управляющихся с ножом и вилкой, смотреть, как двигаются его пухлые красные губы, когда он пережёвывает мясо, подавать ему салфетку, если ему случится испачкаться... и чувствовать себя счастливой, абсолютно, нереально счастливой… А потом они пойдут в гостиную, и поставят какую-нибудь тихую музыку, и он расскажет о своих странствиях в далёких краях… а ещё позже они окажутся в её комнате, и там, в полутьме, её мужчина вновь прикоснется к ней и подарит Жанне мгновения никем до того не испытанного блаженства…

Но Альмире этого не объяснишь. Даже если попытаться рассказать всё, как есть - ну что она может понять? Тупая, серая скотинка, как и все вокруг… Так что и пробовать-то не стоит.

9.

До зимних каникул Жанна дотянула с огромным трудом. Заниматься днём удавалось всё меньше и меньше, в сон тянуло после первой прочитанной страницы. Если бы не Лёня, написавший за неё две курсовые и подтянувший по биологии, сессию бы она завалила.

А так - ничего, обошлось. Альмирка звала с собой, в славный город Мухосранск-Верхневолжский, обещала массу развлечений и толпу мальчиков, но Жанна только слабо отнекивалась. Какие там мальчики, какие развлечения… и ведь миллионы людей всерьёз считают, что всё знают о счастье, подумать страшно…

Все каникулы Жанна не выходила на улицу. Попыталась как-то сходить за продуктами на рынок, но на полдороге ей стало плохо, и она, чтобы не упасть, прислонилась к фонарному столбу. Тут же поскочил прилично одетый господин средних лет, участливо наклонился к ней. "Женщина, вам плохо?" Жанне, несмотря на обморочное состояние, стало смешно - её ещё никогда не называли женщиной. Помотала головой - нет, мол, нормально, отвали, дядя - кое-как отдышалась, приплелась домой. Было очень плохо и обидно, хотелось выплакаться Леониду в плечо, но он, как обычно, спал в своем кабинете. Жанна едва удержалась, чтобы жалобно, побитой собакой, не поцарапаться в дверь. Вечером, когда она по возможности с юмором поведала ему эту историю, Леонид сказал:

- Всё, Жанночка, похоже, ты перетрудилась. Давай-ка избавим тебя от походов за продуктами. В квартале отсюда недавно открыли ночной магазин, всё необходимое я буду закупать там. А тебе надо побольше спать, ты совсем вымоталась за эту сессию.

Тут Жанна разнылась, что ей не в кайф спать одной, что она хочет всё время чувствовать его рядом, и упросила Леонида переехать из кабинета в её комнату. Он довольно долго сопротивлялся, но потом всё же уступил, напомнив ей про необходимость плотнее закрывать шторы.

С этого момента для Жанны наступил вечный праздник. Днём она, сделав несложные домашние дела, ощупью пробиралась в свою комнату, где на широком диване бесшумно спал Леня, раздевалась и забиралась к нему под одеяло, обнимала его, прижималась длинными горячими ногами и, успокоившаяся и умиротворенная, засыпала. Просыпалась Жанна обычно от лёгкого прикосновения его ладони к своим волосам - как правило, Леня не целовал её в темечко, когда она спала, но однажды такое всё же произошло, и пробуждение показалось ей сказочно прекрасным. Правда, встать после этого она не сумела - в ноги словно натолкали ваты, от низа живота к шее распространялось обессиливающее тепло. Леонид принёс ей ужин в постель, покормил с ложечки, как младенца, а потом убаюкал, держа её окутанную Пушистым Белым Облаком голову у себя на коленях.

Есть Жанне почти не хотелось. Иногда она могла ограничиться одним апельсином в день - желудок не протестовал, принимая такую диету как должное. Лёня готовил ей свои травяные отвары, помогал держать тяжёлую кружку в ставших словно прозрачными ладонях. Жанна стала проводить в кровати почти всё время, поднимаясь только для того, чтобы умыться и сходить в туалет. Ей впервые пришло в голову, что квартира могла бы быть и поменьше - путь через гостиную и коридор отнимал слишком много сил.

В один из бесконечных однообразных дней она не смогла заставить себя слезть с дивана, и сходила под себя. Было очень стыдно, тем более, что Леонид не проснулся, и продолжал тихо спать рядом. Большое мокрое пятно расползалось по простыне всё шире, так что когда наступил вечер, и Леня открыл, наконец, глаза, весь диван уже пропитался мочой. Подушка тоже была мокрой - от слёз - и тогда он взял Жанну на руки, отнёс в ванну, налил горячей воды, взбил пахнущую какими-то цветами пену и осторожно опустил Жанну в облако сверкающих пузырьков. Там она и заснула - прямо в воде - а когда проснулась, поняла, что лежит не на диване, а на жёсткой и довольно узкой кровати, Леонида рядом нет, а в воздухе витает смутно знакомый запах лекарств.

Мысли её путались, она не могла точно определить, что её окружает - явь или сон. "Я заболела", - подумала Жанна, и неожиданно обрадовалась такому простому объяснению. "Я заболела, а Лёня меня лечит…" Она позвала: "Лёня", но из горла вырвался только слабый жалобный стон. Тогда Жанна снова закрыла глаза и попыталась заплакать. Слёз не было.

Лёня разбудил ее, проведя ладонью по её волосам. Она замерла от счастья, глядя в его сияющие, искрящиеся жизнью глаза. "Ты красивый, - хотела сказать ему Жанна. - Я люблю тебя." Но голос по-прежнему не слушался её. Она шевельнула губами, и Леонид тут же поднёс к её рту дымящуюся кружку с травяным настоем.

- Я не хочу пить, - попыталась сказать Жанна, но он не услышал. Она сделала несколько глотков, чувствуя, как горячая жидкость прожигает её истончившееся тело насквозь. Потом закашлялась, и Лёня заботливо вытер ей губы пахнущим валерьянкой платком.

Когда стало ясно, что больше она пить не станет, Леонид бережно взял её на руки и поднял с кровати. Жанна вздрогнула, ощутив прикосновение холодного металла к своим теплым ягодицам. Её шатнуло, но Леня сильной рукой придержал её за плечи.

- Пс-с, - произнёс он, смешно выпячивая пухлые губы, - пс-с…

"Это судно, - догадалась Жанна. - Я сижу на горшке… позор какой…" В следующую секунду она почувствовала, как горячая струйка со звоном ударила о металлическое дно судна, и ей сразу стало легче. Леонид снова перенёс её на кровать, уложил, затем взял горшок и вышел. Жанна испугалась, что он не вернётся, но он вернулся, постоял немного, глядя на неё сверху вниз, наклонился, обхватив её голову ладонями, зарылся лицом в волосы и безошибочно нашёл губами то самое место на темечке.

Над миром, сузившимся до размеров полутёмной, пропахшей лекарствами, комнаты, поднялась сияющая всеми цветами радуги волна.

Опрокинулась и гремящей лавиной обрушилась вниз, поглотив плавающую в океане блаженства Жанну.

10.

Голоса доносились откуда-то издалека, с трудом пробиваясь через вязкий, глушивший звуки туман.

Жанна открыла глаза – это движение почти обессилило её. Но с открытыми глазами она почему-то слышала лучше.

- …Пустые слова, - произнёс холодный, исполненный презрения женский голос. – Ты так ничего и не понял, Младший.
- Но почему? – второй голос, молодой и дрожащий от напряжения, она уже слышала раньше. Кому он принадлежал? Кому-то, кого она хорошо знала, кто долгое время был рядом с ней. – Что я сделал не так?

Молчание. Долгое, ледяное, тяжёлое молчание.

- Ты не прошёл испытание, Младший. И даже не понял, почему.

Младший? Жанна не помнила никого с таким именем. Впрочем, она вообще мало что помнила с того момента, как её домом стала эта тёмная, затхлая комната.

- Мне не следовало оставлять её в живых, Госпожа? Или, напротив, нельзя было трогать? Это несправедливо, в конце концов – назначать испытание, не объясняя условий!…

Тихий, презрительный смех.

- Тебе объяснили их ещё перед первым испытанием, Младший. С тех пор прошло… сколько? Без малого тридцать лет. Семнадцать испытаний. И каждый раз одно и то же. Ты разочаровываешь нас, Младший.
- Семнадцать? – ошарашено пробормотал её собеседник. – Почему я не помню? Почему я ничего не помню? Вы стираете мне память? Зачем?
- Зачем ты стёр память ей? – бесстрастно ответила та, кого Младший называл Госпожой. – Можешь ответить?

Когда Младший наконец заговорил, его голос прозвучал глухо и безнадёжно.

- Способ существования, Госпожа.
- Наконец-то. Способ существования. А в твоём случае ещё и гарантия того, что ты не воспользуешься подсказкой. Быть Изменённым – не состояние. Быть Изменённым – движение. Ты же стоишь на месте.
- Но что я должен был делать? – закричал Младший, и Жанна вздрогнула: она первый раз в жизни услышала, как этот голос, обычно спокойный и тихий, сорвался на высокие визгливые ноты.
- У тебя было несколько вариантов, - на этот раз в словах Госпожи явственно звучало презрение. – Ты мог отнять у неё душу быстро и безболезненно, для этого у тебя были все возможности. В этом случае ты поднялся бы на одну ступеньку выше и приблизился к Высшим Изменённым ещё на один шаг. Ты мог полюбить её и пожалеть – тебе знакомо такое понятие, Младший? Пожалеть, оставить в покое. Тогда ты спустился бы со своей первой ступеньки, и вновь превратился в обычного человека. Кажется, в прошлый раз ты умолял меня именно об этом?
- Не помню, - безжизненным голосом отозвался Младший. – Ничего не помню…
- Ты выбрал третий вариант. Ты позволил ей полюбить себя, а потом стал лакомиться её душой понемножку, как вор… Каждый день отщипывая по маленькому кусочку. Она исчезала у тебя на глазах, а ты продолжал ее убивать. Почему ты не оставил её в покое?
- Я не мог, - неуверенно ответил Младший. – Мне кажется… я любил её…
- Какой идиот, - брезгливо сказала Госпожа. – Какой безнадёжный идиот… Если бы ты был способен любить, голод перестал бы мучить тебя. Может быть, не сразу… Постепенно… Но ты слишком слаб для того, чтобы быть человеком. И, боюсь, слишком слаб для того, чтобы стать Изменённым.

Тишина. Потом глухой стук – словно кто-то упал на колени.

- Что же мне теперь делать? Скажи, Госпожа?

Сухой смешок.

- Попробуй ещё раз, Младший. Попробуй ещё раз.
- Ты опять сотрёшь мне память? Пожалуйста, не надо…
- Т-шш. Тише. Вот так. Успокойся.
- Что же будет с ней, Госпожа? Я не могу…
- Забудь об этом. Я сама о ней позабочусь.

Скрип открываемой двери. Лёгкий ветерок коснулся её лица.

- Здравствуй, девочка. Ты можешь меня видеть?

Жанна моргнула. Высоко-высоко, под самым потолком, парило лицо. Бледное, обрамлённое волной иссиня-черных волос.

- Совсем плохо, девочка? Не бойся, всё самое страшное уже позади.

Ледяная ладонь легла ей на обтянутый пергаментной кожей лоб, взъерошила высохшие, словно солома, седые волосы.

- Хочешь пойти со мной? Если тебе трудно говорить, просто закрой глаза.

Жанна замерла. От склонившийся над ней женщины исходил какой-то странный, ни на что не похожий аромат – аромат снега, отшлифованных ветром горных вершин, аромат фиалок во льду. Её прикосновение дарило покой, но Жанна почему-то боялась опускать веки.

- Я чувствую в тебе силу, девочка, - слова падали сверху, как снежинки, приятно холодя лицо. – Ты очень долго сопротивлялась… и сохранила нетронутой большую часть своей души. Тело… что ж, если ты пойдёшь со мной, ты увидишь, что тело – всего лишь кожаный футляр, который можно поменять или выбросить за ненадобностью. Мы не задумываемся над такими пустяками. Гораздо важнее то, что у тебя внутри.

Жанна медлила. Ей очень хотелось сказать “да”, но какая-то постоянно ускользающая мысль не давала ей этого сделать. Она о чём-то забыла. О чём-то важном. О чём-то, без чего нельзя уходить.

- Ты приобретёшь гораздо больше, чем можешь себе представить, - продолжала женщина. – Изменённые способны повелевать людьми, как стадом баранов. Превращение многим дается нелегко, это правда… но ты выдержишь. Все ограничения существуют только для Младших, а ты на этой ступеньке долго не задержишься. Несколько месяцев ночной жизни ещё никому не вредили. И потом, неужели ты так любишь чеснок?

“Любишь”. Вот оно, ускользающее слово. Здесь, в этом мире, у неё оставался кто-то, кого она любила. Кто-то, без кого жизнь превращалась в серую однообразную пелену неразличимых дней. Леонид. Лёня.

- Лёня, - выдохнула Жанна одними губами.
- С ним всё будет хорошо, - сказала женщина. – Он забудет тебя, как забывал всех до сих пор. Некоторое время он поживёт один… а потом почувствует, что стареет, и голод вновь погонит его на поиски жертвы. Мне было бы жаль его, если бы он не чувствовал себя так комфортно… в своем амплуа примитивного хищника.

“Не может быть, - подумала Жанна. – Этого не может быть. Я никогда не поверю, что Лёня…”

- У него даже убить тебя не хватило смелости, - безжалостно добавила женщина. – Впрочем, как и предыдущую жертву. Она умерла здесь, в этой комнате. От старости. Ты чувствуешь запах?

“Это неправда”, - подумала Жанна и закрыла глаза.

11.

www.nighttalks.ru
Раздел: ЗНАКОМСТВА
Тема: ДЕВУШКА ИЩЕТ ДРУГА

“Девятнадцатилетняя блондинка с голубыми глазами и фигурой модели познакомится с молодым здоровым мужчиной для встреч в вечернее и ночное время. Отвечу на письма с фотографиями. Пишите мне на адрес: [email protected]”