Во имя любви
1.
Эта история началась 9-го августа 1561-го года от Рождества Христова. Погода в южной Англии стояла солнечная и жаркая, не в пример предшествующей неделе, богатой на обильные дожди. Следы ненастья - огромные лужи с темной водой - еще виднелись на лесной тропе, но уже не представляли для путника серьезной преграды . Дорога вела из Лондона к Хэмптон Корту, резиденции её королевского величества. На всем протяжении тропа была на редкость пустынна. Во многом это объяснялось тем, что большинство путешественников предпочитало добираться до Хэмптон Корта по Темзе. Шестичасовая речная прогулка была несравненно легче скачки в жестком седле сквозь клубы дорожной пыли.
Долгие часы дорогу на Хэмптон Корт топтали копыта чалого жеребца испанских кровей. Верхом на андаллусце восседал важный господин лет тридцати, с аккуратно подстриженной бородкой и длинными завитыми усами. Одежда путника была непримечательна: камзол из серого бархата, ладно сшитый амстердамскими портными, ровно обтягивал далеко не атлетическую фигуру, серебряные пуговицы служили не только в качестве застежек, но и как украшение, гармонируя с серебряной цепью на шее. Рукава камзола, расшитые мелким жемчугом, искуссно размещенным на перегибах искусственных складок, оканчивались белыми манжетами, отороченными, входившей в моду, кружевной тесьмой. Воротник камзола был отложным, без брыж и прочих изысков. Черное трико и короткие, не далее чем до середины бедра, но широкие, серые панталоны, сшитые из того же бархата, что и камзол, скрывали ноги важного господина. Высокие кожаные сапоги с изящными фигурными пряжками покоились в массивных посеребряных стременах. Голову всадника прикрывал серый бархатный берет, заколотый кокардой в виде скачущего оленя и украшенный ярким пером фазана. От пыли путника защищал короткий плащ, застегнутый на груди небольшой серебряной фибулой.
Как и полагается важному господину, всадник был вооружен. На левом боку, в специальной лопасти, расшитой жемчугом, покоился массивный палаш толедской работы, а правый бок оттягивал итальянский кинжал stocco с негнущимся трехгранным клинком. Огнестрельное оружие - голландский двуствольный пистолет с колесцовыми замками - было приторочено к луке седла. Сумка с принадлежностями для стрельбы находилась тут же, позвякивая пулями и шомполами в такт конскому шагу. Нельзя сказать, что путник был вооружен до зубов, но он мог постоять за себя. Вскоре такая возможность представилась.
Женский крик прорезал прелый воздух, эхом отражаясь между деревьев. Всадник дернул за поводья и остановился. Он попытался понять, откуда донесся голос. Вопль повторился и всякие сомнения, что дело происходит впереди по дороге, пропали. Путник тронул жеребца, галопом помчавшись на выручку даме. С каждым шагом драматическая картина происходящего вырисовывалась всё отчетливее. Крики стали перемежаться рыданиями, какими-то бессвязными фразами и звоном стали. Через мгновение появились и действующие лица.
На опушке леса, в небольшой лощине, ярдах в пятидесяти от дороги кипел жестокий бой. Трое оборванцев, одетых в грязные холщовые одежды, яростно атаковали молодого человека в бордовом охотничьем костюме. Знатное происхождение джентльмена выдавали не только ладно скроенные из тонкой кожи, прошитые золотой нитью, камзол, панталоны, перчатки и ботфорты, но и его изящная шпага с эфесом, украшенным гравировкой, и рукоятью, увенчанной драгоценным сапфиром. Левая рука молодого человека сжимала фехтовальную дагу, вдвое уступавшую шпаге по длине, но снабженную хитрыми клинколомами и кольцами для защиты от уколов. Противники джентльмена не отличались изысканностью в оружии, так же как и во всем прочем. Их тяжелые шпаги и рапиры были дешевыми, но надежными средствами ближнего боя.
Чуть в стороне от схватки, за спиной молодого человека, стояла русоволосая девушка. Она дрожала от ужаса, закрывая лицо руками, и громко плакала. Рядом с девушкой к кусту терновника были привязаны два коня, по упряжи которых можно было бесспорно судить о знатности хозяев. Сбруи из крепких кожаных ремней блестели на солнце позолоченными заклепками и исчерканными гравировкой подвесками. Яркие алые попоны несли на себе гербы владельцев.
Девушка плакала не без оснований. Несмотря на то, что фехтовал молодой человек просто отлично, ему было трудно совладать сразу с тремя противниками. Они бились не как простые мужланы, первый раз в жизни поднявшие меч, а как бывалые солдаты, привычные к жестокому ремеслу войны. Джентльмен в охотничьем костюме парировал серию стремительных выпадов, но был вынужден отступить на пару шагов, ибо враги попытались взять его в кольцо. За спиной стояли девушка и кони, дальше бежать было некуда, а силы у оборванцев будто прибавились. Один из уколов рапирой скользнул по плечу молодого человека, пронзая складки наплечного буфа. Девушка вскрикнула: через прикрывавшие лицо ладони она все же следила за ходом схватки. Молодой человек напротив был абсолютно хладнокровен, движением даги он обезоружил одного из противников, потом несколькими атаками заставил покинуть поле боя. Двое вооруженных оборванцев поддались стремительному напору джентльмена, окрыленного успехом, и немного отступили. Однако потом, подбодряя друг друга криками, собрались с силами и оттеснили противника от выбитого у товарища оружия. К несчастью, подобравший рапиру оборванец оказался прямо за спиной джентльмена и без раздумий пустил оружие в ход. Клинок стрелой рассек воздух, метя под левую лопатку молодого человека... Удар не получился. Ему помешал выстрел всадника в сером костюме.
Тяжелая круглая пуля тупо ударила в грудь оборванца с рапирой, и он, отлетев на три шага, рухнул в траву. Из огромной рваной раны хлестнула кровь и несмотря на то, что раненый не потерял сознания, подняться он больше не смог. Зато он смог закричать. И этот дикий вопль, полный боли и отчаянья, гораздо более смутил оставшихся в строю оборванцев, чем грохот внезапного выстрела. Они побежали прочь. Путь одного из оборванцев пересекся с путём всадника. Обезумевший от ужаса, думающий о спасении, поперёк которого стоит враг, оборванец вскинул шпагу, целя в живот господина в сером. Выпад был очень хорош, не будет преувеличением сказать, профессионален. Оборванец проскочил перед самой мордой жеребца и нанес удар внезапно, без большого замаха. Господина в сером спасло то, что в его руке еще дымился пистолет, причем второй ствол оказался заряжен и замок не дал осечки. Выстрелом оборванцу снесло полголовы. Несколько унций картечи – могучая сила.
На всадника покушение произвело огромное впечатление. Он сидел бледный, с крепко зажатым в руке пистолетом, даже тогда, когда молодой человек, заставив бежать в лес последнего негодяя, обратился к спасителю с речью:
Сэр, позвольте выразить вам сердечную благодарность за помощь. Хоть это и не позволительно признавать, я уже начинал сомневаться, хватит ли у меня сил сопротивляться этим разбойникам долее. Могу ли я еще как-либо засвидетельствовать вам свою признательность?
Всадник не спешил отвечать, приходя в себя от пережитого. Молодой человек мог бы обидеться, если бы в тот миг не был отвлечен спешащей к нему девушкой.
Эдуард! Милый! Эдуард! – бесконечно повторяла она, бросаясь на шею возлюбленному. Их объятия сомкнулись, губы слились в сладостном поцелуе. Слёзы, текущие из девичьих глаз, оставляли влажные следы на лице молодого человека, её длинные ногти в исступлении царапали кожаный камзол.
Спаситель вложил пистолет в седельную кобуру и спешился. Он не торопился прервать влюбленных, как можно вежливее, рассматривая их. В пылу сражения он не заметил многих важных деталей. Платье девушки явно выдавало в ней особу, приближенную к королевскому двору. Брыжевый воротник только входил в английскую моду - у нее он лежал вокруг шеи красивыми складками. Узкий кринолин, плотно сковывал и без того тонкую фигурку девушки, делая ее в талии столь же миниатюрной, сколь широкими были буфы на плечах и рукавах. Молодой человек, похоже, имел звучный титул, но явно пренебрегал последними великосветскими обычаями. Его охотничий костюм отличался практичностью, хотя не был лишен украшений в виде узорчатых позументов и пуговиц из крашеного дерева с золотым кордом. Ни манжетов, ни брыж, ни кружев молодой человек не носил. Его длинные черные волосы свободно свисали по плечам, полностью закрывая шею. Взгляд человека в сером зацепился за гербы на попонах. Три синих горизонтальных полосы на белом поле и столько же красных кругов сверху – первый. Пара золотых крыльев на красном поле – второй.
Извините, нас, сэр, - молодому человеку удалось освободиться от крепких объятий девушки. – Моя жена была очень напугана негодяями.
Не стоит извинений, милорд. Я очень рад, что смог услужить вам. Напуган я был не меньше вашей супруги.
Вы – иностранец? – заинтересованно спросил молодой человек. – Судя по произношению, из Фландрии? Ах, да, извините, я не представился. Великодушно простите эту оплошность, я совершенно разбит и постоянно говорю невпопад. Эдуард Сеймур. Если пожелаете считать меня своим другом, буду сердечно рад.
Человек в сером пожал протянутую руку.
Филип ван Хален. Курьер его высочества Вильгельма Оранского1. С радостью принимаю дружбу истинного джентльмена, милорд.
Моя жена – Катерина, - представил свою спутницу Эдуард.
Миледи, - ван Хален склонился к руке девушки и поцеловал её.
Вы направляетесь ко двору её величества, не так ли? – поинтересовался молодой человек. – Судя по вашему виду, вы проделали долгий путь из Антверпена без отдыха.
Ван Хален широко улыбнулся.
Вы, очень наблюдательны, милорд. Даже на корабле мне не удалось толком выспаться. Все плавание Ла Манш не по сезону штормило. А спешу я действительно в Хэмптон-Корт, к ее величеству. Могу ли чем служить вам?
Да, если это не будет в тягость. Видите ли, мы с женой должны ехать в разные стороны. Я отправляюсь в Довер, она – ко двору. Проклятые паписты рыскают по лесам, охотясь за душами добрых протестантов. Вы спасли нас от троих, но никто не знает: нет ли поблизости других. Я боюсь отпускать жену без сопровождения. Я бы рад служить её охраной и защитой, но ряд обстоятельств вынуждает меня избегать Хэмптон Корта. Не спрашивайте почему: это тайна. Вы уже поняли, к чему я клоню, сэр? Не могли бы вы стать на время щитом и опорой моей бедной супруги?
С превеликой радостью, милорд. Будет, с кем перемолвится словечком в дороге.
Искренне благодарен, сэр. Если потребуется моя помощь, всегда к вашим услугам. Сейчас не самая светлая полоса в моей жизни, но это ненадолго. Надеюсь, я смогу вознаградить друзей, так как они заслуживают.
Мне надо спешить. Её величество вечером устраивает смотр двору. Я обязана быть, - негромко сказала Катерина.
Да, да, конечно... – Эдуард подвел супруге коня.
Милый!
Дорогая!
Они снова обняли друг друга и слились в поцелуе. Проверив упряжь, Ван Хален залез в седло. Потом он перезарядил пистолет, последовательно отправив в стволы картечь, порох и пыжи. Взведя специальным ключом замки, Ван Хален опустил оружие в кобуру. Влюбленные с видимым трудом оторвались друг от друга. Коротко о чем-то пошептавшись, они расстались. Катерина села на коня. Эдуард остался стоять, с тоской глядя на уезжающую супругу.
Последняя просьба, сэр. Никому не рассказывайте о сегодняшнем событии. Особенно о том, что видели меня. Я понимаю, что это звучит несколько странно, позже я все вам объясню. Могу ли я рассчитывать на ваше молчание?
Несомненно. Я не из болтливых, милорд.
Отлично. Счастливого пути!
Милый я так буду скучать...
Это не надолго, дорогая.
До свидания, милорд!
Кони шагом двинулись по дороге в сторону Хэмптон Корта. Эдуард еще долго смотрел им вслед, на его глазах наворачивались слёзы.
2.
Из личного дневника научного сотрудника службы Хрононаблюдения Виктора Саулова:
“
10 августа.
Поездка прошла удачно. Я добрался до Хэмптон Корта живым и здоровым. Королева удостоила меня короткой аудиенции, приняла послание и разрешила погостить во дворце. Дела по службе я тоже завершил успешно. Резидент оказался одним из товарищей графа Лестера, добродушным молодым человеком. Мы с ним имели встречу тет-а-тет только однажды, однако поговорили по душам. Резидент торчит здесь уже третий год, с самой коронации Елизаветы2. Соскучился по родным – страшно. Хоть он и знает, что для них его командировка продолжается считанные часы, сам жутко переживает. В этом мы с ним одинаковы. Когда я увижу тебя, Светуша? И нашего дорогого Игоречка? Вы постоянно посещаете мои сны. В этом хроносрезе я каких-то восемь месяцев, а кажется будто полжизни. Наверное, это оттого, что все здесь чужое, дикое. Правильно пишут - чем глубже в прошлое, тем дольше адаптация. Психологически очень тяжело.
Девушка, с которой я познакомился при описанных выше обстоятельствах, оказалась настоящей леди, праправнучкой Генриха VII Тюдора3. Её полное имя - Екатерина Грей, родная сестра Джейн Грей4, королевы Англии. Хоть я и не специалист по Британии, но трагедию несчастной Джейн знаю. Она была вынуждена занять престол по настоянию лорда-протектора Джона Дадли сразу после смерти Эдуарда VI5. Лорд Джон вынашивал план передать корону своей семье, женив сына на Джейн. Гилфорд Дадли стал мужем королевы, но не на долго. Девять дней продолжалось правление Джейн, потом в Лондон с войсками явилась Мария Тюдор6, прозванная “Кровавой”, и новобрачная была заключена в Тауэр. На плаху Джейн отправилась следом за лордом-протектором и мужем. Когда топор отделил ее голову от шеи, бедняжке было всего шестнадцать лет7.
Судьба Екатерины Грей мне неизвестна. В учебнике о ней, насколько помню, ни слова. Теперь жалею, что сфера моих интересов всегда обрывалась за Ла Маншем. Диплом защищал по Робеспьеру8. Диссертацию писал о Колиньи9. Надо было хоть Камдена10 почитать перед дорогой. А может и не надо... Очень тяжело общаться с людьми, дата смерти которых тебе известна.
11 августа.
Екатерина выглядит несчастной, в свите королевы ее лицо самое милое и самое печальное одновременно. Если и ждет ее какая-либо радость, то явно не от Елизаветы. Эта женщина – сам дьявол. Она постоянно язвит над своими фаворитками и стравливает их друг с другом. Она не останавливается ни перед чем. Двор наполнен слухами о причастности королевы к убийству жены графа Лестера, Эми Дадли.
15 августа.
Хорошо, что меня скоро здесь не будет. Резидент сообщил, что переброс назначен на следующую неделю. Скорее бы. Даже знакомство с Робертом Дадли, графом Лестером, любовником и первым фаворитом её величества, меня не смогло развлечь. Вероятно, по здешним меркам, он чудесный человек и галантный кавалер. Судя по манерам, граф тщательно штудировал книгу Бальдассара Кастильоне “Идеальный придворный”, а фолиант “Галатео” архиепископа Джованни делла Каза Беневентского занимает почетное место в его библиотеке. Однако, Дадли не менее жесток, чем все остальные, облеченные властью. Как несколько лет назад Мария поила землю кровью протестантов, так нынче поступают с католиками. При мне повесили троих. Суд был недолог. Доводы обвиняемых граф Лестер выслушивать не склонен, он предпочитает разучивать новые танцы: сегодня это была гальярда.
От резидента узнал подробности о графе Лестере. Дадли знаком с Елизаветой Тюдор с самого раннего детства. Впервые они увиделись, когда ей было около девяти лет. Тогда же между ними зародилась любовь. Очень похоже на меня и Светика. Только у нас все сложилось счастливее. Роберту и Елизавете пришлось пройти разлуку и Тауэр, прежде чем они смогли оказаться вместе. В годы правления Марии оба, чуть было, не угодили на плаху. Да и сейчас я бы поостерегся им завидовать. То, что Елизавета никогда не выйдет замуж, я прекрасно усвоил на лекциях. Это означает одно – счастья в личной жизни ни королева, ни граф никогда не увидят.
Постоянно мучаю себя вопросом: что меня сюда понесло? Сидел бы спокойно в удобном кабинете и использовал данные от полевых агентов. Или побывал бы тут с тургруппой, как тогда, при работе над дипломом и диссертацией. Но теперь поздно, что-либо менять. Тешу себя мыслью, что монография выйдет яркой и живой. Не каждый научный сотрудник имеет возможность изучать эпоху изнутри на протяжении почти целого года.
Все больше убеждаюсь, что единственным светлым лучом в этом царстве невежества является Екатерина Грей. Её милая улыбка, хоть и появляется редко, но запоминается надолго. Эти пухлые губки, светлые волосы, длинный упрямый нос... Ей богу, живи я в этом веке, влюбился бы. Счастлив её муж. Его звали Эдуард, это я запомнил. У герольдов узнал, что герб на его попоне принадлежит графу Херефорду. Кстати, ни разу не видел его при дворе. Здесь явно какая-то тайна. Было бы интересно разобраться. Любопытство историка, что поделать. Моя монография будет об истоках Нидерландской революции, но раз уж судьба забросила меня в Британию, не подумать ли о создании еще одной книги?
18 августа
Расспросы резидента о муже Екатерины Грей дали потрясающий результат. Во-первых, Эдуард, действительно, граф Херефорд, но все уверены, что он находится во Франции с дипломатической миссией. Во-вторых, оказывается, никто здесь не подозревает, что Екатерина замужем! Её величество категорически против брака сестер Грей. Похоже, я знаю уже слишком много по местным меркам. Скорее бы домой.
“
3.
Под бесчисленным количеством несимметрично расположенных башенок, шпилей, дымоходов Хэмптон Корта располагалось около тысячи восьмисот жилых помещений, а между ними – чудесные оранжереи, наполненные клумбами с цветами и фруктовыми растениями. С южной стороны дворца протекала Темза, в этом месте - всего лишь стремительный ручей - в чистой воде которой, на виду у всех, резвились рыбы.
Жизнь в Хэмптон Корте била ключом. Слуги в голубых ливреях сновали из комнаты в комнату, раздвигая и сдвигая занавеси и пологи кроватей, разнося подносы с яствами и туалетные принадлежности. Целая армия грумов таскала тяжелые связки поленьев, складывая их у каминов, где наготове уже стояли истопники, отвечающие за отопление дворца. По длинным галереям с важным видом, помахивая жезлами – знаками занимаемой должности, расхаживали дворецкие. Они тщательно осматривали стены, мебель, примечали каждое пятнышко на ковре или гобелене. Перед обедом дворецкие провожали самых важных гостей в приемную залу, рассаживали их по местам. День и ночь в душной кухне трудились повара и поварята, готовившие свежее мясо, острые приправы и пряные сладости.
Снаружи здания тоже было отнюдь не тихо. В любое время суток под окнами слышался цокот копыт. Это посыльные развозили корреспонденцию королевы и ее гостей. Нередкостью были кортежи, сопровождавшие высших сановников государства.
По парку, разбитому в итальянском стиле, засаженному аккуратно подстриженными кустами и деревьями, прогуливались дамы. Их сопровождали несколько важных джентльменов, галантно поддерживавших своих леди под руки. Впереди шли тридцатилетняя рыжеволосая фурия и лощеный красавец с завитыми черными усами. Беседу вели на политическую тему: обсуждали возвращение Марии Стюарт в Шотландию11.
Я не потерплю прямой и явной угрозы, - за жестким тоном фурии скрывалась твердая решимость. – Пусть паписты только попробуют!
Моя королева, они не посмеют, - успокоил женщину её спутник.
Армию поведешь ты – Роберт. Я больше никому не доверяю.
Как прикажете, моя королева.
Нетрудно догадаться, что прогулку по парку возглавляли королева Англии Елизавета и её верный фаворит граф Лестер. Владычица туманного Альбиона как всегда была неотразима. Наряды являлись её страстью. Каждый день портные представляли королеве новое платье. Если оно нравилось - мастера уходили, усыпанные золотом, если нет – их больше никогда не видели при дворе. Сейчас Елизавета была одета в платье из тончайшего черного шелка, испещренного вставками из алого бархата. Поверх ткани сверкали россыпи украшений, каждое ценою в целое состояние: золотые аксельбанты, узелки, бахрома, жемчужная тесьма – всего не сочтешь. Женщина блестела, словно рассыпающийся снопами света бриллиант, оставляющий за собой теплое золотистое сияние. Граф не отставал от своей королевы. Его парчовый камзол имел цвет волос Елизаветы, вставки из первосортного атласа – её карих глаз, перевязь – ярких губ. Золото и драгоценные камни покрывали Роберта Дадли с ног до головы. Даже волосы были слегка присыпаны искрящейся пудрой. Элегантная шпага на левом боку представляла собой истинное произведение ювелирного искусства. Для того, чтобы рассмотреть все вензеля и сюжеты, выгравированные на гарде, клинке и ножнах потребовалось бы не меньше суток.
Королева повернула в сторону ближайшей цветочной оранжереи.
Как не прискорбно признавать, меня пытаются обмануть даже близкие люди. Если бы не ты, Роберт, я перестала бы вообще кому-то верить. Предательство просочилось в мою свиту.
Фраза была произнесена громко и четко. Леди заохали. Джентльмены напряглись.
Кто вас так расстроил, моя королева? Скажите, не мучайте, нас.
Елизавета подошла к кусту магнолии. Рука, унизанная изумрудными перстнями, коснулась нежных лепестков.
Цветок созрел, когда над ним вьются пчелы.
К чему такое иносказание, моя королева?
К тому, что одна леди пыталась сохранить в тайне то, чем обязана делиться со своей государыней.
Она среди нас?
Конечно. Взгляни, Роберт, кто стоит, потупив взор, и поймешь о чём речь.
О, мой бог! Катерина!
Плотная группа придворных мигом расступилась, шарахнувшись в стороны от опальной фрейлины, будто от прокаженной. На месте остались стоять бледная как смерть Катерина Грей и её спутник – посланник Вильгельма Оранского.
Верно. Скажи, милочка, ты ведь на сносях?
Королева резко сорвала цветок и демонстративно бросила его себе под ноги.
Простите меня, Ваше Величество, - Катерина рухнула на колени.
В чем дело, Ваше Величество? – недоумевающе произнес Ван Хален.
Сторонитесь её, господин посол. Она изменила своей королеве.
Да, мой друг, похоже, вам придется расстаться с очаровательной спутницей, - пояснил ситуацию граф Лестер. – Она нарушило слово, данное даже не одному, а нескольким государям.
Что она сделала?
Я вышла замуж, - гордо подняв голову, произнесла Катерина. – За Эдуарда Сеймура, графа Херефорда.
Первый шок уже прошел, и молодая женщина выглядела гордой, как никогда. В этот миг все могли видеть, как походит фрейлина на свою госпожу – тот же хищный длинный нос, сверкающие глаза и тонкое лицо. Несомненно, каждого посетила мысль, что прав на престол, у девушки ничуть не меньше, чем у её родственницы, которая его занимает. Среди семи женщин, названных в завещании Генриха VIII12, упоминалась и Катерина Грей. Её имя стояло после имени Елизаветы Тюдор, однако последнюю официально исключили из ряда престолонаследников в правление болезненного Эдуарда VI. У обеих предками были короли, обе имели царствующих сестер – Джейн – “королеву на девять дней” и Марию , прозванную “Кровавой”. Елизавету мысль о престоле вывела из себя.
В Тауэр! Немедля! А изменника Херефорда отозвать из Франции и привезти ко мне в цепях.
В Хэмптон Корте будто замерло время. Придворные не шевелились, обречено глядя на несчастную. Слов не было даже у королевы. Потом появились гвардейцы. Когда Катерину уводили прочь, она не проронила и слезинки.
4.
Из личного дневника научного сотрудника службы Хрононаблюдения Виктора Саулова:
“
20 августа.
Я не нахожу себе места. На моих глазах творится жуткая несправедливость, а я ничего не могу поделать. Только за то, что женщина посмела выйти замуж, её отправили за решетку. Уже это считается изменой. Все относятся к этому как должному. Резидент даже удивился, когда я спросил, можно ли чем-либо помочь несчастной. Он напомнил мне первую статью Кодекса Хрононаблюдения. Да, я согласен, все вмешательства опасны, нас может отсечь от основного потока, а тогда дорога домой закрыта. Из альтернативной ветви времени нет пути к моим милым Светику и Игоречку... Но, как жалко Екатерину! Всё так печально.
21 августа
При дворе будто забыли о вчерашнем инциденте, Екатерину никто не вспоминает. Хотя этих людей можно понять. Они пережили казни стольких леди и лордов, что заключение в тюрьму кажется им монаршим милосердием. Об этом недвусмысленно сказал сегодня граф Лестер, к которому я подошел, чтобы узнать о дальнейшей судьбе Екатерины. Похоже, перспективы безрадостные. Елизавета испытывает сильное давление католической партии, которая делает значительную ставку на Греев. Бедная женщина является заложницей в крупномасштабной политической игре.
Как я корю себя, что не изучил эту эпоху, пока находился на базе! Меня мучает неизвестность судьбы Екатерины. То, что она плохо кончит – несомненно. После Елизаветы правил Яков Стюарт13, а Греи навсегда сошли с политической сцены. Скоро возвращаться домой, но я никогда не забуду светлого облика, постоянной грусти в томных очах, тонких нежных пальцев... Если, вернувшись, узнаю, что её отправили на плаху, то не знаю, что сделаю. В груди всё клокочет.
Я предполагал, что мне будет трудно расстаться с ней. Но надеялся, что увижу счастье прекрасной дамы в объятиях графа Херефорда, и благородно удалюсь прочь. Ведь у меня есть Светик и Игорёк... Теперь всё изменилось. Её лик и днём и ночью преследует меня, бессилие гнетет мою истерзанную душу, ощущение нечеловеческого горя не дает спокойно спать.
22 августа
Резидент сказал, что переброс откладывается на три дня. Это сообщение для меня как нож в сердце – жить здесь больше нет сил.
Я узнал, где содержат Екатерину. Она заключена в башне Бошана, в тех самых покоях, где нашел последнее пристанище Гилфорд Дадли, муж Джейн Грей. Здесь многое должно напоминать ей о сестре. Как, вероятно, мучается несчастная!
Если я раньше думал, что сумасшествие приходит незаметно, и только по косым взглядам окружающих можно определить, что с тобой не всё в порядке, то теперь уверен – это не так. Безумие туманит мой разум, и я это прекрасно осознаю. Что-то во мне перевернулось, что-то сломалось. Я страстно хочу хотя бы увидеть Екатерину перед отъездом. Мне надо убедиться, что с ней всё в порядке и она перенесет все невзгоды. Знаю, это полная глупость. Кто она мне? Случайная знакомая, при этом имеющая любящего мужа и сама в него влюбленная по уши. А я желаю свидания с ней. Разве это не безумие?
23 августа
Сегодня я сделал самую большую ошибку в моей жизни. Простите, Светик и Игорёк. Не знаю, к чему меня это приведёт...
Графу Лестеру доставили двенадцать бочек вина, изготовленного из бонского, анжуйского, амбуазского и орлеанского сортов винограда. По-моему, он говорил, что это личный подарок Екатерины Медичи14. Неважно. Мы хорошо выпили, и граф стал клясться в вечной любви ко мне и к Вильгельму Оранскому. Он совершенно не контролировал себя, выражался любезно, но сбивчиво. Я воспользовался ситуацией и попросил подписать одну бумагу. Он незамедлительно это сделал. Через несколько минут граф отключился.
Я вписал в бумагу приказ об освобождении Екатерины Грей. Уверен, с его подписью это более чем весомый документ, комендант Тауэра не сможет меня остановить. Мы сразу отправимся в Довер или Ричборо, а оттуда на континент. Во Франции я вручу Екатерину её законному супругу и... Что делать дальше, ума не приложу. Одна надежда, что флюктуации окажутся несильными, и поток самостабилизируется.
А если появится альтернативная ветвь? Тогда мне никогда более не увидеть Светика, никогда не носить на плечах Игорька, а резиденту никогда не обнимать своих любимых... Да, что говорить – все сотрудники Хрононаблюдения в этом временном срезе застрянут навечно.
Стоит ли того судьба одной несчастной женщины? Самой прекрасной женщины на свете? Не знаю... Не знаю... Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...Не знаю...
“
5.
Скудный свет, падавший на стол из маленького зарешеченного окошка, не давал возможности разглядеть буквы. Женщина передвинула свечу поближе. Она прочитала строки, начертанные ровным почерком на полях Библии.
“
Я послала тебе, моя добрая сестра Катерина, эту книгу потому, что хоть она и не заключена в золотой переплет, но дороже самых драгоценных камней. Это, дорогая сестра, книга законов Господних: Его Завет и Последняя Воля, которые он даровал нам, чтобы вести по пути вечной радости, и если ты прочтешь её с добрыми помыслами, а затем со страстным желанием последуешь ей, она введет тебя в бессмертие и вечную жизнь.
Она научит тебя жить и научит тебя умирать... Книга даст тебе гораздо больше, нежели земельный надел твоего отца, ибо если Господь пожелает, он дарует тебе Свои земли. Она способна вручить такие богатства, которые никто не сможет забрать у тебя, которые вор не сможет похитить, и которым ничто не сможет повредить. Когда смерть коснется меня, возрадуйся как я, и будь уверена, поверженная, я остаюсь не поверженной, ибо убеждена, что, теряя земную жизнь, обретаю бессмертное целомудрие. Моли Господа даровать тебе и ниспослать на тебя счастье жить в любви...
Прощай, добрая сестра, доверься во всем Господу, единственному, кто всегда заботится о тебе.
Твоя любящая сестра, Джейн Дадли.
”15
Слёзы медленно потекли по щекам. Прозрачными адамантами они закапали на черный бархатный подол. Прошло восемь лет, а рана ещё болела.
Раздался скрежет засовов. Со скрипом отворилась массивная дубовая дверь. На пороге стоял толстый тюремщик, сержант башни Бошана.
Миледи, к вам гость!
Что? Так внезапно? Я не готова его принять.
Женщина вспомнила о распущенных волосах, покрасневших глазах и помятом платье. Кто бы там ни был, но принцесса королевской крови должна всегда выглядеть достойно.
Он очень торопится, миледи.
Кто же это?
Отодвинув тюремщика в сторону, в комнате появился Ван Хален. Он выглядел очень возбужденным. Ботфорты и длинный дорожный плащ были забрызганы грязью. По вискам гостя струился пот, левая рука крепко сжимала навершие, висящего у бедра, палаша.
Оставь нас, - велел тюремщику Ван Хален. – Миледи, мне было трудно это сделать, но я всё же решился.
На что, сэр Филип?
Увидеть вас.
Зачем? Общаться с государственной изменницей опасно. Или вас послала Елизавета? – с надеждой в голосе спросила женщина.
Нет, королева ни о чем не ведает. Я пришел сюда по собственному желанию , миледи.
Очень рада видеть вас, сэр Филип. Но то что вы совершили, безумство. Елизавета без сомнения будет в гневе, если обо всём узнает. Статус посланника вряд ли послужит надежной защитой.
Мне это хорошо известно. Но я не мог уехать, не проведав ту, о ком обещал заботиться её мужу. С вами достойно обращаются? Как ваше здоровье?
Стараюсь держаться. Я в отчаянье, но что-либо изменить не в моих силах. Елизавета не отвечает на мои письма. Вы были при дворе. Что там говорят?
Увы, миледи, ничего. Королева не желает даже слышать о вас. Но не падайте духом, возможно спасение уже рядом. Граф Лестер...
Ван Хален прервался на полуслове, его лицо исказила гримаса страдания.
Что с графом, сэр Филип?
Извините, миледи, я сейчас не в самом лучшем расположении духа. Я знаю нечто... Я могу совершить поступок... Боюсь, мне потом сильно придется о нём сожалеть.
Тогда – остановитесь. Что бы это ни было, я не желаю, чтобы беда коснулась и вас.
Жалели ли вы, миледи, что вышли замуж за лорда Сеймура, вопреки государственным интересам? Что вы чувствовали, когда шли под венец, зная, какая реакция на этот брак будет у королевы?
Трудный вопрос, сэр Филип... Нет, я никогда не жалела, что мы обвенчаны с Эдуардом. Он такой чудесный! Минута с ним стоит целой жизни в одиночестве. Слёзы – это от телесных слабостей. Душа по-прежнему полна света и тепла. Господь соединил нас на небесах, и никто не в силах разорвать священные узы. Никто, понимаете? Ни один король или королева. Стены Тауэра могут разлучить наши губы, но им не совладать с нашей любовью.
Катерина сияла. Грусть будто смыло с её лица. Сейчас это была не узница, а истинная королева.
Вы – божественны, миледи, - Ван Хален упал на колени перед Катериной. – Я не могу позволить такому совершенству страдать в заточении.
Молчите! Ничего более не говорите, сэр Филип! Стены имеют уши, и вы находитесь на самом краю пропасти.
Я уже провалился в неё.
Ван Хален достал дрожащей рукой бумажный свиток. Внезапно, снаружи послышались крики, топот копыт и шум отворяемых ворот.
О, боже! Что это?
Кажется, привезли очередного узника, миледи, - Ван Хален, поднявшись с колен, посмотрел в окно.
Кто он?
Уступив место у окна женщине, Ван Хален нервно затеребил свиток.
О, нет! – Катерина отшатнулась от окна. – Это Эдуард! Они схватили его!
Неужели, правда? – Ван Хален снова выглянул наружу. – Да, это он. Его повели в Белую Башню. Печально...
Зато теперь мы скоро увидимся. Я так соскучилась!
Миледи, я не рассчитывал, что так быстро пленят вашего супруга. Увы, вывести из Тауэра обоих, врядли смогу. Но лично вас...
Нет, сэр Филип! Я всё поняла, но ничего не надо! Господь позаботится о нас. Он уже внял моим мольбам - любимый теперь рядом. Скоро с Божьей помощью восторжествует справедливость. Мы будем на свободе, я верю в это!
Миледи... – Ван Хален припал к её руке. – Если бы вы знали...
Молчите! Я не потерплю, чтобы кто-то расплачивался за моё счастье. Всё будет хорошо, вот увидите, сэр Филип. Мы еще станцуем гальярду.
Катерина нежно поцеловала Ван Халена в лоб. Потом она забрала свиток из его руки. Пламя лизнуло плотную бумагу, огонь заиграл желтоватыми языками. Ван Хален заплакал.
ЭПИЛОГ
Из “Истории Англии эпохи Возрождения” Виктора Саулова:
“
Она провела в Тауэре семь долгих лет. Там Екатерина родила Эдуарда, а затем Томаса, двух милых мальчуганов, от рождения лишенных свободы. До появления на свет второго отпрыска, муж всё время был рядом с нею. Затем жестокая королева разлучила влюбленных. Она не желала, чтобы Греи плодились и размножались. Граф с детьми были отправлены под домашний арест в дом Сеймуров. Екатерину оставили в Тауэре. Напрасно муж и жена писали слёзные письма жестокосердой государыне. Елизавета была непреклонна. Узница больше никогда не увидела ни Эдуарда, ни детей. Она разделила горькую судьбу многих, кого уничтожили во имя государственных интересов. Катерина умерла от туберкулеза 27 января 1568 г. в возрасте двадцати семи лет.
“