Все тянулось уже неделю.
Большой стол темного дерева, недавно – оплот и ось мира, а нынче – лишь имя и только, еще угрюмо нашептывал о том, что помнилось, грезилось, мнилось, но что было – прошло. Шторы не раздвигали. Теперь – даже и в полдень. Солнце, если день стоял ясный, прокрадывалось сквозь две так и не заштопанные дыры, робко проходилось по оттиснутым на обоях деревьям, отзванивало о приземистое граненое блюдо и пряталось в пыльном углу.