1.

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? Ей осталось жить несколько дней... Нет, уже не успеть изучить, понять, проникнуть в суть микромира ненавистных ему плазмы, лимфы, лейкоцитов, костного мозга... Он никогда не любил медицину, ненавидел больничные палаты, больничный халат вызывал в нём чувство страха смерти, а анализы... Он любил путешествовать, растворять, рассеивать в пространстве свои мысли и чувства, перемещать их на сотни тысяч километров, смешивать с запахом звёзд... Любил камни, любил биение их атомных решёток, рождающих холодные и тёплые рисунки на полированной, зеркальной поверхности. И ещё любил эту хрупкую, большеглазую девчонку...

Лейкемия — какое липкое, мокрое слово...

Почему ей выпал билет умереть?...

В каждом минерале заключены жизнь и смерть... У каждого человека есть свой камень...

Да... нужно составить программу поиска минерала... у него есть три дня...

2.

Виктория с интересом окинула взглядом сухонькую, подвижную фигурку седоватого ментора школы. Невозмутимо встретила ответный въедливый взгляд, который не показался ей неприятным. В его въедливости была стерильность и аккуратность руки матёрого хирурга, осторожно проникающего к нужному органу.

— Виктория Бойко, штатный корреспондент газеты "21-й век", — представилась она.
— Донов Павел Сергеевич, к вашим услугам, — он вежливо улыбнулся слегка склонив голову.
— Я несколько раз пыталась вам звонить. Хотела договориться о встрече.
— Да, мне передали... Пройдёмте в нашу беседку, там никто не помешает. Не обещаю ответить на все вопросы, но... чем смогу, помогу.

Во дворе старенького здания школы оказалась уютная, со вкусом выстроенная беседка, уже обжитая диким плющом. Донов указал на одну из скамеек вокруг круглого столика. Сел напротив.

— Ну-с, приступим к беседе, милая барышня, спрашивайте.
— Павел Сергеевич, о вашей школе я уже наслышана. Ваши ученики — люди необычные. У них редкий, уникальный талант: чувствовать суть вещей и мыслить этими чувствами. Их разум не владеет логикой в нашем понимании. Наши желания и стремления им непонятны. Некоторые ваши последователи, ученики вашей школы могут в своём воображении создать программу изменения течения времени, или перемещать свой разум в пространстве. Могут своё воображение представить в виде кода программы желания. Ваша школа помогает многое понять: как рождается запах родниковой воды; как зёрнышко хлорофилла выбирает нужный квант света, чтобы его энергией питать новые атомы жизни; как силой воображения передать импульс своего разума кончику луча света, совершить на нём путешествие, войти в микромир Вселенной, где по мудрой и точно задуманной программе материализуется любое желание, без всяких посредников и торговых фирм. Во общем, люди рассказывают о вас всякие легенды и небылицы.
— Да... люди — они такие.
— Мне хотелось бы точнее понять философию вашей школы. Ничего, если я включу диктофон?
— Ничего. Мысль произнесённая всегда отличается от изложенной на бумаге. Что касается философии нашей школы... м-м-м... я могу уже отвечать?
— Да, пожалуйста.

Донов мягко усмехнулся, выражая вежливую снисходительность и понимание. Легонько, словно подбирая ноты, стал постукивать пальцами по столику.

— Всякая точка зрения, тем более философия мировоззрения, создаёт много проблем. — Он скосил глаза в сторону, словно проверяя орфографию мысли. — Стандартов в понимании сути вещей нет и, видимо, быть не может. Дело в том, что... м-м-м... в моей школе нет единой на всех философии. У каждого моего ученика она своя.
— Вот как? — для Виктории ответ Донова был неожиданным и она спешно перестраивала порядок подготовленных вопросов. — Тогда... тогда, Павел Сергеевич, изложите свою. Вы же ментор, и ваши ученики неизбежно перенимают что-то от вас.
— Да, конечно, что-то перенимают... да... Виктория... м-м-м... я хочу сделать маленькую поправку... уточнение... Суть менторства не в том, чтобы передать кому-то собственные догмы, правила, теории. Ментор ищет способ совершенствовать себя и себе подобных за счёт интегрального объединения умений людей что-то создавать, творить, изобретать, понимать. Для меня совершенно неважно, что мой ученик умеет делать: печь хлеб или определять оптимальную скорость вращения активного ядра в молекулах белковых ферментов. Моя цель — помочь моим ученикам понять умения других, перенять полезное для себя и довести своё умение до абсолютного совершенства. Разум и чувства — это две разных личности в одном человеке, они должны объединиться в достижении цели. Если уж две лошади тянут одну телегу, то пусть тянут в одну сторону.
— Вы хотите сказать, что чувственное и логическое восприятие мира могут серьёзно противоречить друг другу?
— М-м-м... Виктория, тут надо проявить осторожность... Противоречий в природе не существует. Есть разные коды одной и той же информации, и есть установленные правила её расшифровки. Если искусственно раздражать сетчатку глаза слабым электрическим током, то зрительный центр коры головного мозга создаёт картинку яркой вспышки света, которого в действительности нет. То же самое будет, если, — прошу извинить, — дать по затылку палкой. — Донов сожалеюще вздохнул. — Физика воздействия разная, а результат один. Мы видим свет, которого нет. Что же по этому поводу говорит ваша логика?
— В учебнике по физиологии есть научное объяснение всему, что вы сказали.
— М-да... — он перестал постукивать пальцами, рассеянно скользнул глазами по сторонам. — Конечно, если есть учебник... А если его нет? Мне всегда хотелось иметь собственное понимание всего, что вижу и чувствую. Вот ведь какое дело, Виктория... Научные объяснения для нас с вами делают другие люди... Химик Бор, например, создал научную теорию планетарной модели атома, человечество долго пользовалось этой моделью, а модель эта ничего общего с реальностью не имела. Конечно, научные ошибки закономерны, когда под рукой имеем не то, что нужно, а делаем из того, что имеем.

Донов вздохнул без особого сожаления, скорее по привычке.

— Да-с... Выбор строительного материала и программа строительства — две чаши весов гармонии... Как вы думаете, какой строительный материал задействован в вашей жизни?
— Я не очень понимаю вопрос. Вы хотите сказать: из чего возникает жизнь?
— Нет-нет... Это вопрос из учебника биохимии... Я о другом. Мы с вами, Виктория, вернулись в начало беседы... м-да... Хотел без философии обойтись — не вышло. Виноват, обмишурился.
— Павел Сергеевич, — Виктория улыбнулась. — Я свой вопрос не снимаю. Виноваты — исправляйтесь.
— Да, да... — Донов примирительно кивнул, улыбнулся в ответ. — Я всё исправлю...

На секунду он задумался.

— У Бальзака время — это строительный материал... "соразмеряй свои желания со своей жизнью"... Шагреневая кожа — символ переменной объёма человеческой жизни. В принципе, эту мысль можно развить так: каждый из нас намертво впечатан в программу времени, для каждого она своя и выпасть из неё нельзя. Каждое колёсико, каждый винтик должен быть на своём месте. Можно на десятки лет впасть в летаргический сон, замедлить работу счётчика жизни, но... вы проснулись, и в считанные дни наверстали упущенное. Можно один год прожить сверхактивной жизнью, сделать работу, которая по вселенской программе требует полвека, и стать дряхлым стариком. В любой программе, в любом событии, в любом процессе возможны варианты, но... увы, Виктория, на каждый вариант — своё время. И здесь уже никаких вариантов.
— Павел Сергеевич, я понимаю, что время — это не только движение стрелки часов. Но после вашего объяснения... — она дипломатично расширила глаза, — стало ещё более непонятно.

Донов развёл руками.

— Могу утешить. Многие не знают и не понимают, как и почему двигаются стрелки электронных или механических часов.
— И всё таки, Павел Сергеевич. Как его пощупать, попробовать это время?
— Это не сложно, но проблема есть. Каждое знание вы получаете через органы чувств. Нужно создать в себе новый... м-м-м... скажем, виртуальный орган, чувствующий время, его объём, структуру, плотность, ритм и течение.
— Павел Сергеевич... Я должна понимать это как философскую шутку?
— Н-ну... я старался отвечать на ваши вопросы. Язык наш не настолько богат, чтобы построить из старых понятий новое строение. Виктория, даю честное слово, чувство юмора у меня не развито. А чувствовать время — это трагедия разума. Однозначно...

Донов опять развёл руками, сожалеюще вздохнул, посмотрел ей в глаза.

— Наверное, лишняя трагедия человечеству ни к чему... Мне так кажется.

3.

В палату к Алисе торопливо вошла мама. Доктор в полголоса объяснял ей на ходу:

— Явная стабилизация. Сами не можем понять. Ошибки быть не могло... уровень лейкоцитов и общее состояние... Невероятно... Ей значительно лучше. Думаю, через два дня она сможет ходить...

Мама села у её кровати, жадно всматривалась в лицо дочери, в проступающий, слабый румянец на бледных щеках.

— Алиса, девочка моя... А что это? — с удивлением заметила в руке Алисы какой-то предмет, похожий на камень.
— Это мой талисман.
— Что? Какой талисман? Откуда?
— С Марса.
— Откуда?...
— Я же сказала: с Марса.

Мама посмотрела на доктора. Тот пожал плечами.

— А... кто же тебе его принёс, Алисочка?
— Лёшка, из двадцатой квартиры.
— Лёшка? Этот ненормальный? Ты что, Алиса, дружишь с ним? Что между вами общего? Тебе четырнадцать, а ему двадцать пять!
— Не двадцать пять, а двадцать три. А мне через два месяца пятнадцать. И никакой он не ненормальный...

4.

Вызванный следователь зашёл в двадцатую квартиру, задал несколько вопросов участковому, записал фамилии понятых. Долго смотрел на человека, застывшего на диване.

Он был стар... Нет, он был жутко стар. Иссохшая мумия с паклями волос. Следователь осмотрел его тело, тщательно обыскал.

В его карманах он нашёл горстку мелочи, грязный носовой платок, спички, мятую пачку "Золотой Явы" и бурый ноздреватый камень — кусок марсианского грунта.