Чалый звездолёт, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов. Это был классический частный торговец: раздолбанный, собранный из кусков других кораблей, обязанный рассыпаться при первом же переходе на форсаж, но, вопреки всем законам физики, уверенно бороздящий просторы большого космоса. После слияния Торговой Лиги и “Старлайт Корпорейшн” и последовавшей монополизации торговых перевозок между Цивилизованными Мирами, купить новый грузовой корабль для частного торговца стало просто нереально. Выкручивались как могли…

- Карамба, шеф! – навигатор подпрыгнул в антигравитационном кресле, словно ужаленный. – Транспортная инспекция!
- … дерьмо… говнюки… мать…!

В тираде, которую выдал капитан торговца, не покраснев, можно было выслушать только эти три слова.

- Дадут пожизненное. С конфискацией. – убито произнёс второй пилот.

Капитан отставил челюсть и сморщился. Это был битый жизнью, гнутый перегрузками и прокалённый звёздами волк – щетинистый, жёсткий и прямой, как проржавелый гвоздь. Решение он принял в доли секунды.

- Отстреливай грузовые отсеки!

Навигатор сжал губы в тонкую полосу, плечи его напряглись. Второй пилот словно бы потускнел, враз превратившись из человека в манекен, безвольно сложивший руки на пульте.

- Но там же эти… депортанты…
- Они знали, на что шли, когда отказались от Резервации. – нижняя челюсть капитана тяжело перемалывала слова. - Свобода или смерть…
- Но капитан…
- Отстреливай!!!

Руки второго пилота ожили и заплясали по клавишам.

Танец смерти.

Ещё одна группа уродов не попадёт из точки А в точку Б.

Ничего неожиданного. До Ранкора мало кто добирается.

… Ранкор-четыре, он же Пандемониум. Единственный из миров, способный приютить депортантов. Сумасшедшая планета, с температурными перепадами 70-80 градусов за сутки, с гравитацией в полтора раза превышающей норму, с повышенной влажностью, с повышенным радиоактивным фоном. Настоящий Ад. И настоящий дом.

Уродливое место для уродов.

Через какое-то время все депортанты начинают грезить о Ранкоре. Немногие пытаются до него добраться. Из этих немногих добиваются своего единицы. И там, за проржавелыми стволами старого космического линкора, уныло болтающегося на орбите, обретают свободу. Согбенные высоким притяжением, промерзающие насквозь ночью и сжигаемые дн`м, они считают, что это лучше чем чуть более благоустроенная Резервация.

Фанатики. Бунтари.

Конечно, объединённый флот Цивилизованных Миров запросто мог бы уничтожить линкор, этот реликт древних войн, и превратить Ранкор в пустыню… но это слишком дорого. Поэтому у депортанов всё ещё есть альтернатива: Резервация, смерть или Пандемониум.

Если предложить такую альтернативу нормальному, он просто покрутит пальцем у виска…

Меня депортировали из общества в 16 лет. Я хорошо помню тот день.

Шли занятия в колледже, мой закадычный приятель Хамура Киото делал доклад о причинах снижения экспорта продовольствия в Миры Фронтира, когда появились инспектора. Два офицера в стерильных комбезах и боевой андроид с тяжёлой огневой подвеской. Стандартная тройка, выезжающая на захват депортанта. Когда они вошли в класс, стало тихо. Очень тихо. Было слышно, как учащённо застучали сердца.

Кто? Кто из нас?! В ком проснулось ЭТО?

- Встать!

Старший инспектор произнёс это в пустоту, и все остались сидеть. Кроме меня. Не знаю, что за сила была во взгляде этого человека: его глаза словно накололи меня двумя стальными пиками и уверенно вздёрнули над столом. Класс разом выдохнул - словно грудь была одна на всех. Рядом скрипнула обшивка кресла, вечный двоечник Котяра, регулярно списывавший у меня результаты тестов, отодвинулся, словно боясь подхватить кожную инфекцию.

После Бунта Мутантов у людей возник новый страх, новая фобия, которая затмила все расовые и религиозные предрассудки. Страх перед Нелюдьми. Не знаю, почему я не удивился, узнав, что мутант. Наверное, был слишком ошеломлен. В голове стало пустым-пусто, и мир начал стал плавиться и крошиться, теряя реальность. Я словно попал в страшный сон, состоящий из бесконечного падения в пустоту, когда желание скорой развязки и страх перед ней свиваются в единый тугой узел.

Мутант. Я мутант!

… Большая часть явных мутантов была уничтожена при подавлении Бунтов. Их расстреляли, сожгли, раскромсали в лабораториях. Однако, война между нормальными и ненормальными на этом не закончилась. Потерпев поражение в открытом противостоянии, мутанты продолжали вести борьбу за выживание. Изменившиеся гены оказались достаточно сильны, чтобы всплывать во втором, третьем, пятом, восьмом колене. Власти большинства миров ввели обязательное генетическое обследование для всех семейных пар, но и это не помогло. Мутации стали “дремать”. Принцип “просыпающихся” мутаций до сих пор находится за гранью понимания учёных. Просто в один прекрасный момент человек который был абсолютно нормальным вдруг начинает меняться, точно всё это время был куколкой, внутри которой зреет Нелюдь. И тогда за ним приходит инспекция.

Сначала мутантов уничтожали. Но с появлением “спящих” мутантов, в обществе взыграла гуманность. “Как можно убивать человека, только за то, что он болен?”. “Как это можно: ещё вчера человек был законопослушным гражданином, платил налоги, работал на государство… и вдруг неожиданно для всех и в том числе для себя, превратился в его врага?”. От таких вопросов-лозунгов недалеко и до мысли о том, что “мутанты тоже люди, только другие”! А это уже попахивало очередными политическими кампаниями за предоставление мутантам гражданских прав и интеграцию их в общество. Несколько серьёзных акций гуманистов, когда мутации проснулись в известных людях и популярных звёздах шоу-бизнеса привели к необходимости принимать иные меры.

Психология толпы примитивна, если убрать предмет, вызывающий ажиотаж с глаз долой, она очень быстро переключается на что-то ещё. Мутантов перестали убивать. Истребление “пробудившихся” было заменено на принудительную депортацию. Отловленных инспекцией “оборотней” транспортировали в специальные Резервации – изолированные купола, находящиеся под плотной охраной войск и наблюдением учёных. И гуманисты успокоились.

С глаз долой из сердца вон.

Считалось, что в Резервациях мутанты будут доживать свой век, не вступая в контакты с людьми, но на самом деле всё конечно было не так.

Мне не дали проститься с семьей и близкими. Родители, как вводится в таких случаях, получили уведомление о депортации сына, компенсацию от правительства за моральные страдания, а также были направлены на принудительную стерилизацию. Стерилизация тоже компенсировалась: правительство предоставляло возможность семье на льготных условиях усыновить ребенка из государственного интерната.

Санобработка и тестовые пробы в лабораториях инспекции длились две недели. За это время у меня не открылся третий глаз, не появилась способность левитировать, не выросли щупальца или дополнительные конечности. Я ощущал себя абсолютно нормальным. Но с актом о депортации не поспоришь.

Люди вокруг всегда были облачены в защитные скафандры, а при медицинских процедурах и осмотрах в обязательном порядке присутствовали вооружённые охранники. Мало ли что взбредёт в голову депортанту? Тем более, что никто толком не знает, чем набита эта голова. Со мной особо не церемонились. Например, чтобы иметь образцы ткани, мне ампутировали палец на ноге. Спать давали не более двух-трёх часов. Испытывали на сопротивляемость электричеству, перепадам давления, радиации. С мутантами только так и можно – методом проб и ошибок. На все тесты я дал отрицательные показания – никаких особых способностей, никакого эксклюзива.

Нормальный мутант. Смешно? Ни капли.

К концу обследования я уже мечтал, чтобы меня, наконец, забросили в Резервацию.

- Топай урод! Врата Ада открыты! – закованный в броню охранник двинул мне ребристым стволом бластера в спину, подталкивая к бесшумно разъехавшимся створкам ворот.

Я сделал несколько шагов, и врата захлопнулись, навсегда отрезав меня от прошлого.

Всё.

Я мутант в обители мутантов.

Меня встречали. Два нелепых существа уверенно топали к воротам расхлябанной походкой завсегдатаев злачных мест. Первый – гигант почти в восемь футов ростов с узким, словно сдавленным лицом и глазами, посаженными так близко, что они почти сливаются в один, точно у мифического циклопа. Второй – настоящий ящер, чешуйчастый, приземистый, с длинным гибким хвостом.

Странно, но особого страха у меня не было. Говорят, в Резервациях мутанты пожирают друг друга? Значит, всё закончится быстро.

- Хех… мельчает народец снаружи-то. – произнёс циклоп.

Голос у него был под стать внешности, уродливый и страшный. Типичный мутант-страхолюдина. Немудрено, что их загоняют в Резервации. Их? Или уже нас?

Огромные толстые пальцы протянулись к моему лицу. Я шатнулся было назад, но чешуйчатый уродец с неестественной быстротой скользнул мне за спину и толкнул навстречу циклопу. Пальцы стиснули подбородок, словно тиски. Нижняя часть лица тут же онемела от шока. Циклоп медленно покачал моей головой из стороны в сторону, словно придирчивый покупатель, оценивающий товар.

- Ты выглядишь нормальным. Царапина говорит, что ты даже пахнешь, как абсолютно нормальный.

Чешуйчатый скрипнул у меня за плечом. Когда это он успел что-то сказать?

- В последнее время они ловят наших прежде, чем изменения хоть как-то проявят себя. Постоянные принудительные тесты… маскироваться уже не удаётся.

Пальцы разжались. Я был уверен, что на подбородке остались два здоровых синяка. Этот громила, кажется, даже не осознавал, насколько он силён.

- Ну что, Царапина. Отведём новенького к Темучину, или сразу бросим его Диким? Мне он кажется совсем бесполезным.
- Кто такой Темучин? Он здешний… главный?

Циклоп распялил толстые губы в ухмылке. Зубы у него были вполне человеческие, а я, признаться, ожидал увидеть настоящую пасть.

- Здесь нет главных. Есть только полезные и бесполезные. Темучин отделяет зёрна от плевел. Полезных от бесполезных. Полезные остаются при нём. Бесполезные уходят к Диким. Так что, Царапина? Дадим новичку шанс?

Чешуйчатый ничего не сказал, даже головой не качнул. Но циклоп вдруг гулко рассмеялся.

- Не знаю, чем он тебе приглянулся. По мне – обычный нормал. Ну да ладно. Идём к Темучину.

И мы пошли. Это было самое странное путешествие в моей жизни. До того, как стать депортантом, я не раз смотрел исторические хроники и видел разрушенные города и брошенные колонии. Но наблюдать остовы цивилизации с экрана стереовизора – одно. Изнутри всё смотрится совершенно иначе. Мёртвые утёсы домов, щурящиеся провалами выбитых окон. Зазубрины стен, цепляющиеся за металлические каркасы, торчащие из земли тонкими костлявыми пальцами. Змеящиеся тут и там – по стенам, асфальту, пластику - трещины. Полуоторванные листы облицовочных щитов, словно заусеницы на коже мёртвого города.

Всё не стерильно, не аккуратно, небезопасно.

Всё жутко.

И не совсем мёртво.

Жизнь пробивается в этих развалинах, точно пятна плесени. Вот там окна затянуты какой-то прозрачной блестящей плёнкой, и в них даже есть неровный дёргающийся свет. А здесь натянуты какие-то нелепые верёвки, на которых болтается тряпьё. Ещё дальше торчат металлические шесты, подпирающие скособочившееся цилиндрическое сооружение, не давая ему упасть. Из сооружения доносятся глухие звуки, точно там кто-то есть.

- Да, там кое-кто есть. Это жилище Радара. То, что ты видишь, - бывший водяной резервуар и там внутри чудесное эхо. Старику Радару очень нравится слушать эхо. – неожиданно пробасил Циклоп. – Он бесполезный, но мы не гоним его к Диким. Пусть себе живёт.

На пути нам встретилось несколько обитателей Резервации, и я понял, что моё восприятие уже пресытилось гротескными картинами этого уродливого мира. Я не удивлялся и не пугался. Этот мир не разбирался на части. Все они, кривые, изогнутые, изломанные, складывались в единый орнамент. Здесь был хаос, но хаос какой-то… упорядоченный. Если вырвать, например, вон того горбатого уродца с хвостом и перенести его в нормальный мир, он будет казаться кляксой, плевком, карикатурой. Здесь же, на мёртвых улицах мёртвого города, он вполне уместен.

- Пришли, новенький. Сейчас ты познакомишься с папочкой.

Темучин оказался невысоким и плотным азиатом с плоским лицом, гладким, точно у девочки. Он рассматривал меня, склонив голову на плечо. Узкие чёрные глаза блестели, похожие на две маслины. Он выглядел абсолютно нормальным, однако остальные мутанты, и в их числе циклоп с человеком-ящером относились к нему едва ли не с благоговением.

В отличие от них, Темучин был одет не в тряпье, но во вполне приличный комбинезон пилота. На мизинце его даже блестело незамысловатое кольцо.

- Таких молодых нам еще не поступало. Кто ты?
- Меня зовут Джейсон Патрик.
- Имя не важно. – Темучин улыбнулся.

Губы у него были тонкие, а жёстко очерченный рот изобличал волю.

- Я спрашиваю кто ты по своему внутреннему содержанию. Подойди.

Я сделал несмелый шаг навстречу. Циклоп любезно подтолкнул меняв спину, и от этого тычка я пролетел через всю комнату, точно от хорошего пинка.

- Руку. – приказал Темучин.

Ладонь у него была маленькая, но сухая и твёрдая, точно вырезанная из дерева. Когда он стиснул мои пальцы, я едва не вскрикнул от неожиданной боли. А потом я почувствовал нестерпимый жар во всём теле. Кровь заклокотала в жилах, виски сжало раскалёнными тисками, во рту стало горячо и солоно…

- Что вы… со мной делаете?!
- Ускоряю твое созревание, Джейсон. – тихо ответил Темучин. - Поздравляю… ты мутант, получивший не уродство, но бонус. Ты полезен. Ты - доплер.
- Что? – голова была объята пламенем, меня корчило в параксизмах боли, и я ничего не понимал.
- Доплер. Двойник. Ты наделен талантом мимикрии. Ты можешь скопировать любое живое существо. Это уникально. Я о таких почти и не слышал… Унесите его, пусть придёт в себя.

Последнюю фразу я уловил краем уха, уже проваливаясь в небытие.

… Наверное, в генах мутантов есть что-то и отголоски генетической памяти. Переход из мира нормальных людей в мир уродов был до странного лёгким. Не было депрессии, боли и горечи потери. Не было отчаяния по поводу несбывшихся желаний и рухнувших планов на будущее.

Странно. Как будто я ждал, что это со мной случится. А может всё дело в том, что я доплер – существо с бесконечным количеством обликов, способное приспособиться к любым условиям.

В общем, я очень быстро освоился в Резервации.

Это был довольно большой комплекс из нескольких кварталов, обнесённых по периметру оградой и постами с вооружённой охраной. Часть кварталов находилась под контролем Темучина и его “полезных” мутантов. В другой части обитали Дикие: уроды, калеки, полузвери. Истинный смысл Резервации в том, чтобы мутанты дрались за выживание. Потому как слишком мало воздуха, слишком мало еды и воды, слишком мало места.

Периодически нормальными здесь снимались демонстрационные фильмы о нелюдях, которые транслировали государственные каналы. Это действовало остужающе на иных умников, ратующих за то, чтобы позволить мутантам жить в обществе на равных. Позволить? Кому? Вот этим клыкастым, уродливым тварям, не умеющим уживаться даже друг с другом?! Да вы что?!

Полезные мутанты жили чем-то вроде общины, управляемой Темучином. Они сотрудничали с охраной, отлавливая Диких и поставляя их медикам и учёным для опытов. Они поддерживали определённый порядок, не позволяя Диким устраивать массовые побоища при раздаче пищи. Они даже убирали и чистили свои территории, поддерживая видимость убогой мутантской цивилизации. Охранники насмешливо называли их “санитарами”.

Быть “санитаром” не значило иметь неприкосновенность. Периодически для поведения различных опытов и тестов забирали и “полезных” мутантов. Темучин безропотно отдавал своих “подданых”, не пытаясь спорить, упрашивать, умолять. Иногда “сырьё” возвращали, чаще – нет. Те, кого возвращали, почти все имели ампутированные конечности, трепанированные черепа, удалённые части мозга. Медицина шагнула очень далеко, но, обращаясь с мутантами, медики словно нарочно вели себя, как ярые вивисекторы. Как сказал Темучин – это для того, чтобы мы поняли, кто мы есть.

Живой мусор.

Некоторых мутантов, наделённых особыми способносятми – телепатов, эсперов, пирокинетиков – забирали для нужд внутренних органов. Это было самое страшное, что могло приключиться. Мутанты не могли служить в спецслужбах. Служили их тела: искалеченные, измочаленные, тела. Растерзанные ошметки плоти, лишенные разума и воли, разобранные на составные части, которые впихивались в поддерживающие жизнедеятельность агрегаты.

Полезные биомашины, лишённые всего. Даже права умереть.

Раз в два-три месяца в Резервации проводилась Охота. Охрана нелегально договаривалась с истосковавшимися по развлечениям богачами, они тайно прибывали на Новую Луну (все Резервации строились на месте бывших колоний и исключительно на спутниках), получали вооружение, “лицензию на отстрел”, садились на флайера и начинали гонять над разбитыми дряхлыми кварталами, паля во всё, что движется. На этот период на весь купол распространялось специальное энергетическое поле, подавлявшее телепатические возможности, а все наблюдательные камеры, висящие над улицами на гравитационных подвесках, отключались во избежание утечки информации.

Охота представляла собой игру на выживание, в которой мутанты могли использовать только быстроту, ловкость и умение маскироваться. Как правило, отстреливали Диких. Темучин каким-то образом всегда знал об охоте заранее и успевал предупредить нас об опасности. Скорее всего, его информировала охрана.

Я познакомился здесь со многими очень странными созданиями – Мягкотелым Сэмом, жутким спрутообразным созданием; циклопом-Полифемом, наделённым невероятной силой (имя ему дал Темучин); ящером Царапиной, способным двигаться с потрясающей скоростью; Слепой Дженни – старухой, умеющей воспламенять предметы усилием воли … Но самыми странными созданиями здесь были нуль-шишиги: “сёстры” Линда, Барби и Стейси.

Кто они, не мог толком объяснить даже Темучин. По его словам выходило, что нуль-шишиги здесь были всегда.

- Они не мутанты. Они домовые – без улыбки говорил он - Домовые нашего безумного времени и нашего безумного места. Охрана про них даже ничего не слышала. Они ведь и не живы в обычном понимании этого слова. Шишиги существуют сразу в нескольких измерениях. Мне кажется, это последствия неудачного эксперимента военных с квазибиологическими формами жизни, после которого Новая Луна превратилась в пустыню… не знаю, почему они меня любят и слушают. Может быть за то, что я дал им имена.

Шишиги обитали в чёрных дырах. Или сами были чёрными дырами.

Смотришь, и в углу сгущаются тени, образуя чернильную кляксу. А потом эта клякса начинает перемещаться, что-то лопоча и булькая. Или исчезает в одном месте, чтобы возникнуть в другом. Нуль-транспортировка. Я несколько раз прислушивался к лопотанию созданий: шишиги постоянно жаловались. Звёзды остывали, Вселенная расширялась, мёртвых планет становилось больше, астероидные пояса делались гуще… ни смысла, ни последовательности в этих жалобах не было.

Со временем я просто перестал замечать их, как и все остальные, кроме Темучина. Он относился к “сёстрам”, точно к пушистым игривым котятам.

… Так шли дни, недели, месяцы. И все кончилось в тот день, когда мы не заговорили с Темучином о надеждах.

- Скажи мне, это правда, что иногда Резервации, не вызывающие никаких нареканий у надзорных комиссий могут быть депортированы еще раз… на Пандемониум.
- Я смотрю, ты начал интересоваться фольклором Резервации.

Темучин медленно протёр тряпкой одну из своих “ваз” (мутанты прилежно искали для него в развалинах уцелевшие лабораторные колбы, битые бутылки, осколки посуды - всё это он любовно размещал на полках и каждый день аккуратно протирал от пыли) и только после этого обернулся ко мне.

- Это миф. Сказка. Ложная надежда. Мы даже не сами её придумали, это сделали они… те кто за периметром. Даже мутанты должны во что-то верить. У них должна быть своя религия. Это очень важный момент в управлении Резервациями. Психология – очень тонкая вещь. Вы учили её в колледже?
- Нет, у меня другая специальность… была.
- Всё обстоит довольно просто. Когда нет надежды, исчезает страх потери. Труднее всего управлять тем, кто не боится терять. Поэтому тот, кто хочет удержать в руках власть обязан внушать надежды. Иначе никак. Иначе бунты, мятежи, революции. Когда нет надежды, пропадает желание чего-то ждать – даже смерти… Потому-то нормальные не пытаются уничтожить Пандемониум. Потому они и пускают слухи о депортации “хороших” мутантов на свободу…
- А если допустить, что это правда?
- Не будь глупцом!

От его неожиданного крика, я даже вздрогнул, а Полифем, дремавший у окна, подскочил, словно подброшенный пружиной и начал дико озираться по сторонам.

- Не будь глупцом! - глаза Темучина потемнели от гнева и сузились ещё более. – Неужели ты не понимаешь, что для нормалов хороший мутант – мёртвый мутант?! Свобода для таких, как мы? Для ИНЫХ? Ерунда! Пандемониум существует, потому что мы должны мечтать о нём. Должны хотя бы видеть свободу где-то вдалеке… и не пытаться добиться её здесь и сейчас! Я в своё время знакомился с историей Резерваций. До того, как Ранкор-4 превратился в оплот мятежных мутантов, почти ежегодно в Резервациях вспыхивали бунты. Мутанты нападали на учёных, пытались штурмовать периметры, устраивали массовые самоубийства, повреждая оболочку куполов. Они боролись за свободу, потому что не было надежд! не было мифов! не было страха потери! и не было желания ждать!

Собственная речь зажгла Темучина. Он метался по комнате, отчаянно жестикулировал, резко останавливался и выкрикивал фразы мне в лицо, точно обвинения. И я вдруг почувствовал себя предателем. Как будто одно только желание поверить поставило меня против Темучина и его народа… теперь уже моего народа…

Циклоп недоумённо переводил взгляд с Темучина на меня и молчал. По-моему, он даже дышать перестал, чтобы не привлекать к себе внимание.

- Знаешь ли ты, что через два года после того, как некто Октавиан и группа мутантов, сбежавших во время депортации на конвойном челноке, случайно обнаружила на орбите заброшенной планеты законсервированный линкор и объявила о независимом поселении депортантов, процент волнений в Резервациях снизился почти вдвое. Через три года – бунты и мятежи стали единичными случаями. За последние 10 лет не было ни одного случая восстания в Резервациях! Так просто контролировать того, кто надеется! Тысячи лет назад в Древнем Риме была создана христианская религия – религия нищих и рабов. Религия, основанная исключительно на надежде. Прошло не так много времени и великие правители прошлого поняли, как много это значит, - уметь дать людям надежду. И церковь стала одной из ветвей власти. Власти не только над телом, но и над душой…

Темучин ещё долго говорил. Вернее кричал. Его раскосые глаза блестели, маленькие твёрдые ладони рубили воздух, а “вазы”-колбы позвякивали в такт быстрым хаотичным шагам. Мы слушали. Даже нуль-шишиги прекратили своё бесконечное кудахтанье. Темучин жестоко и безжалостно убил мою нелепую, полуоформившуюся надежду вырваться отсюда. Потом расчленил её на части и растоптал.

Он был страшен в этот момент. Страшно убедителен.

Но закончилась тирада нашего вождя очень странно.

Темучин замолчал, остановившись у окна, долго смотрел на улицу, а потом обернулся и отрывисто сказал:

- А теперь идём. Я покажу тебе то, на что надеюсь я. Полифем, открой нам ход в подвал.

- Что это? – прошептал я.
- Кто это? – мягко поправил меня Темучин. – Это Малыш. Я подобрал его четыре года назад и вырастил. О нём почти никто ничего не знает. Я даже прооперировал его, чтобы удалить эмкан.
- Эмкан?
- Да, датчик контроля за жизнедеятельностью организма, по которому информация о том, жив ли ещё тот или иной мутант поступает к охране. Такой датчик есть у всех – в том числе и у тебя. Если ничего не изменилось, они вживили его тебе в позвоночник, так что если попытаешься удалить без специального медицинского оборудования, будешь парализован. Как Малыш. Раньше эмканы зашивали в мягкие ткани организма, но мутанты слишком уверенно кромсали себя, избавляясь от этих штук. Просто так, в знак протеста.
- Если ты знал, что его парализует, то зачем?..
- Помнишь, о чём мы говорили наверху? Я надеялся. Его дар дал мне надежду…

Существо лежащее у наших ног вяло зашевелилось. Меня едва не стошнило. Из всех мутантов Резервации этот был самым омерзительным – сплошная масса рыхлой белёсой плоти, источающей омерзительное зловоние. Посреди этой амёбы торчало крохотное, почти кукольное лицо с взглядом, лишённым осмысленности. Две пустые стекляшки. Присмотревшись, я понял, что глаза затянуты белёсыми бельмами. Существо было слепо.

С разных сторон к мутанту тянулись шланги и провода, тонувшие в медузообразной туше и уходящие противоположными концами в различные ёмкости.

- Приходится не только поддерживать жизнедятельность Малыша, но и выводить из его организма шлаки и… отходы – пояснил Темучин. – Сам бы он давно утонул в собственных экскрементах.
- И это… надежда? Зачем ты его мучаешь? Мне кажется, он хотел бы умереть.
- То, что ты видишь, не просто безвольная, бессмысленная и омерзительная масса человеческой плоти. Это живой генератор! Через несколько недель… всего несколько недель! Малыш дозреет и сможет дать мощное энтропийное поле, способное накрыть пару кварталов! В пределах этого поля не будет действовать ни один механизм, ни одно электронное устройство, не выстрелит ни одно оружие. Мы останемся на равных с нормалами!

В голосе Темучина звучала трубная медь и угроза.

Он рассказывал мне не просто о своей надежде. Он рассказывал об орудии возмездия, которое ухитрился создать под бдительным надзором учёных и солдат.

Я уже говорил, что привык к Резервации. Не мог привыкнуть только к одному – к тому, что не было искусственного освещения и приходилось пользоваться живым огнём. Меня смущал рваный, дёрганный свет, который дают факелы и лампы, изготовленные поселенцами Резервации. Это что-то… совсем древнее и архаичное. Пламя не столько освещает, сколько борется с тьмой. Отбрасывает её прочь, а она снова накатывает, тени мельтешат, наползают снова и снова, а мрак в углах ещё больше сгущается, превращаясь в живые чёрные дыры навроде шишиг. Лицо Темучина, татуированное тенями, мне показалось маской демона. Демона войны.

Этот демон уже предвкушал возвращение в родную стихию. И он явно определил мне место в своих кровавых планах.

- Когда я накрою этим охотников, мы… Впрочем, об этом мы поговорим чуть позже. Не здесь.

… Я был рад, когда мы выбрались из подвала…

Я был мокр, как мышь. Рубашка намокла, под мышками и на шее образовались пятна, глаза щипало и жгло. Я устал и хотел спать. И даже мысль о том, что мне придется убить трёх-четырёх, людей больше не сидела в мозгу зазубренной гноящейся занозой.

После того, как Темучин показал мне Малыша, он уже не уходил от меня ни на шаг. Он открыл мне глаза на многие вещи. Рассказал о том, о чём я и не догадывался. Показал истинные лица людей… мутантов, которые меня окружали.

Они все были фанатиками! Он сделал их такими! Непоколебимая воля и уверенность, которую он источал, связала их и превратила в надёжных и неколеблющихся соратников! Боже, он готовил революцию!

Сначала план Темучина показался мне совершенно бредовым. Потом я увидел в нём рациональное зерно. Ещё через какое-то время мне показалось, что что-то может получиться. Затем я, наконец, поверил. Темучин отнял у меня надежду, он же мне её и вернул, но уже – новую. Бунтарскую…

- Ещё раз!
- Темучин, мы проиграли ситуацию уже двенадцать раз подряд.
- Еще раз!!!

Кулак Темучина стукнул по столу с неожиданной силой. В его азиатских глазах плясали бесы – бесы крови и фанатизма. Я только сейчас понял истинную сущность некоронованного короля Резервации. Понял, на чём по-настоящему держится его власть. Раскрывать истинный смысл мутаций и поддерживать порядок, это одно… Темучин был гораздо сложнее и больше. Он заставлял нас верить. Причём, давал не дешевую надежду, но истинную уверенность и жажду действий. Он излучал надежность и убивал сомнения. Его харизме нельзя было противостоять. Он как свеча мотыльков притягивал к себе сильных духом, и они должны были либо сгореть в его пламени, либо очиститься.

Мутант-вождь.

- … Десять метров по коридору. Потом налево. Подняться по лестнице. Если охрана пропустит – пройти и вывести за собой из строя гидравлику дверей. Если попытаются задержать – убить. После этого…
- … Помни, Протей, всё время в движении. Ни на секунду не останавливайся. Всегда бегом. У тебя будет менее трёх минут.

“Я ненавижу, когда меня называют Протеем. Я – Джейсон Патрик!”

Молчу. Нуль-шишиги кудахтают, огорчённые тем, что белые карлики столь велики.

- Никакой суеты, никакой паники. Действуй как механизм – отточенно, чётко и слаженно. Убивай не колеблясь. Стреляй в живот или грудь, не пытайся целиться в голову. На них всё равно не будет энергетической защиты, поэтому бластер поможет тебе легко проложить дорогу. Не оглядывайся и не бойся выстрелов в спину. Только вперёд. У тебя есть цель и ты должен до неё дойти. После того, как регулирующие стержни будут вынуты, реактор сдохнет, и база на какое-то время останется без энергии, мы атакуем… и утопим периметр в крови.
- Это будет побег или бойня? – тихо спросил я.
- И то, и другое. – жёстко ответил Темучин, глядя мне прямо в глаза. - Мы не сможем попасть на взлётную площадку, минуя бараки. Наши эсперы и телепаты всё равно не смогут накрыть всех охранников. Нам придётся убивать, чтобы пройти.
- Свобода всегда оплачивалась кровью. – неожиданно прогудел циклоп. – Поэтому она так ценна.

Это были не его слова. Темучин вложил их в голову Полифема.

- До следующей охоты ты будешь тренировать своё искусство перевоплощения. Я не знаю, сколько времени нам даст Малыш и сколько времени потребуется охране, чтобы подоспеть на помощь охотникам. Возможно – очень мало. Ты же должен будешь не только точно скопировать одного из них, но и переодеться… Давай ещё раз!
- Охота будет еще неизвестно когда. Сколько раз ты будешь спрашивать меня о деталях, Темучин?
- Сотни. Ещё раз.

Я рассказал. Потом ещё раз и ещё.

Потом я показывал, как быстро могу бегать.

Потом учился держать бластер (кусок трубы) и целиться. Учился бежать и целиться на бегу. Учился быстро, не колеблясь, вскидывать бластер и сгибать указательный палец, реагируя на появление в поле зрения любой тени.

Я много чего делал. Бегал с задержкой дыхания – на тот случай, если отсеки периметра будут изолированы.

Разрабатывал пальцы на старой, раздолбанной, ни к чему не пристёгнутой клавиатуре, чтобы за несколько секунд запустить программу деактивации реактора.

Чешуйчатый Царапина научил меня, как надо атаковать без оружия и бить – жестоко, быстро и бескомпромиссно. Точечные атаки в максимально уязвимые зоны. В пах, горло, глаза, под мышку. Прямые тычки пальцами, короткие грубые пинки, рубящие удары по переносице и кадыку. Все грязные приемы, требующие точности, собранности и жестокости. Больше всего, конечно, жестокости. У меня не хватит сил, чтобы обезоружить сразу двоих охранников в карантинном отсеке. Поэтому я должен буду вывести их из строя мгновенно.

Я учился использовать свой талант, открытый Темучином. Каждый день, по несколько раз, едва не теряя сознание от боли в деформирующихся мускулах, перестраивающихся хрящах, растягиваемых жилах.

Мне многое открылось. Темучин не просто отделял полезных мутантов от бесполезных. Он выбирал тех из нас, кого можно было превратить в оружие. Все думали, что это нужно ему, чтобы поддерживать свою власть в Резервации. Охрана ничего не имела против, потому что эту власть Темучин использовал для обеспечения порядка и для сотрудничества с нормалами. Но он всегда старался, чтобы им доставались плевела, а ему зёрна. Темучин точил и точил мутантское оружие, готовясь с его-нашей помощью проложить нам путь к Пандемониуму. К свободе.

И я тоже был оружием: многофункциональным, жестоким и коварным.

На третью неделю тренировок я спросил Темучина, откуда он так хорошо знает, как происходит охота, сколько и где охраны, каково расположение секций охраняемого периметра. Он пристально посмотрел на меня снизу вверх своими узкими, блестящими глазами и ответил:

- Я устраивал первые охоты в этой Резервации. Поэтому меня здесь знали задолго до депортации – по обе стороны периметра. Доставляя меня сюда охранники даже спорили, через сколько минут погаснет мой эмкан.

Он помолчал, улыбнулся и добавил:

- Никто не выиграл. Жалко я не мог ничего поставить…

Нормальные не зря ненавидели мутантов. Иной раз бурная пляска генов давала неоспоримое преимущество над обычными людьми – в силе, быстроте, реакции. Исказив нейтронные цепи мутация давала уникальные способности – телепатия, пирокинез. Вот откуда шли легенды о великих магах и колдунах, о чудовищах, оборотнях и вампирах. О Других. И вот откуда такое отчаянное неприятие людьми тех, кому природой дано больше.

Основное количество мутаций, конечно, не дает особых преимуществ, но в одном случае из трёх мутант получает неоспоримый бонус. Что и с какой целью готовила природа, создавая человека и пряча в его теле столь неожиданные сюрпризы? Вопрос без ответа…

Видя, как тяжеленные кулаки Циклопа расшибают гермошлемы охотников; как Царапина размытым пятном метается между грохнувшимися флайерами, одним ударом когтистой лапы вспарывая людей от горла до пряжки ремня; как Мягкотелый Сэм давит их в своих железных объятиях, круша рёбра, я понимал причину ненависти нормальных к депортантам.

Они нас боялись. А страх всегда порождает ненависть.

Всё было кончено в течение нескольких минут.

Малыш создал энтропийное поле, антигравы отрубились, и охотники посыпались на улицы Резервации, точно перезревшие виноградины. Азартные крики сменились воплями страха, а затем - стонами и предсмертными хрипами. Мы атаковали их со всех сторон.

Темучин очень придирчиво отделял зёрна от плевел. Его солдаты были сильны, быстры и невероятно опасны. Без бластеров и автоматов у нормальных не было и шанса. Нескольких наших все же достали ударами ножей, но это были ничтожные царапины. Мы же размазали их по земле. Передушили и выпотрошили.

Жестоко и страшно.

- Ну же, давай! – возбуждённо приказал Темучин, сверкая глазами. – Мы должны уже уходить, пока не подоспела охрана. Если хоть кого-то из моих людей здесь заметят - всё пропало. Нападение нужно списать на Диких, чтобы выгадать время!
- В кого из них?

Я не дрался (Темучин не пустил), но дышал тяжело и хрипло, заглатывая разреженный воздух атмосферы, точно вытащенная на берег рыба.

Атмосфера этой стремительной и жестокой бойни, напитанная адреналином и запахом крови душила.

- Этот! – Темучин ткнул на труп рослого детины с квадратной челюстью и пронзительно-голубыми стекляшками вместо глаз. - Его зовут Жан-Карло, он один из офицеров безопасности. Здоровяк и молчун. То, что надо! Эй, Раптор, Корочун! Снимайте с него костюм, быстро!

Костюм сняли. Я приложил руку к лицу Жан-Клода – ещё теплому – и сконцентрировался. Трансформация всегда требовала физического контакта, хотя бы непродолжительного. Не знаю, почему. Просто так взглянув на объект скопировать его не удавалось. Мышцы застонали, выворачиваясь наизнанку. Вытягивающийся позвоночник прошило огненной спицей. Из носа потекла тонкая струйка крови – перестраивалась переносица. Я застонал и рухнул на колени.

- Быстрее, быстрее! – торопил Темучин. – Скоро Малыш не выдержит и отключится, и тогда наблюдательные камеры оживут! Натягивайте на него костюм.
- Но босс, он еще не…
- Натягивайте!

Меня впихнули в костюм. Нахлобучили на голову шлем.

- Линда! – позвал Темучин.

Нуль-шишига вынырнула из чёрной дыры, точно чёртик из коробочки, что-то лопоча, сокрушаясь, кажется, на сей раз о расширении Вселенной. Шишиг всегда мучали исключительно глобальные вопросы.

- Береги и веди его! И молчи! Молчи, пока снова не увидишь меня. Ты это сможешь?

Бесформенное хлипкое тельце затряслось. Так она кивала. Затем нуль-шишига прыгнула ко мне, улеглась на грудь и растеклась по телу чёрной пленкой. Мой личный ангел-хранитель.

- Кажется, всё. Мы надеемся на тебя, Протей. И прежде, чем уйти…

Темучин кивнул Царапине. Чешуйчатый тенью проплыл по воздуху, очутился рядом, коротко примерился и взмахнул лапой. Металлоткань костюма лопнула, и я взвыл от боли, чувствуя, как острые когти скользят вдоль рёбер.

- Крови будет достаточно, но никакого особого вреда. Они поверят. – деловито пообещал полуящер.
- Почему вы не предупредили меня? – прошипел я.
- Так надо. – жёстко ответил Темучин. - Линда сдержит кровотечение до их прихода. Потом времени у тебя будет не так много, чтобы ослабеть от потери крови. Мы успеем. Мы всё рассчитали. Уходим!

Они несли меня на руках и сыпали проклятиями.

- Твари! Ублюдки! Надо устроить глобальную зачистку всей этой дыры.
- А как теперь быть с “туристами”? Если кто-то узнает о том, что здесь устраивалась охота…
- А никак! Трупы сожжём. Никаких улик, никаких намёков на то, что богатые мешки вообще прилетали сюда. Никто ничего не узнает.
- Темучин заплатит за это! Поганый царёк не может держать своих уродов под контролем.
- Жан-Поль, держись. Осталось немного!
- Да он без сознания, он не слышит тебя!
- Чёрт, сколько крови!

Карантинный отсек.

Темучин был прав, сюда помещали любого, кто входил в физическое соприкосновение с мутантами. Не снимая с меня костюма, охранники протопали из дезинфекционного предбанника и сдали меня на руки двум медикам в стерильных комбезах. Кроме этих двух в отсеке находились два мрачных молчаливых типа с бластерами. Обещанная охрана.

- Поверить в это не могу. – снимая шлем, бубнил медик. - Мутанты напали на охотников! Неслыханно.
- А что ты хотел? Смысл охоты в том, что дичь опасна и способна нападать. Только это даёт настоящий адреналин! Чёрт, застёжка не поддаётся. Костюм придется разрезать. Дай скальпель. Вот так.

Вот так. Вскинувшаяся ладонь бьет по горлу, с хрустом разбивая кадык. Другая рука выхватывает скальпель и вбивает его в переносицу второму медику. Этого я не репетировал, но получилось очень быстро и чётко. Царапина долго и старательно приучал меня к жестокости. Вся Резервация учила меня жестокости! Это были первые убийства в моей жизни, но я выполнил их на удивление блестяще. Я ведь не человек. Я мутант!

Вот так!

Охранники в шоке. Короткая и жестокая расправа над медиками заставила их оцепенеть на секунду. Когда они опомнились и начали медленно задирать стволы своих бластеров, я уже был рядом. Темучин говорил, что по уставу бронестекла шлемов будут опущены, поэтому бить придется в пах и по корпусу. Но мне повезло. У обоих шлема были открыты.

Первому “вилка” из пальцев вошла прямо в глаза. Это очень непросто – одним точным коротким ударом лишить человека зрения. Ужасно непросто. Глаза - один из самых опекаемых органов человека, поэтому даже не фиксируемое взглядом движение по направлению к ним заставляет человека как-то защищаться, вскидывать руки, уклоняться. Полсантиметра в сторону – и глаз будет не уничтожен, а только травмирован. Конечно, и этого может быть достаточно – шок, слёзы, временная слепота… но Царапина научил меня не промахиваться.

Вот так! Второму охраннику я пинком раздробил коленную чашечку, сбил с ног и добил, прыгнув коленями на голову. Шея сломалась как прутик.

Так!

… максимально жестоко и быстро...

Рукопашный бой давно уже перестал быть составляющей частью нынешнего военного искусства. Слишком много техники, слишком убийственное оружие. Как видно – зря.

- Линда?

Чёрная дыра появилась в углу комнаты, сместилась к её дверям. Замки с щёлканьем открылись. Да, Темучин знал, кого давать в провожатые.

Я выскочил наружу и побежал, как бегал в Резервации, размахивая куском трубы вскидывая и направляя его на выскакивающих тут и там мутантов. Оказывается, бегать в трущобах Резервации было проще. Больше препятствий, больше потайных мест, да и мутанты лучше маскируются.

Вскидывать бластер и стрелять пришлось трижды. В живот или в грудь, потому что в голову можно промахнуться. Нуль-шишига металась рядом, превращая в груды металла и пластика камеры наблюдения, замки, детекторы и датчики. Она парила в своём собственном квазипространстве, и пожирала всю эту дорогую, сверхсложную технику, как пряники. Разбушевавшийся домовой двадцать третьего века. Никогда не поверил бы в этот бред, если бы не видел.

… Когда я пытаюсь вспомнить все это, картина рисуется мне короткими рваными линиями. Бег. Распахивающиеся зевы дверей. Коридоры. Мёртвый бледный свет. Тяжёлое дыхание. Ступени. Снова двери. Бег. Мишень. Выстрел. Бег. Прыжок через корчащееся обугленное тело. Ступени. Беги, Джейсон, беги…

Как и предупреждал Темучин, периметр достраивали и модернизировали, поэтому маршрут был несколько изменён. Но реактор никто переносить не собирался, поэтому промахнуться мы не могли. И не промахнулись. В контрольной комнате стрелять пришлось пять раз. Воздух наполнился вонью палёного мяса и эманациями боли. К этому времени уже по всему периметру выли сирены, сверкали аварийные лампы, неслись крики.

А затем мы закоротили реактор и на какое-то время всё стихло.

Аварийные генераторы стали подавать энергию на наиболее важные объекты жизнеобеспечения через полминуты, но к этому времени две другие нуль-шишиги уже прыгали по приборам, лопоча, бормоча и повизгивая от восторга. Какой пир!

Ещё через пару минут Темучин и его войско грудью пошли на баррикады. Ярость и ненависть против страха и отвращения; клыки и когти против бластеров и пулеметов. Нелюди против людей. Рабы против хозяев.

Темучин не обманул, это был и побег, и бойня. Мутанты брали реванш.

- …Отстреливай!!!

Руки второго пилота ожили и заплясали по клавишам.

Танец смерти.

- Остановитесь!
- Что? Питер, чёрт подери, что это значит?!

Капитан отвесил челюсть, глядя в направленное на него чёрное дуло бластера.

- Мы не будем отстреливать грузовые отсеки. И не будем останавливаться для инспекции. Есть время, мы успеем сделать прыжок.
- Ты с ума сошёл, прыгать в стороне от Путевых Осей. Мы промахнёмся, и нас размажет по всему космосу.
- Шансы есть - один к четырём. Это не так мало.

Я учился на навигатора до того, как стать депортантом. Я знал, что говорю.

- Питер!
- Он не Питер. Его зовут Протей. Питера мы на всякий случай пригласили коротать время в нашей компании. Так, страховка. Тебе придется довериться нашему молодому другу, Грейвс.

Темучин в сопровождении Царапины и Полифема вошёл в капитанскую рубку и остановился, скрестив руки на груди - бесстрастный, как Будда. У циклопа теперь не было руки, но от этого он казался ещё более страшным. Царапину очень сильно обожгло во время штурма периметра, но он успешно регенерировал повреждённые ткани.

- Я мог бы догадаться… Кевин, ты же знаешь, как делаются дела. Уговор был совсем иной!…
- Я уже не Кевин. Все зовут меня Темучин. И я изменил правила ведения дел, Грейвс. Не забывай, я теперь мутант. Не мешай нам, и у тебя будет столько же шансов выжить, сколько у всех остальных.
- Прроклятье! – капитан добавил к этому ругательству ещё несколько куда более ярких. - Зачем я связался с шайкой чёртовых депортантов?!

Как и у многих мутантов, у Темучина была жизнь до депортации. И, судя по тому, что я узнал, это была чертовски увлекательная жизнь. Он прыгал от звезды к звезде, занимался контрабандой, азартными играми, был частным торговцем, делал высадки на зачумлённые планеты. У него было много связей, сомнительных друзей и денег, всё ещё разбросанных по разным банкам обитаемых миров на разные имена. На некоторые из вкладов даже набежали немалые проценты.

В теневом мире отношение к мутантам несколько иное, нежели везде. Его ведь тоже составляют своего рода мутанты общества – только социальные. Благодаря Темучину ближайшее же злачное место поглотило нас, пережевало и выплюнуло за пределы той звёздной системы на чахлом грузовом звездолётике под командованием капитана Грейвса, частного торговца по документам и матёрого контрабандиста по жизни.

- У нас и вправду получится, Протей?

“Не называй меня Протей… Кевин”. Вслух я сказал другое.

- Шансы есть. – я вяло улыбнулся. – Даже больше, чем во время побега.
- Тогда прыгаем!

У нас получилось. Было бы несправедливо, если бы после восстания в Резервации, когда погиб каждый второй мутант, прыжок не удался… Через двое суток мы уже видели на экранах растущий серо-зелёный диск Ранкора-четыре.

Пандемониум. Дом и свобода!

- Внимание! Внимание! Независимая территория Пандемониум запрашивает грузовой корабль без опознавательных огней. Немедленно обеспечьте аудио-визуальный контакт!
- Говорит независимый трейдер “Саркон”, порт приписки Малая Кассиопея. Запрос принят. Выходим на ваш канал.
- Немедленно прекратите сближение с орбитой. Бортовые орудия нашего линкора нацелены на вас. Если корабль не прекратит движение, мы аннигилируем его. Второго предупреждения не будет.
- Мы беглецы, вырвавшиеся из Резервации на Новой Луне. Просим убежища и защиты.
- Новая Луна? – механический голос, доносящийся из динамиков, дрогнул. - Чёрт! Бойня, которую там устроили, наделала шумихи! Пандемониум рад приветствовать освободившихся братьев. Остановите корабль, загружайтесь в посадочные модули и идите на стыковку с Большим Папочкой. Трейдер же “Саркон” должен покинуть пределы нашей звёздной системы в течение 15 минут после стыковки. Или будет ликвидирован. Это стандартная процедура, необходимая для обеспечения безопасности.
- Ну вот и все, Грейвс. – устало сказал Темучин. - Мы отчаливаем. Я надеюсь, ты не будешь чинить нам препятствий?
- Идите к дьяволу, ублюдки! Вы разорили меня! Ты знаешь, сколько составляет штраф за неисполнение требований транспортной инспекции?! Я потеряю корабль!
- Я знаю, сколько заплатил тебе. Это намного перекрывает все твои расходы, старик. Счастливо.
- Счастливо. Надеюсь, больше никогда не увижу твою плоскую рожу.
- Не увидишь.

Большой Папочка, он же военный линкор флота Земной Империи, созданный порядка двухсот лет назад, был огромен и мрачен. Точно средневековый замок, сорванный с места, и заброшенный в космос. Тяжелая броня, огромные жерла аннигиляторов и дезинтеграторов. Сотни антенн, локаторов, радаров, словно щупальца, готовые схватить добычу. Линкор походил на исполинское металлическое чудовище, затаившееся на орбите в ожидании жертвы. Он действительно давал иллюзию безопасности.

Но так выглядело всё только снаружи.

- И это обеспечивает защиту Пандемониума? – горько улыбаясь, спросил Темучин.
- Да. Тяжёлые орудия у нас можно сказать для красоты. – капитан линкора, мелкий старикашка с длинными обезьяньими руками и фасеточными, точно у стрекозы, глазами каркающе рассмеялся.

На борту линкора, способного вместить маленькую армию было всего семь членов экипажа. Просто немыслимо, что всё это силы обороны планеты, объявившей вооружённый нейтралитет всему миру! Планеты, куда сбегают преследуемые всеми мутанты!

- Восемь лет назад мы демонтировали и спустили на планету реактор, чтобы иметь возможность выжить. С тех пор Большой Папочка – это всего лишь огромное пугало для нормалов. Энергии едва хватает для систем жизнеобеспечения.

Мы переглянулись.

Темучин вдруг сгорбился и тяжело опустился в кресло. Его гладкое лицо вдруг сразу одрябло и постарело. Я физически ощутил волну усталости, накатившую на нашего лидера.

- Значит, всё ещё хуже, чем я думал. Все гораздо хуже… Сволочи! Манипуляторы! Но мы всё исправим.
- О чём ты, босс? – осторожно поинтересовался Полифем.

Темучин просто махнул рукой, приказывая ему заткнуться. Я никогда не видел его таким подавленным.

- Скажите, кэп, если поотключать все лишние системы и направить энергию на маршевые двигатели корабля, мы сможем его развернуть и снять с орбиты?
- Теоретически – да, но на это никто не пойдёт. Большой Папочка – наш единственный щит против вторжения нормалов.

Темучин выпрямился. Внутри него словно развернулась невидимая пружина. Король Резервации вновь обрёл свою твёрдость и железную уверенность.

- Мы пойдём! – в голосе Темучина звенел и высекал искры металл. - Мы развернём линкор, направим его на Ранкор и уничтожим Пандемониум! Уничтожим эту фальшивую обитель свободы!
- Ублюдок! – взвизгнул капитан. - Агент нормалов! Трево…

Бластер с шипением проделал в нём дыру. Сверкнувший луч отразился в фасеточных глазах, и мутант рухнул к ногам Темучина, дёргаясь в конвульсиях.

- Босс… – тупо прошептал циклоп.

Царапина дёрнулся, но замер под прицелом ребристого, даже не подрагивающего дула.

Мир снова, как когда-то в колледже завертелся передо мной, распадаясь на части. Стены контрольной рубки вдруг сузились, превратившись в титановую ловушку. Если Темучин предатель, то как… то зачем…

- Все сохраняйте спокойствие.
- Предатель!
- Ты и в самом деле агент нормалов? – медленно спросил я.

Темучин медленно покачал головой.

- Слишком сложно… Джейсон… мой мальчик. Слишком сложно. Ход для бульварного романа. Я не предатель. Я мутант, такой же, как ты или любой другой из нас.
- Тогда… зачем?
- Надежда, Джейсон. Всё дело в надежде. Помнишь, мы разговаривали об этом. Пандемониуму позволили возникнуть, чтобы мы имели надежду! Он столп религии для мутантов: религии терпеливых забитых рабов, на которых ставят опыты, которых режут в лабораториях, превращая в биомашины, на которых охотятся. Мы выкорчуем этот столп! Убьём веру во вторую депортацию, удерживающую нас от бунтов и восстаний. Убьём страх в своих братьях. Заставим их сражаться! Мы должны бороться, потому что настоящая свобода рождается только в борьбе! Вся история человечества – это история нескончаемой борьбы. Мы - мутанты, но мы ещё и люди. И нам негоже отказываться от святого права драться! Поэтому, к черту фальшивый рай!
- Нас слишком мало. Мы никогда не сможем победить. Ты не можешь этого не знать.
- Я знаю. Джейсон. Знаю! Ни одно восстание рабов, феодальных крестьян, крепостных холопов не заканчивалось победой. Всегда, в конце концов, были поражение и казни. Но это ничему не учило, начинались новые бунты, мятежи и революции и рано или поздно свобода обреталась. Свобода - это дух! А дух удержать невозможно. Его можно лишь отвлечь, запутать, сбить с толку верой в фальшивый Пандемониум, во вторую депортацию, в то, что кто-то придёт и позволит тебе стать свободным. Нас уже приучили быть смиренными. Смиренно позволять забрать себя в Резервацию, смиренно жить в трущробах, смиренно ложиться на операционные столы… проявлять смирение во всех формах, питая себя надеждой на то, что когда-нибудь кто-нибудь как-нибудь…

Голос Темучина звенел и резал воздух. Циклоп и Царапина слушали его, как зачарованные. Я тоже слушал, и мне казалось, что я вижу, как вокруг Темучина распространяется некая аура несокрушимой уверенности и неопровержимой убедительности. Эффект мутации? Или просто мое разболтанное воображение. Даже нуль-шишиги притихли, прекратили лопотать и жаловаться на то, что глюоновые облака не так горячи как раньше.

- Уничтожив Пандемониум, мы возродим борьбу! Да, мы обречём сотни мутантов на смерть! Мы заставим людей убивать нас десятками и сотнями. И это будет проверкой на хвалёный гуманизм человечества. Они либо истребят нас всех, либо признают за нами право на существование. Все освободительные войны и восстания – это жертвы. Жуткие кровавые жертвы во имя свободы. Мёртвые мученики часто были важнее живых вождей. Жертвы неизбежны… и пришло время нам приносить свою. Идите со мной! Мы поднимаем руку не на планету, не на наших братьев там внизу. Мы поднимаем руку для того, чтобы разбить цепи рабской надежды, сковывающей десятки других Резерваций. Со мной, братья, мы освободим не тела, но души!

Он почти убедил меня.

Поэтому я и выстрелил. Я испугался, что ещё несколько секунд, ещё несколько слов, и я уже не смогу этого сделать.

Именно Темучин научил меня быстро вскидывать руку и быстро стрелять. В живот или грудь, потому что в голову можно промахнуться.

Когда он падал, я отвернулся, чтобы меня не зацепил последний взгляд этих демонических, пылающих идеей глаз. Он был великий вождь и мученик, а я – просто предатель.

Вот и всё. Я никогда не узнаю, правильно ли я поступил. Я никогда не попаду на Пандемониум и не освобожусь от нового, на сей раз добровольного рабства. Я приговариваю себя к пожизненному существованию в чужом теле – старикашки с обезьянними конечностями и фасеточными глазами, а тело это к пожизненному сроку в полумёртвом линкоре имперского флота. Только Царапина и Циклоп будут знать, что произошло в контрольной рубке Большого Папочки. И они тоже никогда не узнают, правильно ли я поступил. А если узнают, не скажут, ибо мы создаем новую веру. Веру в Темучина-Освободителя! В мессию, который придёт в другие Резервации!

Я знаю точно одно - надежды должны умирать последними.

У меня будет ещё много времени подумать обо всём, что случилось. Но – потом. А пока Темучин, мой вождь, мой освободитель, мой второй отец корчится на полу, пронзённый лучом бластера, и свинцовая тишина наваливается со всех сторон.

И в этой тишине только нуль-шишиги всё шуршали в чёрных дырах, сетуя на падение скорости света...