Жаркий июльский день медленно сменялся удушливым вечером. Ленивые дуновения ветра заносили в узкие окна бара запахи раскалённого асфальта и выхлопных газов. Узкие окна-бойницы располагались почти под самым потолком и выходили на улицу вровень с тротуаром. Лучи клонящегося к закату солнца с трудом протискивались сквозь мутные стёкла и повисали жёлтыми столбами света в тесном прокуренном помещении. Мрачные тона и нарочито грубая, плохо обработанная мебель бара словно погружали посетителей на пару веков в прошлое. Владельцу этого заведения нельзя было отказать в чувстве юмора, антураж бара полностью соответствовал его названию – «Подземелье».

Как и обычно в субботу, из полутора десятков столиков занято было всего три. Один шумной гурьбой оккупировали полдюжины тинэйджеров, всерьёз полагающие, что посещение подобных заведений и хамовато-раскованное поведение поднимает их социальный уровень. Ближе к выходу в одиночестве сидел тучный, мрачный мужчина средних лет, блаженно потягивавший пиво и изредка бросавший недовольные взгляды в сторону молодняка, когда повизгивания юных пигалиц и гогот становились особенно громкими. В дальнем углу, лицом к входу сидел щуплый молодой человек лет двадцати пяти. На столе перед ним стояла ополовиненная мокробокая кружка пива. В переполненной пепельнице испускал сизую струйку дыма не до конца потушенный бычок. Казалось, парень был увлечен безмятежным чтением газеты, разложенной тут же на столе. Только пальцы, нервно теребившие зажигалку и частые взгляды на часы, выдавали его нетерпение. Ожидание его явно его утомляло. В очередной раз окинув исподлобья зал, в котором за те полчаса, что он здесь сидит ничего не изменилось, он закурил, одним резким движением перевернул газету и вновь погрузился в чтение, чуть слышно костеря мелкий шрифт и слабое освещение.

Тем временем посетителей заведения прибыло. В дверном проёме, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял старик. Заношенные и не совсем чистые лохмотья, которые уже давно нельзя было назвать одеждой, выдавали жителя улиц. Взгляд смолянисто блестящих глаз, лишь скользнув по полупустому залу, остановился на сидящем в дальнем углу парне. Криво усмехнувшись, старик шаркающей походкой двинулся к нему.

Увлечённый чтением парень не сразу заметил появление за своим столиком самозванного соседа. Только когда ноздри защекотал запах давно немытого тела и заношенной перепревшей одежды, молодой человек оторвался от чтения. Сидя за столом на низкой лавке старик больше походил на кучу давно не стираного тряпья. Венчала эту кучу маленькая сморщенная голова, обрамленная редкими космами бурых нечесаных волос, а из того, что с натяжкой можно было бы назвать рукавами торчали костлявые грязные пальцы с раздутыми артритом суставами.

Скривившись, парень свернул газету и поднялся из-за стола, собираясь подыскать себе место, лишённое столь неприятного соседства.

— Не спеши, мой друг, – вдруг проскрипел старик. – Ты рискуешь не услышать славную историю.

Парень на мгновение замер и медленно опустился на место. Хмыкнув, старик обеими руками сгреб пивную кружку и жадно к ней присосался. Сделав добрый десяток глотков, он грохнул опустевшей кружкой об стол.

— Ведь именно на славную невероятную историю ты сегодня и рассчитывал, журналист? – прищуренные глаза старика беззастенчиво вперились в того, кого он назвал журналистом. – Я почитываю «Мегаполис-экспресс» и знаю, что истории, подобные той, что я готов поведать обеспечивают таким журналистам, как ты, неплохой гонорар.

Внезапно подскочивший официант, косясь на старика, почтительно спросил у Николая:

— Выдворить этого типа?

Журналист мотнул головой:

— Нет, нет. Именно его я здесь и ждал.

Старик усмехнулся в косматые усы и тронул официанта за рукав, заставив его отшатнуться:

— Гарсон, принеси-ка нам лучше по пиву. Да резвее. Платит он, – узловатый палец уткнулся в сторону Николая.

Официант вопросительно уставился на журналиста, тот кивнул. Старик по-свойски схватил со стола сигареты. Щёлкнул зажигалкой. Порывисто затянувшись, он задержал дыхание, в блаженстве закатил глаза, и лишь полминуты спустя выдохнул густое облако дыма.

— Ты опоздал, – произнёс журналист нарочито грубо.

Продолжая молчать, старик равнодушно пожал плечами.

— Ещё бы пять минут, и я бы ушёл.

Старик ощерился в улыбке:

— Ну так дождался же? – старик снова стрельнул глазами в сторону входа и свистящим шёпотом спросил, - Деньги принёс, журналист?

Николай извлек из кармана небольшой свёрток:

— Здесь всё. Как и договаривались.

Старик протянул руку к свёртку, но ладонь журналиста опустилась на свёрток:

— Всё, как договаривались, – повторил он. – Эти деньги сначала нужно отработать. Может быть начнём? – рядом со свёртком появился диктофон.

Старик откинулся на спинку и, прищурившись, смерил журналиста надменным взглядом:

— Хех. Может быть ты и прав. Пусть деньги останутся у тебя, пока. Целее будут.

Он снова затянулся:

— Но спешить не будем. Начнём тогда, когда я скажу, – старик оскалился жёлтыми зубами. – Пусть сначала принесут пиво.

Подоспевший к тому времени официант опустил на стол пару запотевших кружек пива. Густая пена, перевалив через края, медленно сползала вниз. Старик, как и в первый раз, жадно схватил кружку, но теперь уже сделал три размеренных глотка и опустил кружку обратно. Он кивнул на диктофон:

— Давай, включай свою штуковину, – он снова отпил глоток. – Но учти, я – хозяин положения. И ты еще поймёшь почему. Поэтому, захочу – отвечу на вопросы, не захочу – пошел в задницу. Усёк?

Журналист скрипнул зубами, но сдержался. Только чуть резче, чем следовало, двинул на середину стола помигивающий красным глазком индикатора диктофон.

Старик удовлетворенно крякнул и, смахнув ладонью с усов пену, заговорил:

— Тысячелетия вы, называющие себя людьми тщетно проводите в богоискательстве и в определении смысла вашего существования. Сегодня я намерен раскрыть тебе эту тайну. Здесь я хочу сразу предупредить: для того, чтобы многие вещи были тебе понятны, я буду называть их привычными для тебя именами.
— Что ты имеешь ввиду?

Старик ленивой махнул рукой:

— Не гони лошадей, журналист. Всё в своё время узнаешь. Быть может то, что я тебе поведаю, уже кем-то сказано. Не знаю. Если этот «кто-то» действительно опубликовал свои догадки, то их следует воспринимать именно как догадки и не более того. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, если очень долго тыкать пальцем в небо, то рано или поздно, но укажешь на полярную звезду.

Старик прервался для очередной серии из трёх глотков пива. Выразительно глянул на свёрток и продолжил:

— Но я отвлёкся. Если в богоискательстве ещё и есть какой-то смысл, то все попытки так называемого человечества постичь смысл своего существования, смешны. Поясню, что я хочу сказать. Этот окружающий нас в данный момент мир действительно был создан разумными существами. С точки зрения человека эти создатели на самом деле и являются сверхъестественной силой, творцами.
— Почему ты говоришь «создатели»? Их несколько? Святая троица? – журналист рефлекторно попытался заполнить паузу, пока старик выуживал из его пачки очередную сигарету.

Маслянистые глазки собеседника, чуть замутившиеся от ударившего в голову пива, недовольно глянули на журналиста сквозь сизое облако табачного дыма.

— Троица? А вот это меня всегда поражало. Насколько придуманные людьми религии близки к реальности. Хотя, я склонен считать, что кто-то из создателей, просто проговорился. Ну, например, как я сегодня. Пожалуй, я действительно начну с самого начала, – он поёрзал на стуле, пристраиваясь удобнее. – Не верь тому, кто говорит: в начале было слово. Это не так. Что было вначале, не помнят даже сами создатели. У меня есть подозрение, что их и самих создали. Одно время они тоже тратили уйму усилий, чтобы понять смысл своего существования и найти своего творца – Демиурга. Тщетно. Хотя кто-то из них действительно верил, что Демиург существует и всегда незримо присутствует где-то рядом. На мой взгляд, это не больше, чем миф.

Он помолчал:

— Но это так, к слову... Однажды Создателям наскучило быть Нигде и Везде, быть Всем и Никем. Прости за абстракции, но именно так оно и было. Не было пространства, не было времени, не было того, что принято называть тканью бытия. Весь объём бескрайнего Ничего занимало бесконечное Ничто, и всё это заполнял разум Создателей.

Старик повертел в руках опустевшую кружку и сделал знак официанту повторить.

— Сам понимаешь, что невозможно сказать, сколько это продолжалось: не было самого времени. И вот однажды создатели придумали для себя игру. Они разделились на три группы, одна из которых стала Судьей, а две других Игроками. Не было только места, где можно было играть. И тогда они запустили время и создали материю – Землю. Придумали для неё правила: то, что вы называете законами природы, а потом заселили её. Но звери со своими инстинктами были слишком предсказуемы. И создатели сотворили человека, наделив его разумом. Только после этого Игра обрела смысл и интерес. Одни игроки стали Охотниками, а другие – Жертвой. Правила были просты: Охотник должен был поймать Жертву.
— И всё? То есть, Жертва скрывается в обличье человека, а охотник должен его поймать?
— Да, почти. Все кажется очень просто. На самом деле это не так. Ни Жертва, ни Охотник не принимают обличье человека, они вселяются в них. И задача Охотника – как можно скорее найти Жертву. Ну а Жертва как можно дольше должна скрываться от Охотника. Всё усложняется еще и тем, что никто из Игроков не знает в какого человека вселилась Жертва или Охотник.

Официант, кривясь, поставил перед стариком еще одну кружку пива. Улучив секунду, журналист спросил:

— Но неужели Игроки не могут использовать свои сверхъестественные способности Создателей для поиска друг друга?
— Нет. Ты забываешь, что их способности ограничены законами природы. Заключённый в тело человека Игрок, имеет человеческие же способности. Кроме того, над всеми Игроками властен судья и за нарушение правил, Игрок уничтожается. Поверь, для создателя нет ничего более страшного.
— А если человек или, как ты его называешь, носитель умирает в тот момент, когда в нём находится Игрок, что происходит?
— Засчитывается поражение Игроку, затем следует наказание от Судьи и победившего Игрока.
— То есть, время игры ограничено продолжительностью жизни носителя?
— Вовсе нет. Одна способность у Игроков все-таки сохранилась. Это возможность перехода из тела одного носителя в тело другого. Причём делать это можно неограниченное количество раз.
— А что происходит с носителем, когда его тело покидает игрок? Он умирает?
— Нет, он продолжает жить, но только физиологически. Дело в том, что когда носителя заполняет разум Игрока, его собственный разум умирает. Для него просто не остается в теле носителя места. И когда совершается переход, старый носитель – это лишь груда живой плоти, у которой не остается не только разума, но даже инстинктов.

Журналист отшатнулся:

— Но ведь это жестоко.

Старик скривился:

— Не смеши. Игроки – Создатели, они вольны делать со своим творением все, что им заблагорассудится. Вам надо молиться на то, чтобы им не надоело играть. Тогда они просто сотрут этот мир.

На несколько мгновений над столом повисла тишина. От уличного бродяги, который вошёл в зал каких-то полчаса назад, не осталось и следа. Теперь перед журналистом сидел полный высокомерного достоинства старик с осоловелым от ударившего в голову пива взглядом. Журналист повертел в руках зажигалку и нарушил молчание:

— Ну хорошо. А как происходит поимка жертвы? Охотник подходит к Жертве и говорит: «Маска, а я тебя знаю»?

Старик ухмыльнулся:

— Шуточки шутишь. Не веришь. Ну да ладно, я не обижаюсь. Грех обижаться на того, кто считает себя венцом творения, а на самом деле есть не что иное, как клетка игрового поля. Лишь маленькая игровая клетка. Тем не менее, отвечу. Поймать Жертву охотник может только в момент перехода, то есть тогда когда загнанная в угол Жертва решит сменить своего носителя и в качестве нового выберет носителя, занятого Охотником.

С ещё более самоуверенным видом старик продолжал:

— Может быть и другой вариант. Охотник может постоянно находиться рядом с Жертвой и следить за каждым шагом. Наконец настает такой момент, когда Жертве, даже чувствующей себя в полной безопасности, надо сменить носителя. Причины просты или носитель состарился, или просто скучно стало, захотелось новых ощущений. Охотник должен безошибочно определить, кого выбрала Жертва в качестве нового носителя, и успеть занять его раньше. Тогда Жертва попадётся, если, конечно, Охотник не выдаст себя чем-либо.

Журналист заметно оживился и даже перегнулся через стол, всем видом выказывая живейший интерес:

— А как осуществляется переход? Это какой-то ритуал?
— Нет. Всё очень просто Жертва или Охотник берёт очередного носителя за руку и, хлоп... Переход совершён.
— Вопрос в лоб. Ты так говоришь, словно ты и есть Игрок.

Старик хрипло захохотал, заставив притихнуть даже разгулявшуюся компанию тинэйджеров. А толстяк у входа бросил свой мрачный взгляд уже в сторону собеседников.

— Именно, мой юный друг. Угадал. Я и есть Игрок. Я тот, кого вы называете создателем, а ты лишь человек, носитель – всего лишь игровая клетка в моей игре.
— Если ты игрок, то кто ты - Охотник или жертва?

Старик смерил его взглядом и протянул руку к свёртку с деньгами. Журналист рефлекторно опустил руку на свёрток, давая понять, что разговор ещё не закончен. Однако это простое движение не остановило старика. Его рука опустилась сверху.

— Я – Охотник. И я ещё не нашел свою жертву.

Старик сверкнул глазами и оскаблился:

— До чего вы люди глупы. Я только что сказал, что ты игровая клетка в моей игре, а ты не понял. Я имел ввиду, что ты моя следующая игровая клетка в моей игре. Я делаю следующий ход. Как видишь, мое прежнее тело несколько поизносилось. Его надо менять. И я подумал, почему бы это не сделать прямо здесь и сейчас.

Журналист сидел не шелохнувшись. Справедливо считая, что парень целиком в его руках старик тихим вкрадчивым шёпотом продолжал:

— Ты не беспокойся это не больно. Тебе первому из журналистов представляется шанс испытать на себе все ощущения перехода. Ты почувствуешь, как медленно угасает твоё сознание, поглощаемое истинным первородным сознанием. Ты перестанешь быть просто человеком, а станешь Создателем. Правда ты рад оказанной чести? Ну же, начинаем?

Казалось, старик даже трясся от предвкушения перехода.

— И за свою статейку в «Мегаполис» не волнуйся, напишу я её. И гонорар за неё получу. Может даже выпью за упокой твоего сознания. Ведь так у вас принято?

Внезапно старик переменился в лице. В протрезвевшем в одно мгновение взгляде метнулось изумление, тут же сменившееся страхом. Даже сквозь плотный слой грязи, покрывавшей его лицо, проступила мертвенная бледность. Несколько мгновений спустя всё его тело стало сотрясаться в судорогах. Со стороны казалось, что старик беззвучно смеётся. Уже с трудом управляя собой, он с сипением выдавил:

— Кто ты?

Глаза «журналиста» с холодным любопытством наблюдали за тем, как угасало в глазах старика сознание. Наконец всё кончилось. Теперь то, что находилось от журналиста по ту сторону стола, еще больше напоминало груду грязного тряпья. Безвольно склонившаяся набок голова, смотрела на мир невинными глазами идиота. Ослабевшие лицевые мышцы до неузнаваемости исказили ещё минуту назад живые черты. Из полуоткрытого рта сквозь космы бороды прокладывала путь струйка липкой слюны. Пальцы рук словно ещё жили своей жизнью чуть заметно подрагивая.

— Я – Демиург, – «журналист» залпом допил свое пиво и, не глядя швырнув на стол несколько купюр, двинулся к выходу.

Улица встретила его шумом множества голосов. Всё живое, прятавшееся днём от палящего солнца, вывалило из прохлады на площадь, наполнив всё ещё душный воздух гомоном, смехом и заливистым лаем. Группки беспечных тинэйджеров, парочки влюблённых и одиночки-собачники. Всего лишь игровые клетки, ожидающие ход очередного Игрока. Только игроки не подозревали, что в игру вступил Демиург.

Мало кто из них верил, что он существует. Никто не знал, что он – человек.