Начинался прилив, и камни возле берега стали скользкими. Теперь прежде чем сделать очередной прыжок Тилу приходилось дважды подумать и выбрать камень, на который он прыгнет в следующий раз. Юноше вовсе не улыбалось поскользнуться и загреметь в воду за день до начала праздника Рыбы. Конечно же, здесь никого нет, и никто не станет насмехаться над упавшим в воду, но новая ярко-огненная рубаха вне всякого сомненья придёт в негодность и на праздник придётся идти в старье. Большая глупость прыгать по камням в новой и чистой одежде, но Тил ничего не мог с собой поделать. Он никогда не пропускал песни. Каждый вечер, вот уже третье лето подряд, юноша приходил сюда, прыгал по скользким, покрытым водорослями камням, взбирался на Палец и ждал, когда солнце коснётся моря.

Многие в городке называли его странным. Парню восемнадцать, а он дни напролет просиживает у моря, в то время как другие давно бросили лоботрясничать, и вытаскивают из морской пучины сети зеркальной кефали и синебокого окуня. Этот же! А! Что там говорить! Странный он, раз якшается с Холодной кровью, да и человек ли наш Тил? Не украло ли море его душу три года назад? Вдруг пригрели рядом с собой нежить, и он того и гляди, станет ребятёнков по ночам жрать?

Тил не очень-то обращал внимание на шептунов и сплетников. Ему до них не было никакого дела, пускай болтают, хоть до синей луны, ему-то что? Тут конечно Тил немного покривил душой, ему было важно мнение только двоих в городке – почтенного трактирщика “Золотого Якоря” мастера Руго и его дочери – черноволосой красавицы Мийки. Тил без памяти влюбился в девушку, но почтенный мастер Руго, (чтоб его морские черти уволокли!) к новому ухажёру доченьки относился с изрядной долей прохладцы, частенько прислушиваясь к разговорам шептунов-клиентов. Тил не терял надежды переубедить сурового трактирщика, но…

Юноша прыгнул на следующий камень, закачался и взмахнул руками стараясь сохранить равновесие. Удалось, слава Морскому королю! Конечно, можно было не перелетать, словно рыбка-прыгун с камня на камень, а попросту добраться до Пальца по воде, благо воды пока ещё немного, но мочить обувку не хотелось, а ходить босиком по дну, так и кишащему остроиглыми ежами, значило лишить себя удовольствия танцевать завтра вечером с Мийкой (много ли пропляшешь с исколотыми ногами?). Поэтому не оставалось ничего другого, как продолжать прыжки, и стараться не упасть. Да и не так уж это было сложно, если честно. За три года Тил наловчился преодолевать расстояние от берега до Пальца за каких-то жалких четыре минуты.

Тихий ласковый шёпот накатывающих на коралловый риф волн пробудившегося моря, острый запах соли и водорослей целый день пролежавших на солнце, запах морских капель, оставшихся после набегающих на городской пирс штормов, запах свежей вечерней прохлады, пришедшей на смену жаркому августовскому дню, запах рыбы, запах бриза, запах свободы, запах криков чаек, встречающих по вечерам рыбацкие лодки… Всё это было знакомо Тилу ещё с детства. Три года назад ко всему этому добавилось ещё одно – её песня.

Последний прыжок на плоский изрезанный красными прожилками камень и вот уже руки касаются Пальца. Краб с большим тёмно-зелёным панцирем и маленькими клешнями, испуганный неожиданным появлением человека, проворно соскользнул с Пальца, скрылся под водой и сердито взлохматил песок на дне. Тил усмехнулся. Оказывается, не только он облюбовал Палец для вечерних посиделок.

У самой воды поверхность скалы заросла острыми двустворчатыми ракушками и бурыми клоками водорослей. Выше камень был шершавым, ноздреватым и отливал зеленью, словно старый сыр, забытый на самой нижней полке погреба. Невысокая одинокая скала, торчащая прямо из моря, действительно походила на чей-то огромный палец. Даже в полнолуние, когда приливы становились особенно сильными, даже во время ноябрьских штормов, когда валы морской воды с рёвом атаковали берег, Палец одиноко торчал из воды, и именно на эту скалу сейчас и взбирался Тил. Он знал её как облупленную – вот здесь небольшой уступ, сюда всегда можно опереться ногой, а вот там, прямо над выемкой, так похожей на человеческий череп, живёт не нуждающаяся в воде раковина-бритва и не стоит туда совать руку (если не хочешь остаться без пальцев).

До площадки Тил добирался долго, сегодня ему приходилось беречь праздничную рубаху. Когда юноша оказался на плоской вершине скалы, где едва могло усидеть два человека, кроваво-красное остывающее после целого дня небесного путешествия солнце почти достигло горизонта.

Тил сел на площадку, свесил ноги и посмотрел вниз. Сразу же за Пальцем начиналась глубина и коралловый барьер, о который разбивались недостающие до берега волны. Сейчас над морем властвовало полное безветрие, и даже начавшийся прилив едва ли мог приказать волнам перейти с ласкового шёпота на грозный рокот. Морская вода сегодняшним вечером казалась чуть зеленоватой и совершенно прозрачной. Каменистое бело-коричневое дно, мертвые остовы кораллов, снующие туда-сюда стайки радужных рыбок, добывающих себе вечернее пропитание. Вот взмахнул крыльями скат песочного цвета, вот мелькнуло тёмное продолговатое тело морской щуки. Тил любил наблюдать за подводными обитателями, это скрашивало его ожидание песни.

Море возле клонящегося к закату солнца приобрело лиловый цвет и теперь сливалось с небом. Возле самого горизонта небо горело остывающей сталью. Последние солнечные лучи окрашивали животы редких облаков в розовый цвет.

Красиво, очень красиво. Тил несколько раз хотел привести Мийку на Палец, но каждый раз девушка ему непреклонно отказывала, боясь Холодной крови. Этого Тил никак не мог понять. Почему люди боятся сирен? Ведь Морской народ никому не желает зла, а эта сирена даже спасла Тилу жизнь, и уж точно никогда не причинит вреда его любимой! Но Мийка в очередной раз, выслушав историю о том, как сирена вытащила Тила из штормового моря, лишь огорчённо качала головой, и уходила.

Жители городка называли морской народ Холодной кровью и не очень-то его любили. В тавернах, среди моряков и принявших лишку рыбаков о сиренах ходили самые разные истории, слухи и байки. В основном, страшные и тёмные. О том, что своей песней сирены крадут души молодых парней, что они насылают на неугодные им корабли безжалостный шторм, что они завлекают неосторожных моряков на дно и пьют их горячую кровь. Поведите вечерок в том же “Золотом якоре” и вы услышите огромное количество страшных и большей частью нелепых историй о Холодной крови. Нелепость нелепостью, сказки сказками, но даже Тил, водивший дружбу с одной из морского народа, знал четыре прописные истины. Во-первых, сирены никогда не нападают на людей первыми. Во-вторых, если кто-то из людей убил сирену и у преступника хватит мозгов подойти к морю, Холодная кровь утянет его в глубину. В-третьих, в теле каждой сирены спрятана бесценная жемчужина, но мало кто осмеливается добыть её, вполне здраво опасаясь проклятья Морского короля. И, наконец, в-четвёртых, сирены чувствуют приближение убийцы, и умертвить кого-то из Морского народа - очень сложное дело. У человека всего лишь несколько секунд, прежде чем сирена прочтёт его мысли. Люди боялись, проклинали, ненавидели, но не решались связываться с Морским народом. И Тила не любили именно за то, что он не боялся сирены и даже (спасите боги его заблудшую душу!) слушал пение Холодной крови. Из года в год всё больше начинали говорить, что с Тилом не всё в порядке.

Мальчишеская глупость, заставившая Тила пуститься на утлой лодчонке в штормовое море, стоила ему жизни. Он умер, перед этим, вдосталь нахлебавшись горькой морской воды и если бы не песнь сирены, вернувшая его к жизни… Тил старался не думать, что бы с ним произошло, не окажись поблизости сирены. Уж точно он не сидел бы сейчас на Пальце, никогда бы не встретил Мийку и не влюбился бы в неё без памяти.

Тил пришел в себя уже на берегу, так и не поняв, кто его спас. Продрогший и слабый как новорождённый котёнок, Тил лежал на холодных камнях и слушал рёв взбесившегося прибоя у себя за спиной. Он нашёл в себе силы подняться и доковылять до дома. Дорогу Тил запомнил смутно – непрекращающийся ливень, боль в груди, постоянный непрекращающийся кашель, в любой момент готовый вывернуть его наизнанку. Кровать, до которой было как до луны. Кошмары вместо снов…

На следующее утро юноша проснулся совершенно здоровым. Он помнил горечь воды, чьи-то тонкие бледные руки поднявшие его к хлещущему из свинцовых облаков дождю и живительному воздуху, нежное и непередаваемое по красоте пение. Списав воспоминания прошлого дня на ночные кошмары, Тил выбросил их из головы, и возблагодарил богов за чудесное спасение. А через неделю ноги сами привели паренька на то место, где он едва не отправился к Морскому королю. Она уже ждала его возле Пальца, и как только Тил оказался на берегу, запела ту же самую, что и во время шторма, песню. Поначалу он испугался и даже хотел убежать от греха подальше, но песня сирены была такой прекрасной, что Тил очнулся только после того, как солнце утонуло в море. С тех пор каждое лето, когда Морской народ появлялся у берегов королевства, переждав неблагоприятное время года в каких-то других, неведомых людям краях, Тил приходил на морской берег, забирался на Палец и ждал, когда приплывёт его сирена.

Краешек солнца коснулся горизонта, море на мгновенье полыхнуло оранжевым, и Тил услышал знакомый плеск волн. Сирена подплыла к скале и, приветствуя Тила, ударила по воде рыбьим хвостом взметнув в воздух тысячу брызг. В ответ он помахал ей рукой. Некоторые считают, что сирены божественно красивы, но эти “некоторые” ни разу не сталкивались с Морским народом. Сирену, поющую Тилу песни, нельзя было назвать красивой. Также к ней не подходили слова хорошенькая, миленькая, очаровательная и прекрасная. Худенькое молочно-белое тельце двенадцатилетней девочки заканчивалось серебристым рыбьим хвостом, тоненькие руки с перепонками, мокрые редкие волосы белого цвета, мелкие невыразительные черты лица, синие губы. Сирена с виду - настоящая утопленница, но вот её глаза… Огромные, чарующие, вобравшие в себя цвет целого моря. Таких красивых глаз не было даже у Мийки.

- Как дела? – Тил задал сирене уже ставший привычным вопрос.

Она как всегда не ответила и лишь шевельнула хвостом, а потом запела.

Песнь была чистая, словно холодное течение, гремящая как надвигающийся девятый вал, прекрасная, будто чёрный жемчуг, тихая, словно морская гладь, зеркалом застывшая во время штиля, завораживающая и манящая, как истории старых рыбаков. В пении сирены сплелось веретено моря, нить неба и плач заходящего солнца. Она всегда пела одну и ту же песнь, но Тилу никогда не надоедало слушать.

Время пронеслось незаметно, солнце скрылось в море, закат лениво растёкся по фиолетовому небу и сирена, взметнув на прощанье фонтан брызг, скрылась в потемневшей воде. Так всегда происходило, – она появлялась в тот момент, когда солнце касалось воды, и уплывала, стоило ему скрыться за морем. Слишком длинный и слишком короткий миг отводило им время для песни. Тил не знал для чего почти каждый вечер он приходил сюда, не знал, почему спасшая его сирена поёт песню… Просто… так было надо что ли? Ни он, ни она не решались разбить ими самими установленный в течение трёх лет порядок. Он приходил, ждал, слушал. Она появлялась, пела и уплывала в сердце моря.

Тил поднялся, с удовольствием потянулся, затем стянул праздничную рубашку и стал спускаться со скалы. Ему пришлось поднять руки, чтобы не замочить обновку – из-за прилива вода доставала юноше до пояса и Тил осторожно направился к берегу. Каждый раз, когда он шёл к Пальцу, какое-то баранье упрямство заставляло Тила прыгать с камня на камень, чтобы не замочить ног. Любой скажет, какой смысл изгаляться и рисковать ногами, если обратно всё равно придется идти по пояс в воде?! Не проще ли добраться до Пальца по дну, раз уж рано или поздно предстоит намокнуть? Вне всякого сомнения, проще, но Тил с детства был упрям и никогда не искал для себя лёгких путей.

Под ноги попадались скрытые водой камни, и даже несмотря на обувь Тил отбил себе все пальцы, и чуть было, не выронил из рук рубашку. Выбравшись на берег, он отжал штаны, и так и не надев рубахи, направился обратно в город. Завтра вечером праздник Рыбы и с утра стоило попытаться ещё раз и упросить мастера Руго отпустить Мийку на танцы.

Основными клиентами мастера Руго являлись местные рыбаки да моряки нежданно-негаданно заглянувших в Тихую бухту мелких судёнышек. Городок, раскинувшийся на берегу Виноградного моря, был слишком мелким и незначительным, чтобы сюда заглядывали большие корабли. Что им делать в провонявшем рыбой городе, который любой уважающий себя горожанин обзовёт не иначе, как деревней?

О названии трактира свидетельствовала вывеска в виде вырезанного из жести и покрашенного жёлтой краской (за неимением золотой) якоря. “Золотой якорь” располагался недалеко от городских пирсов и в клиентуре мастер Руго недостатка не имел. Всегда найдётся славный человечек, желающий пригубить кружечку пахнущего лесным орехом тёмного пива или заказать бутылочку рому с терпким дразнящим язык вкусом. Звонкая монетка у хозяина трактира водилась всегда, и можно даже сказать, что мастер Руго по меркам рыбачьего городка слыл богатым и преуспевающим трактирщиком. Прекрасный трактир, золотые в запрятанной на чёрный день кубышке, дочь-красавица, да ладная услужливая жёнушка под боком. Не жизнь, а патока!

Ходил, правда, среди кумушек слушок, даже не слушок, а всего лишь его дуновенье, что мастер Руго не всегда был рыбаком и трактирщиком. Говаривали (правда, тихонечко) что в былые времена мастер Руго умел держать кривую абордажную саблю и пускать капитанов захваченных шхун по доске в последнюю прогулку к Морскому королю. Именно в те веселые времена будто бы Руго-трактирщик и нарыл деньжат для покупки старого трактира, а потом даже взял в услуженье ещё двоих своих бывших дружков. А ещё говаривали (но это уже совсем тихо), что в первый раз вдовцом славный добрый Руго стал после того случая, как застал красавицу-жену в объятьях в меру молодого и в меру глупого рыбака. Спустя неделю жена слегла в могилу, а рыбак пропал, но если как следует поискать, то на старом кладбище, что возле самого моря, есть его могилка. А может, никакой могилы и нет. Кто знает? Ведь это всего лишь слухи, да и со второй женой у него совет да любовь…

Дверь трактира тихонько скрипнула, и мастер Руго отвлёкся от игры в карты, что длилась уже больше часа. Ранним утром в трактире всегда пусто и оставалось лишь раскладывать Дракона. Двое старых приятелей-слуг мастера Руго, сидевших за тем же столом, что и трактирщик, обладали не очень располагающей к задушевной беседе внешностью. На Тила они воззарились с нехорошим прищуром голодных котов, увидевших мышку, но, увы, уже давно находящихся на заслуженном отдыхе. Пошипеть могут, но ловить лень.

- Дурачок явился! – Тихонько хохотнул один из приятелей.
- Прекрати Дугач! Не задевай парня! – Отрывисто бросил мастер Руго.

Дугач заткнулся и уделил пристальное внимание рому в кружке. Может, в былые времена Дугач и ходил на абордаж, но спорить с хозяином себе дороже, к тому же мастер Руго обладал внушительным ростом, крепкими ручищами и каменной физиономией, не понимающей никаких шуток. Шутить с угрюмым трактирщиком не смели даже самые пьяные и жадные до расплаты клиенты.

- Мастер Руго, - Тил неловко переминался у двери.

Трактирщик скривил губы, но поманил Тила поближе к столу.

- Проходи, чего в дверях стоишь. Чего-то хотел узнать?
- Нет! То есть да! Хотел! Э-э-э…

Дугач нашел заикания Тила очень смешными и прыснул в кружку. Напарник Дугача по игре в карты не произнёс ни слова. Он смотрел бледно-голубыми глазами куда-то поверх головы Тила.

- Давай Тил, говори, зачем пришёл у меня перед праздником дел по горло, - буркнул Руго.
- Я хотел… - Тил набрал в грудь воздуха и выпалил: Мастер Руго отпустите Мийку сегодня вечером вместе со мной на танцы!

Трактирщик негромко крякнул, потёр свои большие ладони и обменялся быстрым взглядом с ухмыляющимся Дугачом. Тил, затаив дыхание, ждал приговора.

- Боюсь, я не могу разрешить такое, Тил, - наконец произнёс мастер Руго и с наигранным сожалением покачал головой.

Небеса лопнули и обрушились, похоронив надежду.

- Но… почему? – От горя и разочарования горло юноши разом пересохло, и его слова больше походили на карканье ворона, чем на человеческую речь.
- Ты хороший парень Тил, - проникновенно сказал Руго. – Но моей дочери не пара. Сожалею.

Никакого сожаления в голосе бывшего моряка не чувствовалось.

- Но я люблю её! – Последний довод Тила прозвучал особенно жалко и неубедительно.
- Что-то не верится. Говорят, ты водишь дружбу с Холодной кровью, - подал голос Дугач и на этот раз мастер Руго не стал его прерывать.
- Но это совсем другое! – Отчаянно запротестовал Тил.
- А еще будто бы говорят, что творите вы с ней всякие непотребства и что давно уже не человек! – безжалостно продолжил Дугач.

Мастер Руго молчал и слушал.

- Нет! – В ужасе воскликнул Тил. – Это же неправда!
- А если, правда? Думаешь приятно отцу отдавать свою единственную дочь за Холодную кровь? Холодная кровь не может любить. Как докажешь, что ты человек?
- Но это же… глупо! Мастер Руго, скажите вы ему! Вы же меня знаете!
- Прости мальчик, - покачал головой трактирщик. – Тил, которого я знал и любил, исчез в тот самый момент, как стал водить дружбу с Холодной кровью. Забудь дорогу в мой трактир и забудь про мою дочь. Я не уверен, что ты вообще можешь любить. Моя дочь не для тебя.

Мир угас, жизнь казалась раздавленной. Тил едва не плакал от обиды и горя. Не оставалось ничего другого, как уйти. Тил сделал шаг к двери и в этот момент заговорил человек с бледно-голубыми глазами:

- Можно провести испытание, Руго.
- Испытание? – Трактирщик задумчиво посмотрел на юношу затаившего последнюю надежду. – Хм? Ты думаешь, парень справится?
- Не знаю, - едва заметное пожатие плеч. – Если он и вправду её любит, то справится. Если нет, то ты ведь ничего не теряешь, правда?
- Не знаю, не знаю, - Руго в сомнении потёр подбородок. – Хотя… Он мне всегда нравился. Тил!
- Да?
- Как сильно ты любишь мою дочь?
- Больше жизни! – Ни на секунду не задумываясь, выпалил юноша.
- Хорошо, - мастер Руго, казалось остался, удовлетворён таким ответом. – И ты готов пройти испытание?
- Всё, что угодно!
- Очень хорошо мой мальчик! Кажется, я в тебе не ошибся. Если ты выдержишь испытание Тил, то я не только позволю тебе водить Мийку на танцы, но и разрешу на ней жениться. В последний раз спрашиваю, так ты согласен пройти испытание?

Ничего не соображавший от счастья Тил лишь умудрился кивнуть. Сейчас он был готов горы свернуть, лишь бы только угодить мастеру Руго.

- Это очень сложное испытание Тил. Испытание любовью. Пройди его, и все горожане согласятся, что ты умеешь любить. Что ты остался человеком, а не превратился в презренную Холодную кровь, которой не место среди людей.
- Я не понимаю… - Тил растерянно переводил взгляд с Руго на Дугача, с Дугача на голубоглазого, а с голубоглазого обратно на Руго.
- Если ты любишь Мийку, если ты человек, то ты сделаешь то, что я тебе скажу, - мастер Руго подошёл к трактирной стойке и извлёк из-под нее массивный арбалет. – Бери Тил!

Всё ещё ничего не понимая, Тил принял тяжёлое оружие из рук трактирщика.

- Убей сегодняшним вечером Холодную кровь, что поёт тебе песни и приходи назад.
- Но я не могу! – С ужасом воскликнул Тил, и бросил арбалет на стол.
- И после этого ты хочешь доказать мне, что любишь мою дочь?! – побагровев взревел Руго. - Убирайся!
- Мастер Руго! Я не могу убить сирену! Она спасла мне жизнь!
- Это всего лишь глупое бессловесное животное! Разве её жизнь не стоит любви самой красивой девушки этого города, парень? – грустно вздохнул голубоглазый.
- Даже если бы я захотел, то не смог бы! Я не умею стрелять!
- Это очень просто, - оживился Дугач. – Смотришь вот через эту планку, нажимаешь вот эту тютельку, а всё остальное малыш сделает за тебя.
- Вы не понимаете! Они же чувствуют, если кто-то хочет их убить!
- У тебя будет несколько секунд, прежде чем Холодная кровь поймёт, что к чему.
- Главное хорошо прицелиться парень, - хмыкнул Дугач и глотнул рому. – Чпок и испытанию конец! Просто нажми на курок и всё!
- Если, я её убью, то уже не смогу подходить к морю.
- Думаю, тебе некогда будет заниматься глупостями, Тил. Рядом окажется Мийка, да и трактир я на тебя оставлю. Можешь вообще к морю не подходить.
- Я… Я могу подумать? – Тил проглотил вязкую слюну.
- Можешь! – презрительно кивнул мастер Руго. – Но думай быстро, иначе я начну сомневаться, стоит ли вообще тебя испытывать!

Тил поспешно кивнул и вышел на улицу.

- Ты думаешь, получится Руго? – с сомнением спросил у трактирщика Дугач.
- Ещё как! Не смогли мы, сможет кто-то другой!
- Ты о чём?

Трактирщик не ответил и лишь ухмыльнулся. Дугач невольно поморщился, – ухмылка у Руго вышла премерзкой.

Предложение Руго оглушило юношу. Убить сирену! Поначалу сама мысль о таком казалась ему кощунственной. В голове боролись демоны страха, сомнения, желания, ужаса и гнева. Они зародили в Теле зёрна неведомых ранее сомнений. Что делать? Как быть? Принять предложение или навсегда лишиться любимой?

Мийка ждала Тила возле лавки сапожника. Он не замечал её до тех пор, пока девушка не схватила Тила за руку.

- Мийка? – изумлённо промямлил Тил, всё ещё не веря своим глазам и, пытаясь избавиться от морока звучащих в ушах голосов.

Она лишь сердито шикнула и потянула юношу за собой, так и не отпустив его руки. Затащив Тила между лавкой и домом рыбака, Мийка прижалась к нему всем телом, и быстро шепнула:

- Пройди это глупое испытание, и мы навеки будем вместе!

Тил и рта не успел раскрыть, чтобы ответить, а девушка уже поцеловала его, поцеловала прямо в губы и вновь прошептала:

- Сделай это ради нас, любимый! Убей мерзкую Холодную кровь, и я буду твоей!

Мийка уже давно ускользнула прочь, а Тил так и остался стоять с открытым ртом. На губах остался слабый вкус мяты её губ. Демоны в голове вновь ожили и пели песню. В их воплях проскальзывали победные нотки.

В Золотой якорь Тил вернулся под вечер, когда уже даже Руго стал нервничать и волноваться, что его план не принесёт ожидаемого успеха. Юноша был бледен, его немного шатало, и трактирщик даже подумал, что паренёк успел где-то добыть бутылку рома и принять лишку для храбрости. Но нет, от Тила вовсе не пахло ромом и, списав его состояние на сильное волнение, мастер Руго облегченно вздохнул.

- Я… я готов пройти испытание, мастер Руго.
- Вот и славно, мой мальчик! – Разом подобрел трактирщик. - Бери арбалет.

Тил сглотнул, но арбалет взял. Затем, не говоря ни слова, развернулся и пошёл к двери.

- Погоди, парень! – Остановил его голос Дугача. – Мы, конечно же, всей душой верим, что ты убьёшь морскую тварь, но остальным горожанам потребуются доказательства.
- Доказательства? – Нахмурился Тил. Решение убить сирену далось ему нелегко, и от страха и сомнений юноша не очень хорошо соображал.
- Да, да! Они родимые! Принеси нам доказательства того, что ты убил Холодную кровь!
- Какие?
- Даже не знаю, - на миг задумался мастер Руго. – Принеси нам её жемчужину! Это самое верное доказательство!

Тил ошарашено посмотрел на Руго.

- Но как я её достану. Она же… внутри.
- Нет ничего проще! – голубоглазый вытащил из сапога изогнутый рыбацкий нож и положил его на стол. – Бери. Просто представь, что твоя разлюбезная сирена всего лишь кефаль и вспори ей живот.

Тил долго смотрел на стол. Очень долго. Затем он протянул руку и взял нож.

Тяжёлый арбалет оттягивал руки и Тил боялся, что уронит оружие в воду. Заботливый Дугач уже успел зарядить арбалет, и теперь лишь оставалось нажать на спуск. Море, как и вчера оставалось спокойным. Чайки громко горланили в небе и протестовали по поводу прихода чужака. Тилу было плевать на чаек. Впервые за три года до Пальца он шёл не по камням, а по дну. Стоило поспешить, – солнце уже почти касалось моря и скоро должна приплыть сирена. Его сирена. Та, кого он должен убить.

Убить…

Тил повертел это слово и так и этак, пробуя на вкус. Вкус оказался отвратительным, пускай юноша и решился пройти испытание. Убить… Это нечто горькое, колючее, с терпким и вяжущим ароматом, да к тому же ещё с привкусом сладковатой гнильцы.

Тил до сих пор не знал, как решился пойти на убийство. Обещания Мийки вскружили ему голову, а потом он уже ничего не соображал. Всё было словно в каком-то густом молоке. Он говорил, жил, дышал и думал, что находится в вязком болоте. Сон. Нескончаемый сон - вот куда его загнала любовь к Мийке. Нажать на спуск, что может быть легче? Убить? Да, пожалуйста!

Очнулся он уже на половине пути к Пальцу, и вот тогда-то ему по настоящему стало страшно. В момент, когда сомнения готовы были лишить его разума, Тил даже хотел повернуть назад. Это желание было настолько болезненным, что юноша до крови прикусил губу и с усилием сделал следующий шаг.

До Пальца недалеко. До Пальца недалеко. До Пальца недалеко.

Тил шептал одну и ту же фразу словно заклятье, ограждающее от демонов совести. Скала неуклонно приближалась и вот уже рука касается её теплого шершавого бока. Тил не думая, полез на Палец. Арбалет тянул вниз, но, не обращая на помеху никакого внимания, Тил твердил, и твердил:

- Я докажу, что остался человеком! Докажу, что способен любить!

На вершину он забрался обессиленным и опустошенным. Тил сел, положил оружие себе на колени и принялся наблюдать за садящимся солнцем.

Юноша понял, что она ЗНАЕТ в тот момент, когда солнце на четверть ушло за горизонт, а сирена так и не появилась. Он до рези в глазах вглядывалась в воду, но так и не смог различить знакомого силуэта. Впервые за три года она не приплыла. Впервые за три года над Тихой бухтой не звучала песня. Надежды на любовь Мийки и уважение горожан рухнули как песчаные замки, до которых дотянулось море. Тил понимал, что ждать бессмысленно и бесполезно – сирена больше никогда не приплывёт, но вопреки всякой логике сидел и ждал. Это уже вошло в привычку - уходить с Пальца лишь после того, как солнце полностью скроется за морем.

Она приплыла, когда солнце наполовину утонуло в воде. Сейчас в её движениях не было обычной стремительности и грации играющего дельфина. Сирена приближалась к скале медленно и осторожно, будто бы давая Тилу ШАНС. Но юноша так и не догадался воспользоваться арбалетом, – он лишь ошарашено смотрел на то, как она приближается к нему. Она ЗНАЛА! ЗНАЛА и приплыла несмотря ни на что! Это просто не укладывалось у него в голове!

Карие глаза человека встретились с огромными и чарующими глазами синего моря, а затем сирена запела. На этот раз её песня была другой – плавной как утренние волны, вобравшей в себя всю мудрость океана, понимающей и прощающей. Тил слушал и никак не мог решиться.

Солнце ушло на покой, и на небе высыпали первые бледные звёзды. Поднялся ветер, и волны с усталым рокотом разбивались о Палец. Уже давно смолкла песня, но сирена никуда не уплыла, она ждала. Ждала его решения.

- Прости, - едва слышно прошептал Тил, и поднял арбалет.

Мастера Руго нашли на следующее утро. Он лежал на полу, нелепо раскинув руки. Арбалетный болт пробил трактирщика насквозь. Позвали стражу. Бравые ребята, недолго думая, скрутили двоих напарников покойного, благо те оказались в стельку пьяными и дрыхли без задних ног. Меж нескольких опустошённых бутылок из-под рома валялся разряженный арбалет. Бесцеремонно разбуженные арестованные лишь ошалело качали головами, и тупо бормотали, что они никого не убивали, и Руго был жив, пока они не уснули. На сунутый под нос арбалет, один из преступников промямлил, что Руго подарил оружие Тилу. На резонный вопрос начальника стражи на кой морской чёрт почтенному трактирщику дарить сопляку арбалет, никто из двоих ничего путного сказать не мог. Нет, конечно, оба в один голос твердили, что Тил хотел убить сирену, но стражники подняли преступников на смех и заперли в провонявшем рыбой сарае до окончательного выяснения причин. Стали искать Тила, обшарили весь город, но так не нашли. Тут кто-то вспомнил, что в последний раз видел Тила прошлой ночью на празднике, когда парень разговаривал с Мийкой. Стали искать Мийку, вновь перевернули весь город и нашли девушку мирно спящей в постели вместе с Пансом-рыбаком. Сквозь рыдания Мийки стража смогла разобрать, что Тила она видела, когда танцевала с Пансом. Тил пришёл на площадь после заката, увидел её, развернулся и ушёл. Нет, она не разговаривала с ним. Нет, арбалета она не видела. Нет, пусть все выйдут и оставят её в покое. Сирена? Ах да! Но это была всего лишь глупая шутка, она ничего ему не обещала.

Стража почесала в затылках и не долго думая, повесила обоих подозреваемых, благо никто о покойниках плакать не cтал.

Тила так и не нашли. Парень словно сквозь землю провалился. Одни говорили, что он ушёл искать счастья в Свободные земли, другие, что утонул в море после того, как выпил лишку на празднике. Находились и те, кто считал, что Тила уволокла на дно Холодная кровь, что пела юноше песни. Чего только тогда не говорили. Но несмотря на множество слухов, версий и догадок тайна исчезновения Тила так навсегда и осталась тайной.

Сирену с тех пор никто не видел и не слышал. Холодная кровь больше никогда не приплывала к берегам Тихой бухты, и Палец забыл песни морского народа. Вечерами, когда заходит солнце, только море шепчет одинокой скале колыбельную песню. И лишь когда море темнеет и на Тихую бухту обрушивается особенно сильный шторм, старой скале слышится песня сирены. Или плач? Или это всего лишь рёв ветра и грохот волн?

Кто знает…