Начинался прилив, и камни возле берега стали скользкими. Теперь прежде чем сделать очередной прыжок Тилу приходилось дважды подумать и выбрать камень, на который он прыгнет в следующий раз. Юноше вовсе не улыбалось поскользнуться и загреметь в воду за день до начала праздника Рыбы. Конечно же, здесь никого нет, и никто не станет насмехаться над упавшим в воду, но новая ярко-огненная рубаха вне всякого сомненья придёт в негодность и на праздник придётся идти в старье. Большая глупость прыгать по камням в новой и чистой одежде, но Тил ничего не мог с собой поделать.

Сначала у Лёшки отрубили свет. Он звонил, ругался – без толку, авария на подстанции, до утра не дадут, плевали они на день рождения. Кое-как допраздновали при свечах и без музыки, а в десять часов, скрывая зевоту и виновато похлопывая расстроенного Лёху по плечам, стали расходиться. Ушли и мы с Маринкой. Потом были сорок минут на остановке, и мы замёрзли до такой степени, что не могли даже говорить, и потому втиснулись в первый попавшийся автобус, остатками цепенеющего сознания рассудив, что все они идут в центр, а там уж как-нибудь доберёмся.

Оксана не хотела даже открывать глаза. Так чудесно было это вдруг возникшее в ней, где-то глубоко внутри тела ощущение, неожиданно заменившее собой всё, что могли слышать уши и видеть глаза. Полёт-не полёт, падение-не падение… что-то, не поддающееся описанию словами. Когда вокруг нет ничего и, в то же время, есть всё. Когда ничего не хочется. Хочется только, чтобы это не кончалось.