Мыльные пузыри
Седовласый старец, восседая в инвалидной коляске, с нескрываемым увлечением занимался новым, совсем недавно открытым им для себя делом. Он старательно окунал в яркий небольшой цилиндрик, наполненный бесцветной жидкостью, пластмассовую палочку с колечком на конце и аккуратно выдувал мыльные пузыри. Они рождались под его дыханием яркими, как новогодняя мишура и блёклыми, как много повидавшая женщина, хрустально чистыми, как лесные родники и невзрачно мутными, как осенняя погода. Никак нельзя было предугадать, каким получится новый шарик. Ему нравилось наблюдать за творением рук своих. Из ничего, возникало что-то красочное, объёмное, притягивающее к себе своей простотой, беззащитно-трогательное. Возможно, за свою жизнь он так устал от серьёзных дел, что теперь простые детские развлечения приносили ему больше радости, чем воспоминания о прожитой жизни. Как причудливо меняется форма пузырей, ещё мгновение назад зависимых от слабого старческого дыхания и от его решения, быть или не быть. Но вот пуповина перерезана, жилистая костлявая рука взмахнула вверх и это хрупкое творение пускается в свой первый и последний свободный полёт.
Вчера, сидя на балконе, только-только открыв это чудо для себя, он забавлялся пуская эти разноцветные шарики в бесконечную даль, в которой те медленно исчезали, обретя свою собственную подвластную, как казалось старцу, только им жизнь. А сегодня утром, в предвкушении приятного времяпрепровождения, как следует поразмыслив, куда могли занести эти странствия отдельные экземпляры и досадуя на свое слабое зрение, которое не позволяло ему проследить все перипетии и судьбу этих скитальцев, он решил ограничить полёт для них ничтожно коротким временем в семьдесят лет. Проще говоря, расстоянием от пластмассовой палочки с колечком до деревянного пола. Он как ребёнок радостно захлопал в ладоши найдя удачное, как ему казалось решение этой непростой задачи. Теперь он мог спокойно наблюдать за жизнью своих созданий и даже по желанию мог вмешиваться в дальнейший ход их судьбы.
Только-только родившийся шар наполнен жизненной энергии, его тонкие стенки переливаются разноцветными красками, он верит, что явился в этот мир дарить красоту, счастье, тепло, радость, любовь. Блестящие глаза горят огромным желанием быть нужным кому-то. Пресловутому обществу, абстрактной науке, человеческой плоти, эфемерному искусству, потасканной любви. И хоровод подобных новорождённых романтиков пытается сбиться в кучу. Пытается раствориться один в другом, соприкасаясь своими тонкими оболочками, наивно полагая, что именно они правят своими желаниями. Время от времени кто-то из них не выдерживает плотного строя и незаметно, неслышно исчезает, освобождая место другим, более сильным, более красивым, более удачливым.
Но время идёт, места освобождаются. Едва ощутимое движение воздуха с легкостью разносит эти созданные миры всё дальше и дальше друг от друга. Миры, которым никогда не суждено быть изученными, познанными по причине своей незначительности. Всяк, обладающий даже маленьким мирком, мнит себя великим творцом. А старец с удовлетворением наблюдает шамкая беззубым ртом, за разворачивающимся действом. Как тянутся и тянутся слабые руки друг к другу, и уже взгляды некоторых с мольбой и надеждой устремляются на него. Пытаясь понять, присутствие какой силы дало им жизнь и почему до сего момента эта сила не была замечена. И не исчезает яркость линий, и не исчезает ощущение объёма и наполненности жизнью этих летящих обязательно всегда только вниз пузырей, они существуют, пытаясь разгадать секрет своего возникновения и предназначения. Они, заключённые пожизненно в собственные оболочки пытаются по одной капле воды представить море, раздвинуть границы своего понимания.
А дальше со всё возрастающей скоростью надвигаются деревянные неструганне доски пола. Маятник, заложенный в каждом, уже раскрутил пружину почти до предела. Остался только огарок. Страх искажает их безмятежные доселе лица. Они запрокидывают голову, и видят только плотный строй летящих сверху красавцев, но сквозь этот строй расплывчато вырисовывается облик седого старца. И озарение снисходит на них. И страх уступает место вере. Тогда наступает их триумф, за всю свою жизнь, не по их воли начатой и прожитой, они реализовывают свое единственное право, данное им старцем. Право - умереть. Умереть с мыслью, что смерти нет, что это только переход в другое состояние. Хрупкие стены их мира в мгновение око рушатся и…. Ничего. Дыхание старца, заключённое в оболочку, снова стало только воздухом. Да и что можно успеть за семьдесят лет? Только долететь до пола.
Молоденькая медсестра улыбаясь покатила коляску с немощным старцем в пансионат. Участливо осведомляясь о его самочувствии, ровно на величину своей зарплаты. Вечернее солнце, клонясь к закату, немощно пыталось отдать свой свет миру. Уставшие от дневных хлопот о потомстве певчие птицы, нестройным хором начинали репетировать свой традиционный вечерний концерт. К тому месту, где восседал старец, подошёл светловолосый мальчуган лет семи-восьми и, заметив оставленный нарочно ли, а может, по простой старческой забывчивости цветной цилиндрик, заулыбался. Взяв его в руки, он открутив крышечку и, поднеся к губам палочку с колечком на конце, осторожно подул. Послушные мыльные пузыри весело отрывались от колечка, не подозревая о смене своего творца. Какой срок он им определит?