Чалый звездолёт, всхрапывая и тряся соплами, пятился от Гончих Псов.

Илья, первый капитан, мерил кают-компанию шагами и громко ругался. Сегодня его раздражало всё. И оставленный позади рисунок спиральной галактики “М-шестьдесят три”, в просторечье именуемой “подсолнухом”, уже далёкий, но до сих пор занимающий полнеба, и перебои с освещением, и пыльный ковёр под ногами. Даже сидящий в углу второй капитан Даниль, уткнувшийся в дешёвую газетёнку, и тот раздражал. Но особенно бесила эта дурацкая надпись на фюзеляже, исполненная фосфорецирующей краской: “Я не спаниель, перекрась меня!”. Надпись появилась за время стоянки на только что покинутой Лиме-пять. Видимо, подсуетился какой-то шутник из обслуживающего персонала космопорта. Когда экипаж обнаружил это издевательство, краска уже успела намертво въесться в облицовочные пластинки, и скрыть следы позора могла лишь полная перекраска. Искать виновных не оставалось времени, потому стартовали как есть, под хихиканье девочек из туристического бюро. Это и было последней каплей, переполнившей чашу терпения первого капитана.

Тонкие длинные пальцы Танис сжали мое плечо, и я тут же открыл глаза, стряхнув с век сон, как путину. Человек на пороге смущённо кашлянул и снял щегольскую шляпу, украшенную серебряной пряжкой.

- Привет, брат. Не мудрено, что ты спишь с оружием. Такой замок не остановил бы даже занюханного заклинателя, не говоря уже о профессиональном взломщике.

Дедушка у нас старенький. Спит всё время.

Помнится, когда рванула Чернобыльская АС, он проснулся на минуту, сказал, что он в гробу нас всех видал, и уснул снова. У него маразм, он очень-очень древний, и потому никак не может отличить реальность от настоящего. Ну, в гробу меня и всех остальных увидел случайно, а что? Когда я был маленьким, мама мне говорила, что я — самый красивый. Особенно в гробу: в анфас и профиль. Любит меня мама!