Чалый звездолёт, всхрапывая и тряся соплами, пятился от гончих псов. Глаза его выкатились и покраснели, невесомое тело стало фиолетово-чёрным, а из пасти-воронки доносились шипение и фырканье. Он судорожно, рывками втягивал воздух и выпускал его в чистое голубое небо компактными оранжевыми сгустками.

- И почему в первый раз их назвали звездолётами? – Панин задумчиво пожевал нижнюю губу и сплюнул. – “Ирис” мне нравится гораздо больше.
- Ты не видел, каков он в свободном полёте, - прошептал я и, прицелившись, нажал на курок.

Я бил их беспощадно, неистово, с упоением. Я вымещал злобу на тех, кто стал удачно подвернувшейся декорацией в моей ирреальной игре. Я сыпал удары один за другим, и хруст ломающихся костей задавал ритм, стоны рождали мелодию, а сдавленные крики слаженно ложились на ноты, оживляя легкую и прекрасную гармонию смерти. Наконец, последний удар достиг цели, и четвертый бандит нашел упокоение в осенней вязкой грязи. Я обернулся и посмотрел в ее испуганные глаза.
- Ник, ты – зверь! Ты убил их! - Настю сотрясала истерика.

Я вдохнул горько-приторный дым сигареты и стряхнул пепел на ровную поверхность воды. Золотые рыбки оживились, и, смешно вращая глазами, устремились к серым рассыпчатым хлопьям. Они поочередно хватали их, широко разевая рты, выплёвывали, и бросались за новыми порциями ароматной золы.

- Твоя сущность проявляется в каждом поступке, - прозвучал низкий голос из-за спины. – Надежды, которые ты даришь человечеству, - лишь пепел, а люди, как рыбы в аквариуме, таращатся на тебя, не верят, но внимают и поддаются искушению…