(хроношторм)

Я плавал в пустоте, наслаждаясь видом открытого космоса. В черной пустоте вокруг меня расцветали мелкие жемчужные точки, складываясь в различные узоры. Я повернулся на бок и поплыл вперед управляя движением силой мысли. Звезды стронулись со своих мест и стали кружиться вокруг меня. Тогда я замер на месте наслаждаясь покоем и красотой космоса. Мои мысли текли медленно и плавно, я отдыхал.

Времени оставалось всего ничего. Семьдесят лет – как можно что-то успеть за столь краткое время?

Полосатая свеча, что отмечала срок грядущей жизни, невежливо промолчала в ответ на безмолвную жалобу. Хотя, "невежливо" – неверное слово; какое дело куску красно-белого воска до условностей, что и среди людей-то не всегда считаются важными?..

Ничто не предвещало трудностей, когда я впервые его увидел, но, впрочем, он ничем не отличался от прежних моих подопечных. Мятая красная мордочка и бессмысленные голубые глаза, которыми он таращился на облака и рожь, клонящуюся к земле. Я постарался, подбирая антураж. Мне всегда казалось, что детёныш, родившийся среди полей, под небом, имеет больше шансов.

"Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время?!.. Всё, это конец… конец… конец… - мелькнуло молнией у него в голове. - Но ничего… Хотя… Что можно сделать в одиночестве? От Фарсхатта-3 осталось только пылевое облако и… больше ничего, только яркая вспышка, такая яркая, что глаза чуть было не лопнули изнутри от нестерпимой боли. Телепортация на Марс, жуткая трёхтысячелетняя жизнь в заброшенных шахтах… А теперь, теперь эта зелёная планета, населённая странными существами.

"Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время?!" – размышлял я. И после минутной паузы, затянувшись сигаретой (пальцы, как ни странно, все еще дрожали), продолжил про себя, - Подумать только – почти семьдесят лет!.. Страсть не люблю, когда меня торопят..."

Спешить было некуда и я еще раз прокрутил в голове давешний телефонный разговор.

- Бугорский у аппарата. - я сидел один в кабинете, когда зазвонил телефон, и раз меня не слышали коллеги, был не прочь подурачиться.

Pages