- Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? - Эту фразу я расслышал вполне чётко и с удивлением обернулся на неприятный дребезжащий голос.

Он принадлежал худощавому старику, одетому, несмотря на тёплый день, в поношенный неопрятный плащ неопределённого то ли серого, то ли бежевого цвета и такую же затрапезную шляпу. Тёмные брюки размохнатившимися концами штанин подметали пыльные давно нечищеные штиблеты. Бомж с остаточными элементами интеллигентства, да и только!

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? Ей осталось жить несколько дней... Нет, уже не успеть изучить, понять, проникнуть в суть микромира ненавистных ему плазмы, лимфы, лейкоцитов, костного мозга... Он никогда не любил медицину, ненавидел больничные палаты, больничный халат вызывал в нём чувство страха смерти, а анализы... Он любил путешествовать, растворять, рассеивать в пространстве свои мысли и чувства, перемещать их на сотни тысяч километров, смешивать с запахом звёзд... Любил камни, любил биение их атомных решёток, рождающих холодные и тёплые рисунки на полированной, зеркальной поверхности. И ещё любил эту хрупкую, большеглазую девчонку...

1. Земля, Чечня, северо-восточнее Карамахи

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно сделать за такое ничтожное время? По местным меркам, конечно, это целая эпоха. Те же русские ухитрились за семьдесят лет свергнуть императора, устроить гражданскую войну, создать на её пепелище дивное по мощи и безалаберности государство, пережить ещё одну войну, на сей раз мировую, победить в ней, а потом разрушить свой дом в одночасье по совершенно непостижимым причинам…

В квартире кто-то побывал. Едва переступив порог, Мойше ощутил тревогу и судорожно отпрянул, прижавшись к стене всем телом. Дрожащей рукой нашарил выключатель.

Одинокая лампа под потолком медленно, словно нехотя, налилась светом. Комната выглядела нетронутой; железная кровать в углу, шкаф, стол, полка с книгами, кресло-качалка у окна, порченный молью плед. Старые часы на стене неторопливо тикали.

Оставалось почти семьдесят лет, но что можно успеть сделать за такое ничтожное время? Сознание возвращалось медленно и неохотно. Первое же непроизвольное движение — попытка протереть глаза. Рука, одетая в перчатку словно во вторую кожу, скользнула по сферической поверхности шлема и безвольно опала. В левом глазу отражались зеленые сплохи от панели управления, правый же был залеплен чем-то темным и противным на вид.

Pages